Страница 100 из 143
Было это в ночь с 23 на 24 августа».[236]
Лично я не думаю, что слова Корнилова могли ввести в заблуждение участников того решающего ночного бдения. Они понимали, что генерал ведет двойную игру. Он не мог бы утверждать, будто на встрече с Савинковым «все согласовано», ибо за день до этого он обещал Савинкову и Барановскому предоставить конный корпус в распоряжение Временного правительства, не назначать генерала Крымова на пост командующего этим корпусом и не включать в него Дикую дивизию.
Однако уже 25 августа генерал Крымов в качестве главнокомандующего «особой Петроградской армии» издал секретный приказ, объявив военное положение в Петрограде, Кронштадте, Петроградском военном округе и Финляндии. Одновременно он направил командиру Дикой дивизии генералу Багратиону секретный приказ, требующий подавить в Петрограде революционных рабочих и солдат.
В конце концов вечером 24 августа генерал Корнилов нашел время для встречи с Владимиром Львовым. Львов изложил свой компромиссный план и предложил сформировать национальное правительство. Ответ генерала был довольно туманным. Он сказал, что во время Государственного московского совещания в ходе личной беседы выразил мне свою поддержку, однако я чрезмерно завишу от Советов и т. д. В заключение генерал Корнилов сказал: «Впрочем, приходите завтра в 10 часов утра для окончательного ответа». Ниже приводится отчет самого Львова об этой второй встрече:[237]«На другой день в 10 часов утра я всходил по лестнице губернаторского дома, в котором помещался Корнилов. На верхней площадке меня встретил пожилой вольноопределяющийся, плотный, высокого роста, с проседью брюнет. Он представился мне: «Завойко». Завойко извинился за Верховного главнокомандующего, прося меня подождать. Сам он, Завойко, только что вернулся с какой-то поездки. Вчера и ночью его в Ставке не было. Мы сели в зале, смежной с кабинетом Верховного главнокомандующего…
— Я хочу созвать Земский собор, — сказал мне Завойко. Я посмотрел на него с удивлением и подумал:
— Кто такой господин Завойко, который собирается созывать Земский собор.
Пока Завойко излагал мне свои взгляды на Земский собор, дверь кабинета отворилась.
Я вошел в кабинет к Корнилову и сел бок о бок с ним у письменного стола. Корнилов начал мне говорить твердо, уверенно. В нем не заметно было вчерашней нерешительности.
— Передайте Керенскому, — сказал мне Корнилов, — что Рига взята вследствие того, что предположения мои, представленные Временному правительству, до сих пор им не утверждены. Взятие Риги вызывает негодование всей армии. Дольше медлить нельзя. Необходимо, чтобы полковые комитеты не имели права вмешиваться в распоряжения военного начальства, чтобы Петроград был введен в сферу военных действий и подчинен военным законам, а все фронтовые и тыловые части были подчинены Верховному главнокомандующему. По сведениям контрразведки, доставленным мне, в Петрограде готовится большевистское восстание между 28 августа и 2 сентября. Это восстание имеет целью низвержение власти Временного правительства, провозглашение власти Советов, заключение мира с Германией и выдачу ей большевиками Балтийского флота. Ввиду столь грозной опасности, угрожающей России, я не вижу иного выхода, как немедленная передача власти Временным правительством в руки Верховного главнокомандующего.
Я перебил Корнилова:
— Передача одной военной власти или также и гражданской? — спросил я.
— И военной и гражданской, — пояснил Корнилов.
— Вы мне позволите все это для памяти записать.
— Пожалуйста, — сказал Корнилов и протянул мне карандаш и бумагу.
— Быть может, лучше просто совмещение должности Верховного главнокомандующего с должностью председателя Совета Министров, — вставил я.
Корнилов смутился.
— Пожалуй, можно и по вашей схеме, — сказал Корнилов. — Конечно, все это до Учредительного собрания, — заметил Корнилов.
— Затем, — продолжал он, — предупредите Керенского и Савинкова, что я за их жизнь нигде не ручаюсь, а потому пусть они приедут в Ставку, где я их личную безопасность возьму под свою охрану… Кто будет Верховным главнокомандующим, меня не касается, лишь бы власть ему была передана Временным правительством.
Я сказал Корнилову:
— Раз дело идет о военной диктатуре, то кому же быть диктатором, как не вам.
Корнилов сделал жест головой в знак согласия и продолжал.
— Во всяком случае Романовы взойдут на престол только через мой труп. Когда власть будет лишь передана, я составлю свой кабинет. Я не верю больше Керенскому, он ничего не делает.
— А Савинкову вы верите? — спросил я.
— Нет, и Савинкову я не верю. Я не знаю, хому он нож хочет всадить в спину, не то Керенскому, не то мне, — отвечал Корнилов.
— Если вы такого мнения о Савинкове, отчего же вы его вчера не арестовали, когда он был здесь?
Корнилов молчал.
— Впрочем, — продолжал Корнилов, — я могу предложить Савинкову портфель военного министра, а Керенскому портфель министра юстиции.
Тут совершенно неожиданно в кабинет вошел без доклада ординарец Завойко, который перебил Верховного главнокомандующего, сказал наставительным тоном, как говорят ученику:
— Нет, нет, не министра юстиции, а заместителя председателя Совета Министров.
Я удивленно посмотрел то на Корнилова, то на ординарца. Вид у Корнилова был сконфуженный.
— Так вы мне прикажете все это передать Керенскому? — спросил я у Корнилова. Отвечал Завойко:
— Конечно, конечно, важна законная преемственность власти…
Я откланялся Корнилову и вышел из кабинета.
Завойко пригласил меня к себе завтракать; он помещался тут же в доме. Я прошел к нему и застал в его кабинете Добрынского и еще незнакомого мне господина. Завойко познакомил нас: «Профессор Яковлев».
Затем Завойко, сев у письменного стола, достал лист бумаги, на котором было что-то написано, и стал читать вслух. То был манифест Корнилова к армии, в котором Корнилов, называя себя сыном казака, брал на себя Верховную власть во имя спасения Родины. Прочтя манифест, Завойко вытащил из письменного стола еще бумагу и стал читать. То была прокламация Корнилову к солдатам. В ней солдатам обещалось по возвращении домой нарезать по 8 десятин на каждого. Оказывается, что это была аграрная программа, выработанная сидевшим передо мной профессором Яковлевым. Завойко сунул мне по экземпляру каждого. Я машинально положил их в карман, не зная, для чего он мне их дал».
Львов далее рассказал о том, как Завойко на листе бумаги написал слова «Керенский — заместитель председателя Совета Министров», а затем — фантастический состав будущего кабинета, в который должны были войти он, Аладьин и Филоненко.[238] Львов, пораженный всем происходящим до глубины души, сказал, что может быть лучше до. формирования кабинета пригласить для консультаций в Ставку разных политических лидеров. На это Завойко ответил Львову предложением пригласить в Ставку всех, кого он пожелает, и сам эцзвался оформить эти приглашения от имени Верховного главнокомандующего. В результате была послана такая телеграмма: «Генерал Корнилов приглашает видных партийных и гражданских руководителей, в том числе Родзянко, немедленно прибыть в Ставку. Предмет обсуждения: формирование кабинета. Немедленный ответ крайне желателен. За разъяснениями о числе приезжающих и времени прибытия обращаться в Ставку к князю Голицыну. Подпись: В. Львов».
Затем Завойко и Добрынский отвезли Львова на вокзал, и Завойко вновь повторил ему содержание ультиматума, который ему следовало предъявить мне на следующий вечер (26 августа).
Вручив мне корниловский ультиматум, Львов сообщил, что он, должно быть, слишком поздно провел свой разговор с Корниловым. Затем, не сказав мне ни слова, он направился к Милюкову, с тем чтобы предупредить его о возможном большевистском восстании. В ответ Милюков заверил Львова, что такого восстания не будет. В раздражении от того, что Милюков подтвердил мои слова, он выхватил из кармана обращение и прокламацию Корнилова и протянул их Милюкову. «А мне это совсем неинтересно», — реагировал Милюков.
236
Последние новости. 1937. 27 февраля.
237
Последние новости. 1920. 7 декабря.
238
Комиссар Временного правительства в Ставке, который присоединился