Долина Сеннаара

- Лицом к стене, - один из охранников подтолкнул его в глубь комнаты.

Дауд подошел к стене. Сзади послышался звук удаляющихся шагов и закрывающейся двери. Через минуту шаги затихли, и Дауд повернулся, подняв наконец-то голову. Глаза понемногу привыкали к полумраку. Осмотревшись по сторонам, он обнаружил, что находится в довольно большой, шагов десять на десять, комнате, из чего можно было сделать вывод, что она не была предназначена для содержания обычных заключенных. Из утвари здесь находились лишь дубовая лавочка, да ведро с водой. Зачерпнув ладонью из ведра, Дауд умылся и немного отпил. Вода была довольно чистая. Дауд сразу почувствовал себя чуть-чуть свежей, хотя голова продолжала немного  гудеть. Ему никогда раньше не приходилось прибывать в подобных местах, и он, немного растерявшись, прошелся взад - вперед. Слева на стене находилось маленькое, по всей вероятности предназначенное для вентиляции окошко, сквозь которое в помещение проникало немного солнечного света. Дауд подошел к окошку и, подпрыгнув, попытался заглянуть наружу. На самом деле он не рассчитывал увидеть там ничего особо интересного, скорее это была просто потребность чем-то себя занять, пока мысли не соберутся в порядок. Ничего не увидев, он все же решил подтащить к окошку лавочку, и с её помощью забраться повыше. Лавочка не была прикреплена, поэтому Дауд без труда перенес ее под окно. Забравшись на неё, он достал до края каменного подоконника и, подтянувшись, заглянул в оконный проем. Как и следовало ожидать, в окне  виднелся лишь  небольшой кусочек неба, хотя теперь можно было, по крайней мере, ориентироваться во времени суток.

Поставив лавочку на место, Дауд уселся, прислушиваясь к собственным ощущениям. Несмотря на всё произошедшее он все же чувствовал себя достаточно спокойно, для того чтобы не поддаться истерике. Внутренний голос говорил ему, что все еще возможно не так плохо, как кажется, и наверняка скоро все прояснится. Дауд не чувствовал себя виноватым, и это придавало ему немного спокойствия.

Просидев так в раздумьях с полчаса, Дауд снова почувствовал острую необходимость занять себя делом. Дома он мог, иногда по полдня проводить в безделье, не замечая как бежит время, однако здесь было все по-другому. Минуты ожидания растягивались до невероятных размеров, и время, проведенное здесь, уже стало казаться вечностью. Не выдержав, он снова поднялся и стал ходить по комнате, меряя её шагами.

Блуждая взглядом по пустому помещению, Дауд обратил внимание на стены, выложенные из огромных каменных блоков, на которых, местами, виднелись затертые и выцветшие от времени надписи нацарапанные чем-то твердым. Дауд подошел поближе и принялся внимательно изучать автографы оставленные, вероятно, его предшественниками. В основном надписи были неразборчивы, наполовину стертые временем, но попадались и довольно свежие, написанные, однако, кое-как, явно на скорую руку. Это навело Дауда на мысль, что скорее всего, в этом помещении надолго никто не задерживался. Он  попытался разобрать одну из таких надписей. Надпись грозила какими-то проклятиями и оскорблениями. Больше в ней разобрать что-либо было крайне затруднительно. Погладив пальцами по шершавому холодному камню, Дауд принялся более тщательно обследовать стену. Смахивая пыль, паутину и копоть, он обнаружил еще несколько сравнительно новых надписей. В одной из них говорилось, что люди должны защитить Вавилон от Нимрода, в другой - что Нимрод – проклятие, посланное погубить человечество. Попадались и послания написанные знаками, которые Дауд вообще видел впервые в жизни. Присмотревшись внимательней, он отметил, что некоторые надписи содержали либо сходный, либо один и тот же символ, который, как и сами послания, выцарапывался тем, что под руку попало, от чего и  получался у всех немного по-разному.

Все эти надписи показались Дауду довольно странными. Путешествуя в самые отдаленные уголки за пределы империи, ему ни разу не приходилось видеть ни одного более величественного, или хотя бы даже приближенного по своему могуществу к Вавилону государства. Величие же Вавилона можно было связать только с одним именем, упоминание которого должно было неизменно вызывать чувство глубокого уважения, и этим именем было имя несомненного гения, опередившего свое время, - Нимрода. Еще более странными казались эти надписи в связи с тем, что Дауду никогда ранее не приходилось слышать неуважительных слов о Нимроде. И уж совсем в голове не укладывалось, что имя Нимрода может стоять в одном ряду с проклятиями. «Быть может, здесь какое-то время содержали сумасшедших», - подумал было Дауд, но поразмыслив, засомневался в этом, так как не встречал такого количества сумасшедших страдающих одним и тем же расстройством. Здесь явно было что-то другое. Дауду не приходило в голову ничего, что могло бы хоть как-то объяснить такое количество подобных  высказываний в адрес Нимрода. Вдруг его взгляд привлекла одна полу затертая надпись.

Подойдя поближе и протерев стену ладонью, он с удивлением увидел выбитое рядом с загадочным знаком знакомее имя. На стене было выбито что-то вроде - «Его желание подняться к небу стало так велико, что камнем повисло на шее, затягивая все глубже в бездну.  Рашид Сапр».

Имя Рашида Дауд хорошо помнил. Это был удивительный в своей проницательности человек, который основал в свое время одно из самых прибыльных предприятий города и успешно занимался развитием торговых отношений с далеким Востоком. Многие уважаемые люди в городе считали за честь провести несколько часов, беседуя с ним на самые разнообразные темы, однако, в какой-то момент Рашид стал все меньше появляться на людях, чаще пребывал в отъездах и, казалось, совсем потерял интерес к ведению своего  хозяйства. Несколько раз его приглашали во дворец на государственную службу, но он всякий раз ссылался на занятость и пошатнувшееся здоровье. Через некоторое время он бесследно пропал в своей очередной экспедиции. Еще долгое время ходили самые разные слухи о его исчезновении: одни поговаривали, что он просто переехал жить на Восток, другие, будто его караван был разграблен племенами диких варваров, а некоторые даже рассказывали о том, что Рашид нашел дорогу в некий небесный город и остался там навсегда. Так или иначе, но больше о нем никто ничего не слышал. «Ерунда какая-то», - Дауд отошел от стены и присел на лавочку.

В коридоре раздались приближающиеся шаги. Дауд машинально посмотрел на дверь. Засов со скрипом отодвинулся, щелкнул замок, и дверь в комнату раскрылась.

Внутрь вошли два вооруженных охранника и заняли позицию у входа. За ними вошли еще трое, один в военной форме, и двое, по виду похожие на государственных служащих.

- Дауд Навин Сати? Я правильно к вам обращаюсь? – спросил один из вошедших, одетый в серую мантию.

- Да это я.

- Меня зовут Камал, я следователь по вашему делу, а это Сандип, он будет записывать наш разговор. Дауд, скажите, вы знаете причину вашего пребывания здесь?

- Да, я догадываюсь, что может быть причиной моего задержания.

- Вот и хорошо, тогда давайте сразу перейдем к делу.

- И что же вы хотите от меня услышать?

- Скажите, Дауд, слово сабаты вам знакомо?

- Нет, впервые слышу, что оно означает?

- Вы хотите сказать, что никогда раньше его не слышали?

- Нет, не слышал, а даже если где-нибудь и слышал, это что, преступление?

- Дауд, я задал конкретный вопрос, и хотелось бы получить на него конкретный ответ. Ответы вроде, - «может быть», «даже если и слышал, что здесь такого», могут очень плохо повлиять на вашу участь. Вы наверно плохо представляете, в каком сейчас находитесь положении.

- Да это верно, если бы меня пригласили более цивилизованным способом, я имел бы более полную картину своего положения.

- Дауд, вы нас здорово развеселили, - усмехнувшись, Камал переглянулся с Сандипом. - Вы находитесь в отделе по делам антигосударственной деятельности, и обвиняетесь  сразу по нескольким статьям, причем каждая из них в качестве наказания предусматривает смертную казнь. Сюда не приглашают более цивилизованными методами. Кстати могу сразу остудить ваш пыл, из этой комнаты в город никто не возвращается. Самое лучшее, что вам светит, это работы на Башне, на самых верхних её этажах, поэтому советую, относиться к моим вопросам посерьезней.