Юрий II Всеволодович

В большом гневе мы были. И стали бояр своих горячить: станем биться и добро все поделим, коней, оружие, порты, никого из супротивников в живых не оставим, хоть и в золотом оплечье, а кто убежит из боя, того поймаем и повесим или распнем.

Тут Юрий Всеволодович споткнулся мыслью. Мороз его продрал от таких воспоминаний. Позорно было самохвальство такое. Даже и города они с Ярославом поделили, что - ему, что - мне, что - Святославу. О, неразумие младое! А как вострубили полки Константина, уже убоялись и бечь хотели даже. Но Константин нам еще раз - мир. Тут мы оправились и очень на плетень свой надеялись, последнего мира не приняли. Сшиблись. Пошли брат на брата, рабы на князей, господа на рабов.

...Если б не Ярослав... Это он меня разжигал. Я ему помогать кинулся. А он мне теперь отплатил добром? Сидит себе! Думает, его ничего не коснется? Вот так соратник! Кто знает, кабы не он, может, и не стал бы я с Константином враждовать? Был я тогда счастлив, и не было зла во мне. Только глупость. Ярослав меня в тенета заманил. Он буен. Аль я хуже? Уж как он во мне ревность пробуждал! Слякоть ты, говорит. Пошто, говорит, свое, батюшкой тебе завещанное, из рук выпускаешь? Ему-то самому, конечно, деваться некуда было. А я все равно через два года престол обратно получил бы после смерти Костиной. Но кто же знал, что так близко? Нетерпеж был непостижимый.

А Мстислав новгородцев распаляет: братья, мол, станем твердо, не озираясь, забудем дома, жен и детей!.. Твои-то же дом и дети в это время вдали и в безопасности... Новгородцы сапоги с себя поснимали и босы на нас выскочили - так ты их словами возбудил. Жажда ратная тебя прямо распирала. Глядь, и стяг Ярослава подсекли! И через наши с ним полки ты проехал трижды, топором всех вокруг сокрушая. Косили нас, как колосья на ниве. Шел бой велик, и досеклись до обоза. Мы с Ярославом - в бегство. А ты, Мстислав, не велел своим задерживаться, добычу брать, мертвых обдирать. Догоняйте их, сказал, а то вернутся, сомнут нас. Но сам знал, что мы не вернемся! И сколько побил народу ни за что!.. Все козни Ярослава - ему так и говорили: все ты, мол. Но не он один. Ты, Мстислав, - тоже. Везде-то порядок наводишь, всюду суешься, без тебя - никак. Тоже гордынник немалый. Ну, на Калке тебе потом все отплатилось. Тем же позором. А тогда крики раненых слышны были мне и возле Юрьева-Польского, как мчался я, коней переменяя и даже потник потеряв. Дюж я, прямо сказать, толст, телом тяжек. Это старость меня подсушила. Ярослав тоже на пятом коне прискакал в свой Переяславль, новгородцев, какие там оказались по торговым делам, в погреба потискал, где они и задохлись от множества своего и тесноты. Злодейства и крови не мог насытиться.

Сколько же стыда пришлось пережить! Никогда не забудется. И кто всех виновнее: Ярослав, Мстислав-судия или Костя покойный? Не начни он тогда междоусобия, не разрушил бы единства князей, может быть, и на Калке бы устояли, не смогли бы одолеть русичей пришлые супостаты?.. И может быть, сейчас не леденило бы душу ночную столь одинокое одиночество!.. Конечно, все мы христиане и призываемся прощать друг другу и любовию братской побеждать сважение дьяволово. Но лучше бы не было обид и нечего было прощать. Потому что любовь, которая даже и сумела простить, это совсем-совсем другое. Уязвления душевные не бесследны, о нет!

Что из пережитого память удерживает дольше во времени - радостное и доброе или обидное и злое? Отчего столь краток миг победы и торжества, а утраты сердца, мгновения стыда и поругания тянутся вечность? Немало случалось в жизни счастливых дней - хоть постриг, хоть первый победный поход, хоть то же двухкратное посажение на отчий стол, но каждый раз, как дни эти проходили, оставалось на сердце ощущение пустоты и думалось, что самые-самые важные события в жизни еще впереди. А вот страдания и смерть матери постоянно вживе, сердце каждый раз словно варом окатывает, как вспомнишь ее остатние несчастные дни. И нескончаемо будет жечь позор Липицы. Не просто позор поражения на поле боя.

Он удирал с берегов Липицы на неоседланном коне босой и в одной сорочице - княжеское облачение, доспехи, оружие остались в шатре. Не будь он в таком беспамятстве, хоть ту злосчастную грамоту захватил бы, скрепленную восковыми княжескими печатями. Эх, наверное, и распотешились Мстислав с Константином, читая, как братья Всеволодовичи разделили меж собой русские земли!..

А как он прибыл в свой стольный город на четвертом коне? Со стен Владимира смотрели, не узнавая его, старцы и дети, женки и люди духовного сана - думали, что это гонец принес им весть о славной победе их великого князя. А разглядев его, услыхав его призыв затворить город и готовиться к бою, в ужас пришли: уж не безумен ли великий князь? Плач и стенания жителей провожали его, когда ехал он к своему дворцу. Конь его с отвислыми боками шатался на ходу, великий князь восседал на нем понуро, будто побитый за низкие проступки смерд. И все-все были виноваты: соболезнующие жители Владимира, дружинники, братья. На всех соделался зол.

Вот тогда он и понял, как быстро переменяется отношение к побежденному. Когда подходил к городу Константин со своими ростовцами, его встречали все люди и священноначалие, радость изъявляя, с объятиями и целованием. Знать, недаром на мольбу своего князя: затворимся, авось отобьемся! - отвечали: с кем затворимся, князь? Самые сильные полки избиты, иные пленены, ты сам прибежал бос и без оружия. Чем станем обороняться? И хоть все клокотало в нем и шептал он: предатели, - умом понимал: правы они. Вот так вместе: и виноваты и правы.

Брат Константин, любивший его, детей своих вскоре ему доверивший, пыток и казнь ему устраивал милостию своею: не кинулся на город, а стоял, ждал. Чего? Чтоб вышли с целованием, а свергнутый великий князь зрил бы сие. И он зрил, круша зубы в скрыжении.

Даже ночью, когда вдруг отчего-то запылал княжий двор и Юрий со злострастием недвижно глядел на это, ни полки ростовские, ни новгородские не вошли, Константин и Мстислав удержали их. Город пылал до рассвета. Княгиня Агафья сказала:

- Не сносить платна без пятна, лица без сорому. Иди, сдайся на милость победителей, брат ведь все-таки!

И он послал боярина Творимира к князьям с поклоном: не трогайте, скажи, его, он завтра уедет. Творимир, который вообще был против Липицкой битвы и призывал с миром отойти, потому что больно уж высоко почитал полководческий дар Мстислава, долго топтался, пыхтел, но все- таки пошел, и отблески пожара освещали ему дорогу.

Наутро Константин в виду почерневшего, в дымящихся развалинах города великодушно захотел утишить побежденного, призвал его к себе, объявил наследником великого княжения. Бледная улыбка криво сидела на губах брата, видно было, что и ему тяжко от содеянного, и ему не забыть искалеченных, недобитых, мертвых русичей, что лежат сейчас по берегам Липицы, на Авдовой горе, на Юрьевой горе, уткнувшись головами в ручей между горами.

Прорастают травы, и всходят цветы, красна теплом и радостна светом Фомина неделя - время свадеб, и стоит над недвижными телами суженая в белом саване. Свадьба устроена, меды изварены. На небесах ждет Целительница безвозмездная, Поручница сраженных, Попечительница душ, восходящих к Отцу.

Угнетенный смирением, проглотив унижение, Юрий поклялся в дружбе старшему брату и обещал забыть прошедшее.

А Мстислав туготелесный сидел, подбоченясь, на могутной лошади впереди железного полка латников, добыв себе новую честь и славу, собою здрав и доволен, косил сверху глазом:-по его делается?

Но мало ему показалось. Возведя Константина на престол владимирский, отправился в Переяславль, где, кипя и булькая и мщение измышляя, затворился Ярослав. Прибыв с полками, потребовал у зятя своего дочь обратно: не хочу, чтобы она жила с князем столь жестокосердным!

Долго пересмеивались по всем княжествам, вспоминая деяние Мстислава и то, как, проспав, извивался, умоляя жену ему оставить и дары предлагая: что, мол, не бывает промеж родни, я и так, мол, наказан! Вся спесь с него слетела. Дары были с важностию приняты, но Феодосия у Ярослава все-таки отнята, как оказалось впоследствии, не навсегда.