Страница 25 из 58
– Вы, похоже, забыли, что жить мне осталось максимум полгода, – сухо напомнил Косден.
– Время, как и все остальное, – понятие относительное, – возразил мистер Саттерсвейт. – Эти шесть месяцев могут оказаться в вашей жизни самыми долгими и насыщенными.
Но и это замечание умудренного жизненным опытом старика молодого человека не убедило.
– Я знаю, что вы, окажись в моем положении, задумали бы то же самое.
Мистер Саттерсвейт покачал головой:
– Нет, никогда. Во-первых, не хватило бы мужества. Чтобы решиться на самоубийство, нужно иметь огромную силу воли и мужество. У меня же нет ни того, ни другого. А во-вторых…
– Ну, продолжайте же!
– Во-вторых, мне всегда хотелось знать, что будет завтра.
Энтони Косден рассмеялся и вскочил со скамьи:
– Спасибо вам, сэр. Спасибо за наш разговор. Я много чего вам наговорил. Прошу, забудьте.
– А завтра, когда станет известно о вашей гибели, я тоже должен молчать? И полиции о том, что это было самоубийство, не говорить?
– Как хотите. Вы наконец-то поняли, что вам меня не переубедить. Я очень рад.
– Молодой человек, я не собираюсь держать вас за руку и ждать, когда вы передумаете, – мягко произнес мистер Саттерсвейт. – Рано или поздно вы все равно решитесь. Но могу заверить, что сегодня вы не погибнете. Вы же не хотите, чтобы меня потом обвинили в убийстве. Ведь все будут считать, что с обрыва столкнул вас я.
– Да, вы правы, – согласился мужчина. – А вы что, здесь остаетесь?
– Ну конечно! – воскликнул мистер Саттерсвейт.
Энтони Косден рассмеялся:
– Ну что же, придется повременить. Ничего не остается, как идти в отель. Так что мы с вами, я думаю, еще увидимся.
Мистер Саттерсвейт остался один. Он долго смотрел на море, а потом вдруг тихо произнес:
– А что дальше? Интересно, что будет с ним?
Он поднялся и подошел к самому краю обрыва. Внизу, под его ногами, плескались волны. Вскоре ему надоело на них смотреть, и он, развернувшись, медленно побрел в сад. Проходя мимо старой виллы, мистер Саттерсвейт невольно бросил взгляд на ее закрытую ставнями дверь и подумал: «Так кто же все-таки жил здесь?» Не в силах сдержать себя, он поднялся по разрушившимся от времени ступенькам крыльца и, взявшись рукой за ставни, легонько потянул их на себя…
Каково же было изумление мистера Саттерсвейта, когда при его легком усилии ставни приоткрылись. Он постоял немного, потом резко распахнул их и тут же с возгласом удивления отпрянул назад – за стеклянной двустворчатой дверью стояла женщина и в упор смотрела на него. На ней было черное платье, а на голове – черная кружевная мантилья.
Мистер Саттерсвейт был так растерян, что обратился к ней на итальянском языке вперемежку с немецким. Не зная испанского, он не сообразил, чем его заменить. Запинаясь, мистер Саттерсвейт извинился за свой бестактный поступок. Женщина продолжала молчать. В такой ситуации ему ничего не оставалось, как уйти.
Он уже подходил к калитке сада, когда за его спиной раздался резкий окрик на английском:
– Вернитесь!
Это прозвучало как команда, которую хозяин дает своей собаке. Мистер Саттерсвейт замер, потом быстро развернулся и медленно пошел назад. Как ни странно, но он даже не возмутился.
Незнакомка по-прежнему стояла в дверях. Когда мистер Саттерсвейт подошел, она с ног до головы оглядела его.
– Вы – англичанин, – спокойно произнесла она. – Мне так кажется.
Мистер Саттерсвейт вновь извинился.
– Если бы я знал, что вы англичанка, то нашел бы слова для объяснений. Еще раз прошу простить меня за столь бестактный поступок. Уверяю, что мною двигало только любопытство. Мне очень хотелось увидеть, что внутри этой красивой виллы.
Неожиданно женщина рассмеялась:
– Ну, если вам так сильно хотелось, то заходите. – И она посторонилась, пропуская гостя в дом.
Мистер Саттерсвейт, ощущая приятное волнение, вошел в комнату. В ней было темно, так как окна комнаты снаружи закрывали ставни. И все-таки ему удалось разглядеть, что мебели в ней почти нет, а та, которая стояла, была старая и сильно запыленная.
– Не сюда, – сказала ему дама в черном. – Дело в том, что этой комнатой я не пользуюсь.
Она направилась по коридору. Мистер Саттерсвейт последовал за ней. Пройдя на другую половину дома, они вошли в залитую солнечным светом комнату. Из ее открытых окон открывался вид на море. Мебель была такой же старой, как и в той, где он только что побывал. На полу лежали потертые, некогда очень красивые ковры. Угол комнаты перегораживала огромная ширма из кордовской цветной кожи. На столе и комоде стояли вазы с живыми цветами.
– Выпьете со мной чаю? У меня чудесный чай.
Она вышла из комнаты, крикнула что-то по-испански и, вернувшись, села на диван напротив мистера Саттерсвейта. Теперь он мог хорошенько разглядеть ее.
Это была высокая, смуглая брюнетка, хоть и немолодая, но очень красивая. Черты лица и взгляд выдавали сильную личность. Как только она вернулась, в комнате будто стало светлее. Глядя на нее, он чувствовал, как на душе становится теплее. «Да, в ней столько внутренней силы, что хватило бы на двоих, – подумал англичанин и тут же вспомнил об Ольге, своей протеже. – Это – как раз то, чего так ей не хватает. Какая чудная получилась бы из этой женщины Изольда! Ей для этого даже голос бы не потребовался!»
И тем не менее в присутствии хозяйки виллы мистер Саттерсвейт чувствовал себя несколько напряженно. К женщинам, способным подавлять волю других, он всегда относился с опаской.
Загадочная дама в черном, подперев руками подбородок, в упор разглядывала гостя.
Наконец, словно приняв какое-то решение, она тряхнула головой и заговорила:
– А я вашему приходу рада. Сегодня мне так хотелось хоть с кем-нибудь поговорить. Но вам это не в диковину.
– Простите, не понял…
– Я хотела сказать, что вы из тех, кто вызывает к себе расположение и желание открыться. Разве не так?
– Ну… Возможно, вы правы. Видите ли…
– Каждый готов поделиться с вами самым сокровенным, – прервала его женщина. – Это потому, что у вас психика, сходная с женской. Вы знаете все, что мы, женщины, чувствуем, что думаем. Вы способны правильно понять любой наш поступок. От вас ничего невозможно утаить. Вы видите нас насквозь.
Крупных размеров молодая служанка-испанка, улыбаясь, вошла в комнату. Она принесла чай. Ее хозяйка тотчас замолчала.
Чай и в самом деле оказался очень вкусным и ароматным. Мистер Саттерсвейт пил его маленькими глотками, испытывая истинное наслаждение.
– Вы здесь живете? – поставив чашку на стол, спросил он.
– Да.
– Но, как я понял, не круглый год. Ведь дом большую часть времени заперт. Во всяком случае, так говорят.
– Нет, я здесь живу постоянно. И значительно дольше, чем можно себе представить. Но в доме я пользуюсь только двумя комнатами.
– И долго вы в нем живете?
– Вот уже двадцать два года, как он принадлежит мне. Но я поселилась в нем на год раньше.
– Это очень долго, – заметил мистер Саттерсвейт и тут понял, что сказал глупость.
– Что – год или двадцать два года?
– Ну, зависит от того, как на это посмотреть.
Она кивнула:
– Вот именно. То были различные периоды времени, совершенно не связанные друг с другом. Который из них был для меня длиннее, а какой короче, даже я не могу сказать. – Она задумалась, а потом с улыбкой произнесла: – Я давно ни с кем не разговаривала. Целую вечность! Но почти не жалею. Итак, вы подошли к дверям моего дома. Вам очень хотелось посмотреть, что же внутри. Когда вам очень хочется, вы всегда так поступаете. Открываете ставни человеческих душ и, если не получаете отказа, заглядываете в них. Не так ли? От вас ничего не скроешь. Если вы и строите догадки, то одна из них обязательно окажется верной.
Мистер Саттерсвейт ощутил непреодолимое желание открыться этой умной и проницательной женщине.
– Видите ли, мне уже шестьдесят девять. Я накапливал жизненный опыт, наблюдая за другими. Иногда мне бывает горько это сознавать. Но утешает то, что опыт я приобрел огромный.