Страница 19 из 95
Лишь через пять часов национальные гвардейцы сумели освободить Тюильри от возмущенных горожан. Вечером во дворец с извинениями прибыла депутация Законодательного собрания. Хотя вторжение в Тюильри и не дало конкретных результатов, оно ясно показало всю шаткость конституционного трона.
В тот день никому не известный артиллерийский лейтенант внимательно наблюдал со стороны за штурмом Тюильри. Видя беспомощность охраны, он презрительно процедил сквозь зубы: “Мерзавцы! Надо расстрелять первые пять сотен, а остальные быстро разбегутся сами”. Лейтенанта звали Наполеон Бонапарт.
И еще один пример из французской истории того же года.
Идет война с австрийцами. Командующий французской армией генерал Лафайет попал в плен. Вместо него назначен генерал Дюмурье, который прибыл в войска 28 августа.
Участник Семилетней войны, генерал Дюмурье был опытным и храбрым офицером, имевшим несколько ранений. В свое время он сражался в армии польских конфедератов.
История оценила Дюмурье по-своему, определив его как политического авантюриста, примкнувшего к революции исключительно из корыстных побуждений. Весной 1793 г. он совершил вероломную измену, когда после неудачной попытки повернуть возглавляемую им армию на Париж, арестовал находившихся в его ставке военного министра Бернонвиля и четырех комиссаров Конвента и перебежал на сторону врага с 1800 своими сообщниками.
Справедливость же требует к этой суровой правде добавить и то, что Дюмурье, несомненно, был умным и храбрым человеком, наделенным большими военными способностями.
Так, вот, поначалу новый командующий был принят в армии весьма прохладно. Дело дошло до того, что во время смотра из строя вышел солдат и громко усомнился в полномочиях вновь прибывшего генерала. Дюмурье не растерялся. Он выхватил пистолет, направил его на смельчака и, напирая на него лошадью, заставил встать обратно в строй. Затем он произнес зажигательную речь в якобинском духе.
Своеобразной интерпретацией правила “дополнения револьвером” является прием “пригрозить расстрелом”.
Что это такое, видно из рассуждений одного из известнейших политиков нашего столетия Вячеслава Михайловича Молотова. Воспоминания восьмидесятилетнего сталинского наркома иностранных дел тщательно записаны его внимательным слушателем — писателем Феликсом Чуевым. Вот одна из бесед из книги “140 бесед с Молотовым”.
“— Кто был более суровым, Ленин или Сталин?
— Конечно, Ленин. Строгий был. В некоторых вещах строже Сталина. Почитайте его записки Дзержинскому. Он нередко прибегал к самым крайним мерам, когда это было необходимо. Тамбовское восстание приказал подавить, сжигать все. Я как раз был на обсуждении. Он никакую оппозицию терпеть не стал бы, если б была такая возможность.
Помню, как он упрекал Сталина в мягкотелости и либерализме. “Какая у нас диктатура? У нас же кисельная власть, а не диктатура!”
— А где написано о том, что он упрекал Сталина?
— А это было в узком кругу, в нашей среде.
Вот телеграмма Ленина на свою родину в Симбирск в 1919 г. губпродкомиссару: “Голодающие рабочие Петрограда и Москвы жалуются на вашу нераспорядительность..
Требую максимальной энергии с вашей стороны, неформального отношения к делу и всесторонней помощи голодающим рабочим. За неуспешность вынужден буду арестовать весь состав ваших учреждений и предать суду…
Вы должны немедленно погрузить и вывезти два поезда по 30 вагонов. Телеграфируйте исполнение… Если подтвердится, что вы после четырех часов не прислали хлеба, заставляли крестьян ждать до утра, то вы будете расстреляны. Предсовнаркома Ленин”.
Это “Ленинский сборник”. У меня они почти все есть.
Я вспоминаю еще один пример, как Ленин получил письмо из Ростовской области от бедняка-крестьянина: плохие порядки, на нас, бедняков, не обращают никакого внимания, никакой помощи, а наоборот, притесняют. Ленин сделал что: предложил собрать группу «свердловцев» — был такой университет для взрослых, не подготовленных для министерской работы, но которые хотели повысить свои знания, те, у которых не было средней школы, — поручил этой группе поехать на место и, если подтвердится, на месте расстрелять виновных и поправить дело.
Куда конкретнее — на месте стрелять, и все! Такие вещи были. Это не по закону. А вот приходилось. Это диктатура, сверхдиктатура. “Ленин был человеком крепкого характера, — заметил однажды Молотов. — Если нужно, он брал за шиворот”.
50. Закон “другого марша”
“Когда кто-то идет не в ногу, не спеши осуждать его: возможно, он слышит звук другого марша”.
(Генри Торо)
Или иначе:
Если твое мнение отлично от моего, то это еще не значит, что ты заблуждаешься: может быть, ты подходишь к истине с другой стороны и потому видишь иное, а не иначе.
Требования закона настолько универсальны, что справедливы даже для ситуации уловок. Скучающий Людовик XIII поинтересовался однажды у госпожи д`Эспарбэ:
“Вы что же, спали со всеми моими подданными?” — “Что вы, сир!” — “Но у вас был герцог Шаузель?” — “Он так могуществен…” — “А маршал Ришелье?” — “Он так остроумен…” — “А Монвиль?” — “У него такие красивые ноги…” — “Но, черт возьми, разве герцог Омон обладает хоть какими-нибудь из этих достоинств?” — “О, сир! Он так предан вам!”
51. Закон “желания быть значительным”
“Глубочайшим желанием человеческой натуры является желание быть значительным”.
Американский философ Джон Дьюи (1859–1952)
Идея закона явна до прозрачности. Тем не менее несколько примеров из политических призывов и лозунгов, массовых песен и проч., наверное, будут не лишними, поскольку и окантовочно, и рельефно подчеркивают диапазон использования этого закона еще как приема влияния и воздействия на людей.
Народ сделал революцию!
Наш непростой советский человек.
А я всего — один из вас.
Меня зовут, меня зовут “Рабочий класс”.
(Фрагмент песни из телефильма 80-х гг. “Большая перемена”)
Советский народ!
Ты — гегемон всего человечества.
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
Преодолеть пространство и простор…
(Из песни 30-х гг.)
Руки рабочих!
Вы даете движенье планете!
(Из песни)
Человек проходит как хозяин
Необъятной Родины своей!
(Из песни)
Я все смогу, я клятву не нарушу,
Своим дыханьем землю обогрею,
Ты только прикажи, и я не струшу,
Товарищ Время!
(Из песни 70-х гг.)
В «рядового» гражданина предыдущий общественный строй закладывал «программу», которая фиксировалась в подсознании как возвышающая установка: “Я — велик!” “Я — вершитель судеб и событий”. “Я творец истории”, В результате вырабатывалось устойчивое «чувство-синдром» не столько собственной ценности, сколько собственной значимости. Такое внушение тем более было полезно для властей, поскольку помогало манипулировать гражданами страны для осуществления поистине всепланетной благотворительности: человек неколебимо верил (да по инерции верит еще и сегодня!), что это именно на его деньги где-то что-то строится или будет построено, что это именно он помогает в спасении хоть и не известного ему, но, наверное, вполне конкретного человека.
“Ты — не винтик! Ты — творец и герой!”
Изрядная доза «возвышающей» прививки сопровождала телевизионную рекламу фирмы «МММ», лидера постперестроечного бизнеса. Любопытны стиль и метод, которыми эта компания воздействовала на рядовых покупателей ее акций через героев клипсериала Леню Голубкова и его рекламного «брата» Ивана: