Страница 103 из 143
Я возвратил ноту сэру Джорджу и предложил послам сделать вид, будто ее никогда не существовало: чтобы союзники не публиковали ее у себя дома, а Временное правительство также не проронило бы о ноте ни слова. Предложение было принято, и послы удалились, видимо, не в самом лучшем расположении духа.
Сразу после этого я отправился к послу США Дэвиду Фрэнсису и попросил его направить президенту Вильсону телеграмму со словами благодарности в связи с неучастием Соединенных Штатов в этом недружественном акте.
На следующий день Терещенко направил нашим дипломатическим представителям в Париже, Лондоне и Риме две шифровки следующего содержания: «1. Французский, английский и итальянский послы выразили желание быть принятыми совместно министром-председателем и сделали ему сообщение, в котором указывают, что последние события внушают опасение в силе сопротивления России и в возможности для нее продолжать войну, вследствие чего общественное мнение в союзных странах может потребовать от своих правительств отчета за материальную помощь, оказанную ими России. Для того чтобы дать союзным правительствам возможность успокоить общественное мнение и внушить ему вновь доверие, русскому правительству надлежит доказать на деле свою решимость применить все средства в целях восстановления дисциплины и истинного воинского духа в армии, а равно обеспечить правильное функционирование правительственного аппарата как на фронте, так и в тылу. Союзные правительства выражают в заключение надежду, что русское правительство выполнит эту задачу, обеспечив себе таким путем полную поддержку союзников.
2. Министр-председатель в своем ответе трем послам отметил, что Временное правительство примет все меры к тому, чтобы шаг их не получил в общественном мнении страны истодкования, способного вызвать раздражение против союзников. Он указал при этом, что нынешнее тяжелое положение России в значительной степени обусловлено наследием прошлого режима, правительство которого встречало в свое время за границею поддержку и доверие, быть может, не отвечавшие его заслугам.
Он обратил также внимание на опасные последствия, которые влечет за собой колебание союзников в деле снабжения нашей армии военными припасами, причем результаты таких колебаний сказываются на фронте через два-три месяца после того, как они имели место. В отношении войны, то А. Ф. Керенский указал, что на нее в России всегда смотрели и смотрят как на общенациональное дело, а потому он считает излишним настаивать на жертвах, понесенных русским народом.
Империализм центральных держав представляет наибольшую опасность для России, и борьба с ним должна вестись в тесном единении с союзниками. Россия, более других потерпевшая от войны, не может закончить ее, не обеспечив своей территориальной неприкосновенности и независимости, и будет продолжать борьбу, каково бы ни было международное напряжение. Относительно мер к восстановлению боевой способности в армии, министр-председатель указал, что эта задача приковывает все внимание правительства и что сегодняшняя поездка в Ставку его военного министра и министра иностранных дел вызвана именно необходимостью разработки соответствующей программы. В заключение А. Ф. Керенский отметил по поводу коллективного характера выступления послов, что Россия все же является великой державой».[246]
Эти телеграммы вызвали переполох в правительствах союзных стран. Через несколько дней представители России сообщили в телеграммах о своих встречах с министрами иностранных дел в столицах трех союзных держав. Наиболее полным и содержательным было сообщение нашего поверенного в делах в Лондоне Набокова о его встрече с министром иностранных дел Англии А. Дж. Бальфуром: «Согласившись на Вашу телеграмму за № 4461, я сообщил Бальфуру о ее содержании. Я напомнил ему, что в начале августа на последней межсоюзнической встрече состоялся обмен мнениями о совместном демарше послов в Петрограде и что тогда при поддержке Томаса я смог убедить союзников в несвоевременности и вреде такого шага. Я сообщил Вам об этом в телеграмме за № 620. Крайне прискорбно, сказал я Бальфуру, что мне заранее не сообщили о готовящейся акции. Бальфур заявил, что общественность о ней не будет информирована. Строго конфиденциально он сообщил, что лично выступил против такой идеи и сожалеет, что миссия передать заявление вашему правительству легла на Британского посла, как дуайена дипломатического корпуса. Обратите внимание, сколь неуклюже Бальфур пытается «снять с себя ответственность» и взвалить ее на плечи других союзников, из его тщательно подобранных слов я сделал вывод, что сама инициатива исходит не отсюда. Союзники, как я полагаю, осознали свою ошибку, и считаю, что, чем скорее об этом прискорбном инциденте можно будет забыть, тем лучше…»
Терещенко направил русскому послу в Вашингтоне специальное уведомление следующего содержания: «Сегодня министр-председатель принял послов Англии, Франции и Италии, которые от имени своих правительств сообщили о необходимости принять меры для восстановления боеспособности армии. Такой шаг не мог не произвести на Временное правительство крайне неблагоприятного впечатления, учитывая особо то обстоятельство, что наши союзники полностью осведомлены о неустанных усилиях правительства при ведении войны против нашего общего врага. Прошу вас Строго доверительно передать Лансингу, как высоко Временное правительство оценило воздержание американского посла от участия в упомянутом коллективном шаге».
Как выяснилось, уверенность Набокова в том, что союзники осознали свою ошибку, оказалась безосновательной. Изменений к лучшему в отношении союзников к новому, демократическому правительству в России не произошло. Союзники были полны решимости не поддерживать с Россией связей, основанных на доверии и дружбе, до тех пор, пока власть не перейдет к сильному военному диктатору. Американцы также сделали выбор в пользу такой политики, которая толкнула Россию к Брест-Литовску и привела всю Европу к последующим потрясениям. Следующее описание перемен в поведении Америки, сделанное американским исследователем, в комментариях не нуждается: «В августе 1917 года Соединенные Штаты приняли решение отказать в поддержке рожденной мартовской революцией России до тех пор, пока «нормальный процесс» брожения не кончится и не будет восстановлен порядок «неограниченной военной властью». Эта политика, детище апатии и отсутствия проницательности, в дальнейшем получила новый стимул в убеждении, будто Керенский слишком обхаживает радикалов, в уверенности, будто «мы с этим поделать ничего не можем», и в выводе, будто «положит этому конец какая-нибудь сильная личность».
Игнорируя многочисленные предупреждения самых различных лиц о том, что такая политика представляет огромную угрозу Соединенным Штатам, американцы придерживались этого курса вплоть до того времени, когда в ноябре 1917 года большевики захватили власть.[247]
Наши европейские союзники прекрасно знали, что с самого начала войны Россия находилась в состоянии полной блокады[248] и что Февральская революция была результатом неожиданного развала монархии. Они знали, что исчезновение прежнего режима сопровождалось развалом всей административной машины. Они знали, что все это произошло в разгар войны, участия России в которой они так жаждали. Они знали, что революционная Россия вела напряженную борьбу, чтобы избежать уничтожения и обеспечить свое будущее. Они знали, что Россия, опираясь на волю народа, едва-едва преодолела неимоверные трудности первых недель развала и анархии и что к августу новая, народная Россия внутренне окрепла. Они знали, и об этом писал Уинстон Черчилль в своей книге «Неизвестная война», что выиграть войну без России невозможно. Они знали, что вследствие провала наступления союзных армий под руководством генерала Нивеля весной 1917 года боеспособность англо-французских войск была равна нулю. Они знали, что военные операции русских войск летом и осенью того года спасли Западный фронт и сорвали план германского генерального штаба разгромить союзников до прибытия помощи из Соединенных Штатов.
246
Цит. по: Экономическое положение России накануне Великой Октябрьской социалистической революции. М.; Л., 1957. С. 513–514. — Прим. ред.
247
Williams W. A. Russian — American Relations, 1791–1947. New York, 1952. P. 91.
248
C момента вступления Турции в войну Россия оказалась отрезанной от Средиземноморья и очутилась в состоянии полной блокады. Она получала лишь два процента своего прежнего импорта и вывозила только один процент от прежнего экспорта. Владивосток был единственным портом, открытым для связей с внешним миром. Порт Мурманска не действовал вплоть до ноября 1916 года. В эти годы почти полной блокады России Англия и Франция конечно же получали крупные поставки товаров из Канады, США, Австралии, Индии и других стран.