Женщина без прошлого

— Обращаю ваше внимание, дорогие телезрители… — Ведущий перевел подобострастный взгляд на камеру, глядя прямо в глаза невидимым избирателям. — Дебаты состоятся завтра в семь часов вечера в нашей студии! Обещаем незабываемое зрелище!

— Да, — подтвердил мэр, — и, кстати, не рекомендую гражданам отлынивать от просмотра или переключать свои телевизоры на бразильский телесериал. Тем более, что в это время все программы, кроме городской, транслироваться не будут. Между прочим, на сей раз, дабы развеселить народ, мы решили отказаться от закостеневшей формы телеспора и облечь словесное соревнование кандидатов в форму смеха, шутки и юмористического шоу. Ожидаются песни, пляски, декламация стихов и спортивная акробатика. Возможны фокусы.

— Как интересно! — заискивающе восхитился ведущий.

— В итоге победит сильнейший, — заключил мэр. — Тот, кто лучше всех поет, декламирует, танцует и показывает фокусы. Кстати, кандидатам не возбраняется приглашать своих сторонников, способных к танцам, песням и декламации. Ведь в нашем городе такие таланты проживают! Взять, к примеру, хоть бабушку Хамурапьевну: играет на балалайке без помощи рук, одним своим железным зубом. А какие мелодии выводит!.. Французы, которые на механический завод по обмену опытом приезжали, буквально плакали! Или, например, скотник зверофермы Енгалычев: выводит «Подмосковные вечера» на ногтях, которые специально вот уже три года не стрижет. Англичане рыдали! А санитарка больницы Бек-Агамалова? Она даже в Книгу рекордов Гиннесса нашей области занесена, как умеющая танцевать без помощи рук, ног и прочих частей тела. Индусы завидовали! Нет, не оскудела талантами земля русская!

— Итак, завтра в девятнадцать ноль-ноль ждем уважаемых телезрителей у экранов телевизоров!..»

Скачущие по студии лысые зайчики погасли, демократическая физиономия действующего мэра сменилась среднерусским пейзажем стандартного содержания — березки, речка, пригорок, закатная даль, скотомогильник…

— Ох и дела! — вздохнул Веня, борясь с навалившейся вдруг тоской.

Ему было ужасно неуютно.

ГЛАВА 20

В назначенное время в студии собрались участники дебатов, заинтересованные в исходе борьбы и в прилюдных скандалах, а также их сторонники, противники и даже праздные граждане, призванные заполнить немногочисленные лакуны зала.

Любопытный зритель мог бы лицезреть в первых рядах семейство Мухановых в полном составе, включая детей и Луизу Палну, ради знаменательного события выкрасившую свои седины в яркий фиалковый цвет, и прихорашивающуюся перед карманным зеркальцем Милу Песоцкую. Сам Муханов в это время был за кулисами, готовясь к выступлению, — устроители делали все возможное, чтобы предотвратить публичное столкновение противников до эфира.

Из-за дружного семейства выглядывал Вовик Кукушкин, державший в руках портрет своей матери, озиравший предэфирную суету суровым, беспощадным к женскому легкомыслию взглядом. На дебаты пришли и уважаемые автодельцы Айрат, Гурген и Самвел, их развели по разным концам зала, надеясь избежать обычной в таких случаях драки. В центре зала сидели голубки Маша с Пашей. У Маши были новые уши, в стиле Сары Джессики Паркер, а Паша мог похвастаться новым перстнем с фальшивым рубином, а-ля Шон Коннери.

В стороне, на приставном стуле красовался портрет уважаемого ногознатца Стефана Чарского, перетянутый в знак траура черной лентой. За ним восседал Иван Филиппович, над которым, незримая для всех, но очевидная для своего супруга, витала Олимпиада Петровна. Не сдержав своего любопытства, она специально отпросилась у небесного начальства, дабы поприсутствовать на передаче.

На центральной трибуне, воинственно задрав куцую бородку, возвышался Михаил Бог, всегда готовый к обличению, проповеди и беспощадной борьбе с самозванцами. За ним красовались, по-бойцовски прижав локотки, сотрудники фирмы «Супер-Утенок» во главе с бессменным руководителем Степаном Игнатовичем Бульбенко. Здесь были и бухгалтер Лариса Ивановна Гулящая, и заместитель Антон Францевич Полубог, и ловелас Альфред Зинин, и секретарша Нина Бесова, нынче безнадежно беременная, и тихушечные подружки Оля и Поля, и мадам Болдянская со своим обширным семейством, и Язвицкий, одолеваемый приступом язвы, и уволенные середнячки Сухих, Глухих и Косых, которых в случае успеха обещали восстановить на работе, и томная Пенкина, и темный Марыщев, и интеллектуальный Штернберг, и наивная Саша Лесова, и грубиян Женкин. Замыкал славную плеяду «суперутят» пенсионер Семен Бенцианович Свищенко-Гоев, который по своей давней привычке пытался слиться со студийным стулом, однако ему никак не удавалось принять интенсивный лимонный цвет в серую крапинку.

В задних рядах, освежая душный воздух, накаленный пронзительным светом мощных ламп, ерзал разодетый в праздничную телогрейку Сифоныч, распространявший вокруг себя запах лучшего перегара трехдневной выдержки и здорового могильного пота.

Кроме вышеперечисленных в зале были замечены и остальные кандидаты на лакомый пост, среди которых наблюдались отставной учитель физкультуры, районный гинеколог, всю жизнь самоотверженно боровшийся с материнством и детством, и зоотехник с близлежащей фермы, искренне возмущенный отсутствием кормов для своих буренок и продвижением НАТО на восток.

Впрочем, зрители знали, что основная борьба развернется между главными фигурантами избирательной кампании — Мухановым и его идеологической противницей Кукушкиной, которая с трибуны не раз громила подделки, кои бессовестный предприниматель подсовывает гражданам под видом патентованных моющих средств.

Слева, под ярким софитом, ежился Веня, нервно повторявший речь, которую ему предстояло произнести против зарвавшегося Муханова и его сообщницы Песоцкой. При этом он старался не смотреть на Милу, боясь, что та покусает его в приступе праведного гнева. С противоположной стороны студии, где ожидалось явление Кукушкиной, нестерпимо сверкала спицами инвалидная коляска, в которой восседал Вениамин Прокофьевич, хладнокровно разглядывавший зал и пытавшийся угадать некоторых свидетелей, с которыми он по ограниченности средств передвижения был знаком заочно, по устным рассказам внука.

В центральном кресле, нежась под недреманным оком телекамеры, навылет простреливающей ярко освещенное пространство, уверенно покачивая ботинком, развалился мэр Мамаков. Избиратели всегда узнавали своего мэра благодаря яйцевидной лысине и привычке вместо ремня носить цветные подтяжки с агрессивным рисунком в виде крокодилов, вцепившихся в хвосты идущих впереди собратьев.

— Ну-с, начинаем? — произнес Мамаков, обращаясь к неизвестному гражданину с кавказскими усиками, листавшему лохматый сценарий.

Тот согласно кивнул.

— А вести наше шоу мы пригласили знаменитого продюсера из Москвы, который имеет личные причины быть заинтересованным в исходе выборов, поскольку давно уже мечтает вывезти на гастроли за рубеж бабушку Хамурапьевну, скотника Енгалычева и санитарку Бек-Агамалову. Тем более, что он обладает большим опытом, поскольку свою карьеру начинал в нашем городе, администратором Дома культуры Толстобрюховского района… Прошу вас, господин Оганезов!

Гражданин с кавказскими усиками попробовал на вкус микрофон, морщась от его назойливого звука. Зажегся красный огонек камеры.

— Итак, — сверившись со сценарием, нахмурился Оганезов. Казалось, происходящее не доставляло ему особой радости. — Сначала мы покажем нарезку из видов города, а затем прозвучит песня моего подопечного Севы Юркого, которая своим оптимистическим настроем задаст передаче нужный тон.

— Может, город опустим, начнем сразу с песни? — предложил Мамаков, самодовольно сияя лысиной.

— Пожалуй, — согласился Оганезов. — Уважаемые господа! Когда вон та девушка, — продюсер ткнул пальцем в широкоплечую ассистентку, вооруженную тяжелым плакатом, — поднимет надпись «Аплодисменты», вы должны дружно захлопать. А кто будет хлопать только для проформы, того немедленно выведут из студии, чтобы они не портили картину единодушной заинтересованности в происходящем.