Страница 54 из 74
Иные люди, менее способные, чем доктор, становились столоначальниками, государственными советниками и даже министрами. Так бывает, это всем известно. Но известно и то, что это происходит по счастливой (не для страны, конечно) случайности. Однако не всем выпадает такой случай. Ведь и в лотерею не все выигрывают. По свойствам своего ума и характера, в силу особой идиосинкретичности, как теперь говорят, доктор принадлежал к тому сорту людей, которые по собственному почину, без вмешательства случая, не могут подняться выше достигнутого уровня. Хоть этого достиг – и то слава богу.
Об этом отрезке жизни мы рассказываем кратко и бегло, ибо он не очень важен для развития основной линии нашей правдивой истории, если читатель вообще согласится, что в ней есть какая-то единая линия в классическом понимании единства действия.
Доктору было стыдно сознавать, что он только помощная фигура в министерстве, и он не хотел ехать в Вильябермеху, пока не возвысится до роли главного действующего лица. Ведь в родном селении его считали кладезем учености, выдающимся талантом, самым благородным рыцарем, помещиком и комендантом крепости из всех, что когда-либо существовали на земле. Так он дожил до сорока с лишним лет, был бит судьбой, но от иллюзий не избавился.
Каждый вечер он давал себе слово, что завтра же примется за дело: начнет писать великий трактат по философии, закончит начатую грандиозную эпопею, изобретет нечто такое, что весь мир ахнет. Однако он ничего не делал и не сделал.
Каждое утро доктор шел в присутствие, разбирал бумаги и клевал над ними носом, потом ел осточертевший ему турецкий горох, если никто не приглашал на нечто более существенное. Вечерами он ходил по гостям. Знакомые, можно сказать, никак к нему не относились. Он никому не переступал дороги, разве что таким же горемыкам чиновникам, как он сам, но таких скромных людей среди его знакомых не было. Люди светские, с которыми он водился, стремились стать по меньшей мере министрами или главными откупщиками министерства финансов на Кубе, лица духовные – епископами, военные – генералами и диктаторами. Конечно, если бы доктор попал в компанию торговцев маслом или уксусом, то там и его карьера многим показалась бы завидной. Политический трамплин был так пружинист, а правительственная чехарда разыгрывалась столь стремительно, что у любого акробата был шанс на хороший прыжок. Доктор тоже хранил радужные надежды и предчувствовал, что придет его время, и ему станут завидовать. Эти надежды развлекали и утешали его,
XXVII
Концы сводятся с концами
Многим покажется невероятным, что дон Фаустино Лопес де Мендоса не сумел сделать карьеру в Мадриде. «Может быть, он недостаточно умен?» – подумают некоторые. Если бы он был глуп, то автор и нарисовал бы его таким. Однако писатель изобразил его умным, хотя и странным молодым человеком. Тем более непонятно, почему дон Фаустино не мог выбиться в люди в этом суетном обществе, где возвышения происходят удивительно легко и просто.
Об этом уже много говорилось в предыдущей главе. Однако, рискуя прослыть докучливыми, мы добавим еще некоторые соображения – для ясности.
В Испании ум, если можно так выразиться, слишком рассредоточен: у нас почти не встретишь общественную группу людей, которые вместе были бы и полезны, и деятельны, и трудолюбивы, и легко управляемы, и послушны, и энтуэиастичны, как это бывает в других, более счастливых странах, где ум сосредоточен в немногих личностях.
Вообще говоря, в Испании не меньше умных людей, чем в других странах, но зато ум этих людей несколько ограничен. Поэтому у нас чаще говорят о ловкости и смекалке, чем об уме. Однако эти качества не подкрепляются солидными знаниями – для этого мы слишком ленивы, – поэтому они не дают тех добрых плодов, которые могли бы дать. Хотя смекалистых людей в Испании много, все же среди них трудно найти такого, кто обладал бы этим качеством в высшей степени, кто выделялся и возвышался бы над остальными, завоевал бы всеобщее признание и был бы способен руководить другими. Отсюда – неустойчивость власти и руководства и недостаточное уважение к тем, кто их осуществляет. Но отсюда же – обилие желающих исполнять власть и их уверенность в том, что они могут претендовать на самые высокие титулы.
В непрерывной борьбе за возвышение принимают участие тысячи пролетариев умственного труда. Взлеты и падения происходят часто, поэтому те, кто поспособнее, имеют шансы занять высокий пост; какой-то процент умных людей тоже добивается успеха; прочие остаются ни с чем. Таких много, но мы о них забываем, словно их и вовсе не было. Иногда в каком-нибудь нищем попрошайке мы узнаем старого школьного товарища, студента-однокашника или друга детства и вспоминаем, что этот бесталанный человек тоже в свое время надеялся стать важной шишкой.
То, что личные качества людей во многом определяют их успехи в самых различных областях, – вещь бесспорная, но так называемая судьба, то есть комбинация или стечение обстоятельств, которых человек не может предвидеть, влияет еще больше. И все же совершенно непонятно, загадочно, в высшей степени невероятно, что даже в таких странах, где нет сословных привилегий, как в Испании, нет капризных и своевольных королей, возвышаются люди, бездарные во всех отношениях.
Отсюда следует, что если человек вроде доктора Фаустино на всю жизнь остается с жалованьем не выше четырнадцати тысяч реалов, то не нужно считать его идиотом. Такое может случиться с любым неглупым человеком в любой стране.
Пришло время рассказать о важных событиях, которыми завершается наша история, но прежде необходимо, как говорится, свести концы с концами и сообщить о том, что произошло с главными действующими лицами за семнадцать лет, которые так бездарно провел в Мадриде дон Фаустино.
Нотариус дон Хуан Крисостомо Гутьеррес умер тихой, спокойной смертью в своей постели. Отец Пиньон, присутствовавший при этом печальном событии, настоял, чтобы умирающий обвенчался с Эльвиритой. Нотариус послушался, признав тем самым сына Эльвириты своим законным сыном. Его зовут Серафинито. Мы рассказывали о нем в начале нашей истории. Покойный оставил громадное наследство, и доля каждого из троих детей делала их богатыми людьми.
Серафинито все еще оставался холостым, а Рамонсита была давно замужем за доном Херонимо, успешно осуществлявшим врачебную практику вВильябермехе. Хотя у них не было детей, которые могли бы еще больше упрочить брачный союз и сделать его более радостным, врач с женой жили очень счастливо.
Несмотря на скандальную историю с доном Фаустино, которая, конечно, не могла забыться, Росита не имела недостатка в женихах. Она была так обворожительна, умна, сильна духом и богата (по тамошним понятиям), что только от нее самой зависело решение, с кем из претендентов заключить брачный союз.
То ли из. любви к независимости, то ли по причине памятной истории с доном Фаустино Росита долго оставалась незамужней. Мы уже говорили, что красота ее была прочнее бронзы; и в тридцать лет, и в тридцать два года, и в тридцать восемь она была все той же Роситой, какой мы ее помним в Ла-Наве. Однако, достигнув сорока, она почувствовала приближение старости, ощутила в глубине души беспокойство, хотя и не обнаруживала его. Ее лицо и фигура хорошо сохранились благодаря телесным упражнениям и здоровому деревенскому воздуху. Она не располнела, но и не высохла: кожа была здоровая, белая, нежная и гладкая, без единой морщинки или пятнышка. Каким-то чудодейственным напряжением воли Росита сумела сохранить молодость, обворожительность, изящество. Однако чуду тоже может прийти конец. Пока единственными предвестниками старости были несколько серебряных нитей, но она стала бояться старости, особенно одинокой старости. Ею овладело неуемное честолюбивое желание выбраться из Вильябермехи, вращаться в высшем мадридском обществе, блистать там, она жаждала успеха, побед, триумфов на более широком театре действий, пока ее красота окончательно не поблекла.