Страница 20 из 95
“Иван: Ты халявщик, Леня! Ты не работаешь, а живешь за счет покупки и продажи акций.
Леня: Ты не прав, брат! Я не халявщик! Я партнер!”
(Из рекламы 1 канала ЦТ “Останкино!”, 1994)
52. Закон “жизненных коалиций”
Смеется клинок: “До чего ж тупа рукоять!»
А без рукояти герою клинка не взять.
(Рабиндранат Тагор)
Как светло! И однако не только свечу,
Но и скромный подсвечник славить хочу.
(Рабиндранат Тагор)
53. Закон “жуткой жестокости”
Ее, такой жестокости, цель не столько устрашение (его достигают другими приемами — террором и шумными казнями), сколько «ампутация» жизненных начал воли, своеобразная прививка «визуальной» тлетворной бациллы. Человек заболевает трепетом.
При захвате города Порто-Беллью пираты Моргана схватили богачей, чтобы дознаться, куда они дели свое добро.
Всех, кто упорствовал и не желал по доброй воле признаться, тащили на дыбу и терзали, пока он не отдавал Богу душу или не показывал все, что от него требовалось.
Были и такие, кто не имел вообще никакого добра; они также умирали под пытками, как мученики.
Знаменитый пират Рок Бразилец прославился среди испанцев как самый злой насильник и тиран. Однажды он посадил несколько человек на деревянный кол, а остальных связал и бросил между двумя кострами. Так он сжег их живьем, как свиней. А вина этих людей заключалась лишь в том, что они пытались помешать его черному делу и спасти свинарник, который он намеривался разграбить.
А что касается вожака флибустьеров Франсуа Олоне, то уж если он начинал пытать и бедняга не сразу отвечал на вопросы, то этому пирату ничего не стоило расчленить свою жертву, а напоследок слизать с сабли кровь. Одному пленнику он собственноручно вырвал сердце.
Но это все прошлые века. А что сегодня? Да то же самое, только еще страшнее. Рассказывает офицер службы безопасности из спецподразделения президента Ирака Саддама Хусейна:
“В конце 1987 г. мой отец попросил меня поучаствовать в розысках нашего соседа Рамади, скромного человека, служившего сторожем в местном клубе. После того, как его забрала милиция, о нем не было ни слуху ни духу.
Я начал поиски, но долго не мог напасть на нужный след.
Оставалось единственное место, где я еще не побывал, дворец под зловещим названием Каср аль Нихайя, что в переводе означает “место, откуда не возвращаются”…
Передо мной открылись ворота, снабженные электронной сигнализацией. Я оказался в помещении, где имелся бассейн размером пять на пять метров, окруженный балюстрадой из кованого железа. Бассейн был заполнен соляной кислотой. Над ним поднимался пар, а на поверхности еще плавали остатки человеческих тел. Офицер, сопровождавший меня, пояснил, что вначале в кислоту погружают руки и ноги жертвы, а затем ее опускают туда целиком. С соседом моим расправились подобным же образом”.
На Балканах убивают с особой жестокостью.
Рис. Хорватский усташ с головой убитого им сербского четника.
54. Закон “завершающей фигуры”
Любой пирамиде нужна завершающая фигура.
Прислушаемся к разговору С. Орджоникидзе с И. Сталиным. Собеседники откровенны. Они знают, что их никто не подслушивает. Кроме Владимира Успенского. Но он, понятно, не в счет. А иначе, кто бы написал книгу “Тайный советник вождя”? Летописец есть летописец, ему положено быть рядом.
“— Знаешь, Coco, сегодня в «Правде» двенадцать раз упомянуто твое имя.
— Вот как? — насмешливо прищурился Иосиф Виссарионович. — Может, ты скажешь, сколько раз было вчера?
— И это скажу. Вчера было девять, и ни разу не упоминалось слово “партия”.
— Разве это так важно, Серго?
— Излишества никогда и ни в чем не приносят пользы.
Это похоже на слишком громкий крик о самом себе.
— Это не крик, Серго, — деловито и спокойно, как о давно обдуманном, сказал Сталин, доставая из коробки папиросу. — Это такой тон, к которому следует привыкнуть самим и приучить других.
— Разве необходимо? — разговор шел доверительно, самым интимным образом.
— Да, страна огромна, в ней десятки разных языков, сотни разных обычаев, несколько вероисповеданий.
— Мы создаем единую социалистическую культуру…
— Совершенно верно, Серго. У нас есть замечательные ученые, у нас есть большие писатели, хорошие инженеры и музыканты, но огромная масса людей находится еще на очень низком уровне развития. Это и русское, и грузинское крестьянство, это кочевой казах и узбек в пустыне, и оленевод-якут. Совсем по-разному живут и думают эти люди. Подавляющее большинство их совершенно не понимает оттенков и тонкостей нашей борьбы. И не обязательно понимать. Но как объединить их? — Сталин словно бы начертал в воздухе знак вопроса резким движением правой руки. — Нужны простые идеалы, простые слова, доступные для всех. Нужна не Советская власть вообще, не партия вообще с ее органами и организациями, нужен конкретный человек, который воплощал бы высшую власть, к которому можно обращаться, называть по имени, слова которого звучали бы как закон. В любой пирамиде нужна завершающая фигура”.
Небезынтересную трактовку данного закона можно встретить в знаменитых “Основах критики” (1762) Генри Хоума (1696–1782). Этот выдающийся шотландец, наделенный поистине могучей интуицией, уверено заявил, что есть “некое свойство человеческой природы, еще не изученное ни одним автором, хотя и важное по своим следствиям”. Будучи исследователем честным и искренним, Хоум откровенно признает, что оно (это свойство) еще не получило названия.
Приводя примеры, подтверждающие его и других авторов наблюдения, Хоум скромно предупреждает читателя, что тому придется «довольствоваться» лишь “описанием”.
Но мы-то, уже с позиции нашего знания, должны сказать, что Хоум говорит вовсе не косвенно, не иносказательно и не аллюзийно. Он говорит именно, и очень конкретно., о разбираемом здесь законе.
Правда, размышления над рассуждениями Хоума дают основание предполагать существование, так сказать, изотопной формы закона “завершающей фигуры”, т. е. того же закона, но несколько ракурсного, а именно:
55. Закона “завершающего действия”.
Вот точка зрения Хоума со всей ее аргументацией:
“Всякий человек, наблюдающий себя и других, наверняка заметил нашу склонность оканчивать начатую работу и все доводить до совершенства. Имея дело с природой, нам редко удается выказывать эту склонность, ибо там мало что остается незавершенным, но в искусстве роль ее велика; она заставляет нас упорствовать в собственном труде и желать завершения чужого; мы испытываем явное удовольствие, когда работа доведена до совершенства, и не менее явную досаду, когда это не удается. Вот отчего нам не по себе, когда интересный рассказ прерывается на середине, когда музыкальная пьеса не имеет разрешающего аккорда, а здание или сад остаются незавершенными. То же руководит собирателями, например, полных собраний сочинений, хороших или плохих.
Некто взялся собрать гравюры, воспроизводящие все прославленные картины, и это ему удалось, не считая нескольких. Французский писатель Жан де Лабрюйер (1645–1696) в конце “Характеры Теофраста” (1688) говорит, что недостающие тщательно разыскивались — не ради их ценности, но для полноты собрания.
Приведенные примеры касаются дел, которые можно завершить. Но то же беспокойство замечается и там, где завершение невозможно, например для так называемого бесконечного ряда. Следуя мысленно вдоль такого ряда, мы вскоре ощутим беспокойство, все более сильное по мере движения по этому пути, где нет надежды на конец.
Бесконечная даль недолго тешит наш взор; нам скоро становится не по себе, и тем больше, чем больше времени мы тратим на ее созерцание. Примером бесконечной дали может служить аллея, ничем не завершенная в конце; причину неприятного чувства мы могли бы надеяться найти, если бы тут было некое подобие бесконечного ряда. На первый взгляд сходства нет, ибо самый острый глаз охватывает лишь часть пространства и ею ограничен. Но сознание воспринимает все сущее; мысленно мы продолжаем линию до бесконечности: этим бесконечная даль подобна бесконечному ряду чисел. Действительно, беспокойное чувство, внушаемое бесконечной далью, мало отличается от того, какое вызывает бесконечный ряд; поэтому можно полагать, что причина их одна и та же.