Моя Святая Земля

- Чешется, чрево адово, - Сэдрик облизнул губы. - Тут вода есть?

- Вино. Будешь?

- Лучше воды.

Алвин кивнул, поднялся с пола и вышел из спальни. Крохотная услуга - глоток воды - за возвращённую душу. Пустяк.

В крохотной гостиной, куда выходила единственная дверь спальни, горели две свечи в бронзовом шандале - там дежурили златолесские солдаты. При виде Алвина они поднялись со стульев, но он жестом позволил им сесть. Как же странно, что нас охраняют возможные враги, мелькнуло в голове - и тут же вспомнились древние легенды. Никогда златолессцы не были врагами Святой Земли. Древний союз и военная помощь.

И тихий голос ада.

И распластанное мясо. Крохотная гвардия Златолесья. Резня.

Ограбить безоружного союзника, пырнув его ножом. И ведь не казалось подлым. Прав тот, кто силён и вооружён, а казне нужны деньги...

Алвин налил в кубок воды. Внутри него что-то корчилось в конвульсиях.

Заслуживаю виселицы, чего уж.

Подходя к дверям с кубком, Алвин услышал за ними тихие голоса. "Измена!" - заорал ад внутри головы раньше, чем Алвин успел что-то понять. Чтобы как-то заткнуть этот голос, Алвин поставил кубок и врезал себе по щекам, с двух сторон. Стало немного легче, мысли чуть прояснились - и он вошёл.

Обмер.

На краешке постели сидела лунная дева-призрак. Алвин мотнул головой - и тут же сообразил, что это просто молодой вампир. Мирно беседующий с некромантом - ни защитной магии, ни цепей, ни серебряного ножа у Сэдрика не было.

Вампир, увидев Алвина, бесшумно поднялся и растворился в густых сумеречных тенях. Сэдрик обернулся.

- Ты пить хотел, - сказал Алвин, у которого тоже пересохло во рту.

Сэдрик кивнул и жадно выпил почти всю воду; Алвин допил, взглянул вопросительно.

- Это - Нельга, - сказал Сэдрик. - Молодая ещё, но подрастёт. Постеснялась при тебе заходить. Нам в столицу надо, Алвин.

- Темно же ещё, - Алвин взглянул в окно, где луна лишь начинала белеть. - Я думал, часы били раза четыре...

- Шесть, - сказал Сэдрик. - Надо. В городе драконы. Хотят разговаривать с королём - не знаю, с тобой или с настоящим государем, но факт: не поговорят - сожгут город к бесу лысому. Жаль государя будить, уже несколько ночей спит урывками - а надо.

- Я уже не сплю, - сонно сказал Эральд, улыбнулся, потянулся и зевнул. - Я всё слышал. Ты как себя чувствуешь, можешь ехать?

- Руку дай. С тобой я куда угодно могу. И когда угодно.

Алвин слушал, и внутри у него стыл острый кусок льда. Драконы. Мстители. Дурные амбиции. Зачем, зачем, во имя Творца и во имя ада, зачем было их трогать?!

С другой стороны, вдруг пришло в голову, лучше сгореть в драконьем огне, спасая столицу, чем быть вздёрнутым на рыночной площади.

- Вот что, - сказал Алвин, стараясь не замечать внутренние конвульсии. - Драконы - ко мне. Я и буду с ними разговаривать. Их не корона занимает, они хотят отомстить. Ну и пусть.

- Поговорим вместе, - весело сказал Эральд, хлопнув его по спине. - Ты гнусно, конечно, обошёлся с драконом, но я его выпустил, может, они это вспомнят, - и расхохотался, оценив Алвиново выражение лица.

***

В спальне замка было ужасно холодно. Эральд с тоской подумал, что горячий душ недосягаем, как райские кущи, а пить с утра тёплое вино с пряностями в попытке согреться совершенно не хотелось - он не привык. Хотелось кофейку, которого негде было взять, с бутербродом, который казался каким-то чародейским артефактом из другого мира.

Но Джинера предложила горячего молока с мёдом - и это пошло гораздо лучше. А хлеб, намазанный маслом, с ломтиком неожиданного, очень твёрдого, очень сухого и очень пряного сыра, поразил воображение союзников; все с удивлением попробовали. Они завтракали, почти как земные средневековые феодалы - сидя на громадной кровати, прижимаясь друг к другу и укрывшись одним одеялом, а за окном занималась ледяная розовая заря.

И надо было очень торопиться.

Сэдрику за ночь заметно полегчало, он выглядел лучше, зато Алвин казался совсем замученным - его лицо осунулось, как после тяжёлой болезни, и шикарные волосы висели сосульками.

- Ты что, совсем не спал? - спросил Эральд, глядя в его покрасневшие и ввалившиеся глаза.

Алвин кивнул.

- Не спалось. Сегодня - сперва драконы, потом, если переживём драконов, суд, а завтра - эшафот. И кровищи по колено, вот увидишь. Бедный низложенный последней ночкой, как полагается по канону, любовался Божьими звёздочками и думал, не заколоть ли тебя во сне. Так что - не мешай правосудию, благой, не рискуй. Со мной говорит ад.

Джинера ахнула. Эральд хотел ответить, но Сэдрик его опередил:

- Думал. Но не заколол бы. Я спал, государь, а это значит, что Дар спокойненько лежал, тлел, не горел. Ни один проклятый в одной комнате с убийцей не заснёт - я не чувствую, что ты опасен.

- Я убийца, - с бесстрастной миной возразил Алвин. - И своими руками убивал, и приказывал, - и потянул себя за воротник, будто чувствовал петлю на собственной шее.

- Или ад за тебя.

- Какая разница...

Эральд взял его голову двумя руками, повернул лицом к себе:

- Братишка, сосредоточься. Никакой казни. Никакой кровищи. Ничего такого не будет. Всё, дурдом закрыт, хватит. Будем убирать весь этот свинарник, наводить мосты, успокаивать и лечить. И хватит себя жрать.

- Так не бывает, - снова возразил Алвин. - Прости.

- Посмотрим. Всё, пора ехать. А то драконам наскучит ждать, и они решат напугать всех до икоты. И кто знает, что случится.

Кутаясь в плащи и застегнув куртки до подбородков, вышли во двор. Хрустящий хрустальный холод стоял, как вода, неподвижно - и иней покрыл всё, даже повисшие в безветрии золочёные королевские штандарты. Небо было прозрачно насквозь, луна была, как тонкая ледышка, звёзды угасли, а мир благоухал дынно, яблочно, ванильно - и даже запахи дыма и конского навоза казались в этом морозном благоухании прекрасными. Шаги, голоса, ржание коней - все звуки стали чётче и звонче, будто отняли от мира какую-то глухую затхлую подушку.

Дорога до столицы оказалась сказочно прекрасной. Лес, ещё вчера чёрный, как обугленный, в грязи оттепели, сейчас покрылся инеем сплошь, превратился в рождественскую открытку, синел и розовел в первых лучах зари - и острыми искрами поблёскивали ледяные грани. Дорога превратилась в стылое стекло, и копыта лошадей грохотали по ней со звоном, и гремели колёса кареты. Холод вычистил мир до стерильности, а иней украсил всё безобразное, скрыл всё ужасное - превратив в какую-то абсурдную новогоднюю инсталляцию даже труп на виселице в предместье.

Но этот труп выбил Эральда из немотивированной инстинктивной радости бытия. Магия кончилась - начинались будни без привкуса чудес. Ад ушёл, слился, как стоячая вода, оставив грязные и кровавые пятна; эти пятна ещё только предстояло отмыть.

Гонец из столицы встретился у городских ворот и пытался что-то передать в окно кареты. Алвин даже руки не протянул; он сидел, откинувшись назад, обхватив себя руками, с тем безучастным видом, какой случается от катастрофической усталости и такой же катастрофической безнадёги - и Эральду пришлось остановить карету и взять послание.

Подписанное канцлером, герцогом Дамьеном. Нижайшая просьба государю срочно прибыть в столицу, ибо столице угрожает опасность.

Роскошный титул: "Его королевскому величеству, прекрасному и всемилостивейшему государю Святой Земли" - но без имени.

- Кому-нибудь из вас, - хмыкнул Сэдрик, заглянув через плечо.

- Трус и подлец, - шепнул Алвин. - Ошибёшься - вздёрнут вместе с тем, к кому обратился, не подумав...

- Неважно, - выдохнул Эральд, бросив письмо на сиденье. - Вперёд, там посмотрим.

Карета, сопровождаемая златолесским эскортом, влетела в город.

Эральд с удивлением увидал, что город не просто проснулся - город поднялся, как поднимался по воздушной тревоге Ленинград военной поры. На улицах было слишком многолюдно - и слишком многие смотрели в небо. У подъездов домов стояли готовые к отъезду экипажи; многие из них были нагружены какими-то тюками и свёртками. Столица отнеслась к драконьей угрозе серьёзно - располагавшие ценным имуществом готовились в случае несчастья его эвакуировать, не располагавшие спозаранку подняли детей, и теперь те дремали в каретах и колясках, кутаясь в шубы и плащи.