Страница 102 из 143
Таким образом, свершилась великая провокация, которая ставит на карту судьбу отечества».[241]
Этой выдумкой Завойко позднее недобросовестно воспользовался генерал Алексеев в своей кампании лжи против Временного правительства и меня лично.
Признания Деникина и Сидорина, как и мемуары Финисова, опубликованные в 1936 и 1937 годах, не оставляют сомнений в том, что в деле Корнилова именно генерал Алексеев играл центральную роль, свет на которую впервые пролил Милюков в письме, датированном 12 сентября 1917 года. Он был главным соперником генерала Корнилова и других руководителей готовящегося переворота, включая Сидорина и Крымова. Он также подготовил политические обоснования для захвата Корниловым власти. В критические дни мятежа он постоянно поддерживал связь с генералом Корниловым через генерала Шапрона, зятя Корнилова.[242]
Утром 28 августа, отдав приказ генералу Сидорину прекратить подготовку фиктивного большевистского восстания, Алексеев в сопровождении Милюкова посетил меня, с тем, чтобы предложить себя в качестве посредника между мной и Корниловым. И он, и Милюков полагали, что это будет на руку Корнилову, в неизбежную победу которого они твердо верили. Позднее тем же днем Алексеев пригласил к себе Маклакова и попросил его немедленно отправиться в Ставку на совещание по созданию правительства во главе с Корниловым. Маклаков так пишет об этом:[243]
«…Генерал Алексеев позвонил мне по телефону и попросил встретиться с ним. Встреча состоялась в его поезде. В отличие от меня, он считал, что часы правительства сочтены. По его словам, речь просто идет о том, какие решения примет Корнилов после победы. Он попросил высказать мое мнение по этому вопросу. Его «оптимизм» я не разделял, и мнение о создавшейся ситуации сложилось у меня некоторое время назад. Я считал, что ключевую роль играет не личность, а характер режима. Если настойчиво поддерживать состояние «революции», то (революционный) процесс будет продолжаться, и заговор неизбежно рассыплется как карточный домик. Следовательно, если Корнилов желает показать, что он сильнее правительства, и если он намерен положить конец революции, ему следует вступить на путь соблюдения «законности». Законность эта исчерпала себя с отречением Великого князя Михаила, и, следовательно, придется сделать шаг далеко назад. Он будет вынужден руководствоваться манифестом об отречении императора Николая II, который является последним актом законности, восстановить монархию, конституцию и народное представительство; ему следует согласиться с неизбежностью управлять в духе конституции… Если новое правительство, которое вы хотите поставить вместо нынешнего, будет по-прежнему «революционным», оно недолго продержится. В заключение я сказал ему: «Не странно ли, что наши роли поменялись? Вы, генерал, адъютант императора, член его свиты, выступаете против монархии. Я же, член оппозиции, ее отстаиваю». «Вы правы, — произнес генерал. — Я против монархии потому, что слишком хорошо знаю ее». Это замечание произвело на меня сильное впечатление. «Возможно, — заметил я, в свою очередь, — но я разбираюсь в наших политиках лучше, чем Вы, и потому не ожидаю ничего путного от вашей затеи…»
В своей книге, посвященной событиям в России осенью 1917 года, французский дипломат Фернан Гренар, который жил в то время в России, писал следующее:
«Союзники России были ослеплены желанием любой ценой заставить ее продолжать войну. Они были неспособны осознать разницу между возможным в то время и невозможным. Своими попытками изолировать Временное правительство от народа страны они все больше играли на руку Ленину. Они не могли понять, что дальнейшее участие России в войне будет неизбежно сопровождаться внутренней междуусобицей и нестабильностью переходного периода. Своими назойливыми призывами — почти что приказами, обращенными к Керенскому, о восстановлении нормальной жизни в стране, они демонстрировали неспособность видеть реальные условия, в которых он работал, и лишь вносили дополнительную сумятицу, которую он пытался преодолеть».[244] Брюс Локкарт, который во время войны служил в британском консульстве в Москве, придерживался таких же взглядов на политику союзников в отношении России.
Подлинные намерения союзных держав в отношении Временного правительства после падения монархии станут известны лишь после того, как будут опубликованы секретные документы соответствующих стран. Тем не менее один вывод можно сделать уже сейчас: продолжение Россией войны против Германии после падения монархии привело отнюдь не к противоборству России и ее союзников, с одной стороны, против Германии и Ленина, — с другой, а к созданию противоестественного треугольника: Россия и Временное правительство, Корнилов и союзники, Людендорф и Ленин.
Сам Корнилов покинул сцену 30 августа, однако и после этого его сторонники продолжали попытки подорвать позиции Временного правительства.
Одну вещь упустили из виду союзники, когда стали оказывать поддержку Корнилову. Им и в голову не приходило, что, захватив власть, военный диктатор не будет способен продолжить империалистическую войну, что все его силы поглотит гражданская война. Более того, они не понимали, что, по мнению многих русских сподвижников Корнилова, продолжение войны против Германии «после разложения армии в результате революции» было бы чистым безумием. И действительно, к осени 1917 года не только большевики, но и широкие круги либеральной и консервативной общественности, склонявшиеся в пользу Корнилова, исключали возможность победы союзников. Говоря словами Троцкого, произнесенными в самый канун Брест-Литовска, такая победа представлялась невозможной.
Казалось, что дело Корнилова ничему не научило союзников, что позорный провал заговора не заставил их пересмотреть свое недоброжелательное отношение к Временному правительству. Все выглядело так, будто кое-кто в Париже и Лондоне самым активным образом способствовал успеху дела Л юдендорфа — Ленина и падению правительства, которое в тяжелейших условиях продолжало помогать своим «союзникам» на поле брани.
25 сентября Терещенко с мрачным видом сообщил мне, что три посла союзных стран намерены вручить мне вербальную ноту. Встречу с ними я назначил на следующий день, пригласив сопровождать меня министров Коновалова и Терещенко.
Нота трех держав была зачитана дуайеном дипломатического корпуса послом сэром Джорджем Бьюкененом. Лишь однажды до этого я видел посла в таком волнении — в тот день, когда он был вынужден передать решение своего правительства об отказе предоставить царю и его семье права проживания на английской территории во время войны. Истинный дипломат, сэр Джордж всегда отличался сдержанностью и умел владеть собой. Какое же глубокое эмоциональное потрясение переживал сэр Джордж, если пальцы его дрожали, щеки покрыл стыдливый, почти что девичий румянец, а на глаза навернулись слезы. Все это было.
Рядом с сэром Джорджем сидел новый французский посол Нуланс, который считался экспертом французского сената по финансовым и аграрным вопросам. Бог знает, каким образом он оказался назначенным на пост посла. В отличие от британского дипломата Нуланс чувствовал себя превосходно и, судя по всему, испытывал удовольствие от того, что союзники наконец-то решили проявить твердость в отношении Временного правительства.
Итальянский посол Марчезе Карлотти играл роль стороннего наблюдателя. Совместная нота звучала весьма и весьма определенно: в ней содержалась угроза прекратить всю военную помощь России[245] в случае, если Временное правительство не предпримет немедленных мер, судя по всему, в духе корниловской программы для восстановления порядка на фронте и по всей стране.
Ультиматум союзников о восстановлении порядка, подорванного безрассудными действиями Корнилова, вызвал у меня возмущение. И возмущение нарастало все время, пока я слушал ноту. Меня так и подмывало взять ноту и опубликовать ее в печати вместе с объяснениями, кто помогал Корнилову и как эта помощь осуществлялась! Но такой шаг означал бы конец союзничества и вынудил бы поставить охрану у зданий посольств союзников. И я заставил себя сохранить спокойствие.
241
Керенский А. Ф. Дело Корнилова. Москва, 1918. С. 141.
242
Позднее Шапрон был генералом в белой армии.
243
Maklakov V. A. La chute du regime tsariste: Interrogatoires (completes rendus stenographiques). P. 85
244
Grenard F. The Russian Revolution. Paris, 1933.
245
Примечательно, что английским министром, ответственным за военные