Страница 101 из 143
В отчаянии заговорщики вступили на путь провоцирования большевистского восстания. Вот один из фантастических эпизодов, описанный Финисовым в «Последних новостях» от 6 марта 1937 года:
«3а несколько дней до того нам точно стало известно, что большевики отложили выступление на неопределенный срок. Выступать без этого повода мы не считали возможным…Мы решили поэтому прибегнуть к крайней мере. Полки генерала Крымова продолжали двигаться к Петербургу. Не воспользоваться этим было бы преступлением. Если повода нет, его надо создать. Специальной организации было поручено… вызвать «большевистское» выступление, т. е. разгромить Сенной рынок, магазины, одним словом, поднять уличный бунт. В ответ должны были начаться, в тот же день, действия офицерской организации и казачьих полков генерала Крымова. Это поручение было возложено на генерала В. И. Сидорина, причем тут же ему было вручено 100 000 руб. на эту цель (из этой суммы ген. Сидорин истратил только 26 000 руб. на подготовку «большевистского бунта»)… Момент же искусственного бунта должны были определить мы, т. е. полк. Дюсиметьер и я, после свидания с ген. А. М. Крымовым, переслав приказ шифрованной запиской в Петербург».
В 4 часа пополудни 28 августа Финисов и полковник Дюсиметьер выехали из Петрограда, с тем чтобы переговорить с генералом Крымовым. Встретившись с ним в селе Заозерье близ Луги, Финисов и Дюсиметьер сообщили генералу о провокационном большевистском мятеже. Генерал Крымов поддержал эту идею, считая, что без выступлений большевиков в Петрограде его распропагандированные казаки на Петроград не пойдут. В 8 утра послали с мотоциклистом через Гатчину шифрованную записку генералу Сидорину с приказом: «Действуйте немедленно, согласно инструкциям».
Однако Сидорин решил вначале посоветоваться с генералом Алексеевым, который категорически воспротивился выступлению и заявил: «Если вы пойдете на такую меру, то я застрелюсь! А перед смертью оставлю записку с объяснением причин». Сидорин подчинился, отменил распоряжения и вернул «Республиканскому центру» неизрасходованные деньги… Однако несмотря на это, была все же предпринята попытка спровоцировать инцидент на Сенной площади.
Атаман Дутов позднее рассказывал Владимиру Львову, что он пытался создать видимость «большевистского» восстания, провоцируя толпу грабить магазины, но из этой затеи ничего не вышло.
Без всякого сомнения, после того как заговорщицкая организация в Петрограде отказалась от идеи фиктивного большевистского мятежа, генерал Алексеев понял, что «удачное наступление» на столицу провалилось и следует немедленно прекратить все дальнейшие военные операции.
В 11.00 29 августа полковник Барановский передал мне донесение от командира гарнизона в городе Луга полковника Вороновича, в котором сообщалось, что казаки под командованием генерала Крымова отказались идти на Петроград и выступили с угрозами в адрес своего командующего. Было крайне важно не допускать каких-либо противоправных действий в отношении генерала, и я направил в Лугу друга Крымова полковника генерального штаба Самарина, с тем чтобы он доставил Крымова в Петроград ко мне в Зимний дворец. Сообщив об этом полковнику Вороновичу в Лугу, Самарин отбыл в Ставку Крымова.
Лишь в 1936 году я узнал, что по пути в Лугу Самарин посетил штаб-квартиру генерала Алексеева с целью получения «инструкции».[239] Генерал Алексеев «санкционировал» мой приказ доставить Крымова в Петроград, добавив, что перед этим желал бы переговорить с Крымовым.
В течение всей ночи 30 августа Крымов консультировался с Алексеевым. О своем прибытии в Петроград он сообщил мне лишь утром в 10 часов. На моем разговоре с Крымовым присутствовали товарищи военного министра — генерал Якубович и генерал Туманов, а также председатель Чрезвычайной комиссии для расследования дела Корнилова И. С. Шабловский.
Генерал Крымов, честный и мужественный солдат, начал беседу с заявления о том, что его корпус двигался к Петрограду с целью помочь Временному правительству и никаких враждебных действий против правительства проводить не планировалось. Видимо, под воздействием ночного разговора с генералом Алексеевым, он постарался утаить цель продвижения к столице, повторив фальшивую версию, пущенную в ход друзьями Корнилова. Однако ложь натуре Крымова претила. И он тут же, перестав запираться, достал сложенный пополам листок бумаги и произнес: «Это — приказ».
Прочитав приказ за № 128, я вручил его председателю комиссии. Генерал Крымов далее признал, что в начале августа он находился в Ставке, где тогда разрабатывались военные мероприятия, связанные с движением к столице. Он также сообщил, что, согласно плану, принятому тогда, предполагалось поделить город на отдельные военные сектора и что он был назначен генералом Корниловым на пост командующего специальной «Петроградской армией».
Я уверен, что положение для него стало невыносимым, ибо он почувствовал себя безнадежно запутавшимся в сетях лжи. Он, во-первых, не заявил откровенно о своей причастности к делу, а, во-вторых, параграф 4-й приказа начинался с лживого заявления относительно большевистских бунтов в столице.
Я задал ему вопрос, почему он прибег к этому очевидному вымыслу. Ответ его был расплывчатым, — видимо, он не пожелал бросить тень на своих сообщников в столице, которые обещали организовать большевистский мятеж в канун его прибытия в Петроград.
Генерал Крымов покинул мой кабинет свободным человеком. Единственным ограничением его свободы был вызов Шабловского явиться на следующий день в 5 часов в Чрезвычайную комиссию для расследования и дать там показания. Однако генерал Крымов в комиссию не явился. Он отправился на квартиру своего близкого друга ротмистра Журавского и там застрелился. Он оставил объяснительную записку, которую передали Чрезвычайной комиссии для расследования и которая, возможно, сохранилась в архивах этого дела.
Дело Крымова помогло разоблачить двойную игру генералов. Первоначальный план имел целью захват столицы в надежде застать правительство врасплох. И даже поняв, что им не удалось провести Временное правительство, они по-прежнему придерживались своей лживой версии, даже после провала заговора. Крымов был единственным человеком, который сумел взглянуть правде в глаза. А генерал Корнилов упорно отказывался признать эту правду, яркое свидетельство этого — интервью, которое он дал французскому корреспонденту Клоду Анне.[240]
«Если бы я был тем заговорщиком, каким рисовал меня Керенский, если бы я составил заговор для низвержения правительства, я, конечно, принял бы соответствующие меры. В назначенный час я был бы во главе моих войск и, подобно вам, я не сомневаюсь, что вошел бы в Петроград почти без боя. Но в действительности я не составлял заговора и ничего не подготовил. Поэтому, получив непонятную телеграмму Керенского (с требованием прибыть в Петроград), я потерял двадцать четыре часа. Как вы знаете, я предполагал, что или телеграф перепутал, или что в Петрограде восстание, или что большевики овладели телеграфом. Я ждал или подтверждения или опровержения (телеграммы). Таким образом я пропустил день и ночь: я позволил Керенскому и Некрасову опередить себя… Железнодорожники получили приказ: я не мог получить поезда, чтобы приехать в окрестности столицы. В Могилеве мне дали бы поезд, но меня арестовали бы в Витебске. Я мог бы взять автомобиль, но до Петрограда 600 верст по дурным дорогам. Как бы то ни было, несмотря на все трудности, я еще мог начать действовать, наверстать потерянное время и исправить сделанные ошибки. Но я был болен, у меня был сильный приступ лихорадки и не было моей обычной энергии».
Во всем этом бессмысленном и противоречивом заявлении имеется лишь один пункт, соответствующий истине: моя вечерняя телеграмма с вызовом Корнилова в столицу вызвала страшный переполох в стане заговорщиков. Они потеряли голову, их охватила паника. Вот тогда-то к обращению Корнилова был добавлен лживый вводный абзац, сочиненный Завойко: «Телеграмма министра-председателя за № 4163 во всей своей первой части является сплошной ложью: не я послал члена Гос. думы Владимира Львова к Временному правительству, а он приехал ко мне, как посланец министра-председателя. Тому свидетель член Гос. думы Алексей Аладьин.
239
См. Последние новости. 1936. 14 ноября.
240
Это интервью, данное сразу после краха заговора, до ареста Корнилова, изложено в книге: Anet С. La Revolution russe. Т. 2. P. 154 (цит. по: Милюков П. Н. История второй русской революции. Т. 1. Вып. 2. С. 262–263).