Судьба Застолья

В беседке, куда Маргарита Николаевна привела инкассатора Петра Терентьева на свидание с друзьями-сослуживцами Фуфелом и Шубой, повисла пауза.

– А если – по пятьдесят? – прервал молчание Фуфел, извлекая на свет божий фляжечку. – Мне-то нельзя, – рулидзе, но можно ли больному…

– Не больному, а выздоравливающему! – Маргарита Николаевна резким движением вырвала у Фуфела фляжечку и, не успел тот глазом моргнуть, как свинтила с нее крышку, коротко, по-мужски выдохнула и присосалась к горлышку.

– Браво! – прокомментировал Шуба.

– Э! Э-э… – воздел руки Боярин. – А болезному-то!

– Спокуха! – оторвалась от емкости директорша «Детского сада». И, передавая ее Боярину, уверенно произнесла:

– Лично я ни разу в жизни не слышала, что пятьдесят капель алкоголя могут повредить чьему-то здоровью.

– Золотые слова, – покивал Шуба, наблюдая, как Боярин принимает коньяк и пьет маленькими глоточками. – Мне-то оставь! Я-то не за рулем!!!

Но и он выпил не больше болезного, закусив сочным апельсином.

– Ну, а теперь, – глубоко вздохнул Шуба, – мне надо вам кое-что сказать. Вы, главное не перебивайте.

Прототипы бывших живчиков мгновенно обратились в слух, Фуфел даже апельсин перестал жевать.

– В последние несколько дней каждый из нас и еще несколько человек могли видеть, если так можно выразиться, общие сны. Мы навряд ли узнаем, кто руководил этим экспериментом, тем более что эксперимент уже завершен. Подожди, Фуфел! – поднял руку Шуба, заметив, что тот проглотил-таки апельсин и собирается что-то спросить.

– Мы так же не узнаем всех целей, ради которых этот эксперимент был поставлен. Но он был не напрасен и очень своевременен хотя бы потому что, благодаря ему, наш дорогой Боярин вышел из комы и идет на поправку.

– Да! – выдохнула Маргарита Николаевна и приложилась к фляжке.

– Более того, – продолжил Шуба, когда фляжка опустела. – Мы с вами, а так же еще несколько человек, благодаря этому чудесному эксперименту… – он попытался вспомнить слово, произнесенное Борисычем накануне, но не вспомнил. – Нам с вами довелось обогатиться, что ли, яркими ощущениями. Я бы сказал, прекрасными ощущениями. Думаю, вы почувствовали это особенно сильно вчера вечером, ведь так?

– Точно так! – округлил глаза Боярин. – Вчера, ближе к отбою, я вдруг почувствовал… – он перевел взгляд на Маргариту Николаевну.

– И я! Я тоже почувствовала! Только я не знаю, как это объяснить словами…

Все посмотрели на Фуфела, он же, глядя только на Шубу, слегка отупело произнес:

– Любка Скоросчётова. Кто-нибудь из вас знает Любку Скоросчётову?

В это время в кармане у Сереги Костикова зазвонил мобильник.

– Алло, Костиков, это ты, Костиков? А это я, Костиков! Надеюсь, сейчас-то я тебя не разбудила? Я тебе вот о чем хочу рассказать…

Шуба, молча, потянул мобильник водителю. Фуфел приложил ее к уху, и через несколько секунд глаза его округлились, как недавно у Боярина.

– Люба, это ты?

В то время, пока Серега Костиков после полученной травмы поправлял здоровье, у начальника инкассации Александра Петровича Матвейчикова появился новый заместитель – Ренат Гарипов. Нормальный мужик, с которым Костиков, так же как и, в свое время с Петровичем, работал на одном маршруте. Были времена, когда они вдвоем с Ренатом и на рыбалку, и за грибами выбирались, а потом вместе учились в финансовом техникуме. Только Шуба, закончив его, палец о палец не ударил, чтобы начать карьерный рост, в отличие от Гарипова, который, собственно ради карьеры в техникум и поступал. Да и ради бога – Костикову даже лучше было, когда среди руководства есть люди, с которыми он, можно сказать, на короткой ноге.

– О, Шуба, привет! – встретил Костикова заместитель начальника, когда тот вместе с Фуфелом и Гаврилычем, отчитавшись о проделанной работе и сдав оружие, вышел из комнаты дежурного. – Ты-то нам и нужен.

– Ренат, приветствую! – пожал Шуба протянутую руку. – Нам? Если по поводу выйти сегодня во вторую смену, то я – пас. Договорился с мужиками на Москву-реку со спиннингами махануть. На вечерку.

Он и в самом деле подумывал наконец-то выбраться на рыбалку, правда, в одиночестве. Погодка радовала, да и у щуки как раз должен был начаться посленерестовый жор. Правда, официально ловить рыбу на спиннинг в это время было запрещено. Но все прекрасно понимали, что правила эти давно устаревшие, на самом деле не имеющие под собой грамотного научного обоснования, поэтому, как спиннингисты ловили рыбу в мае, так и продолжали ловить. И Костиков не был исключением.

– А чего, клюет щучка-то? – не без интереса спросил Ренат.

– Самое время…

– Не волнуйся, Шуба. На сегодня вечерняя смена закрыта, даже резерв имеется. В кабинет Петровича загляни, там тебя кое-то дожидается.

А вот это Костикову совсем не улыбалось – чтобы в кабинете начальника кто-то его дожидался. Лучше уж во вторую смену выйти. Оказалось, Серега напрасно напрягался.

– Вот он, наш герой! – воскликнул начальник.

– Я тоже рад вас видеть, Александр Петрович, – закрыл за собой дверь Костиков, гораздо в большей степени обрадовавшийся присутствующим в кабинете Юрию Борисовичу Клюеву и Игорю Ивановичу Акимову. На самом-то деле вместо друзей он боялся увидеть кого-нибудь другого, например, господина Гидаспова…

– Ха! Слышь, капитан, рад он! Или тебя можно уже майором называть?

– Борисыч! – расплылся Костиков в улыбке. – Неужели в звании повысили?

– Так не мудрено, не мудрено повысить-то! – продолжал восторгаться Петрович. Меньше чем за месяц, – два таких громких дела раскрыть! Это профессионализм, настоящий профессионализм!!!

– Поддерживаю целиком и полностью, – кивнул Костиков. – Особенно в плане его интуиции при поисках маньяка-песенника.

– В данном деле заслуга не только моя, – серьезно сказал Клюев начальнику, словно докладывая. – Но еще и полковника Заводного, и нашего скульптора, и нашего писателя.

– Даже так? – заинтересовался Матвейчиков.

– Именно так, Александр Петрович! В деле маньяка-песенника в огромной степени сыграла упомянутая Сергеем интуиция. Представляете, Александр Петрович, Мы с полковником Заводновым, как чувствовали, поделились информацией с Шубой, то есть, с Сергеем Костиковым, – как с талантливым скульптором и, следовательно, очень наблюдательным человеком: посвятили его в кое-какие детали, в частности, рассказали, что по показаниям одной из потерпевших, у маньяка между пальцами имеется татуировка. Костиков принял это к сведению, поделился своими соображениями с писателем нашим Игорем Акимовым – тоже человеком донельзя наблюдательным, да еще и памятью не обделенным. И, что бы вы думали? – Клюев выдержал небольшую паузу, заинтриговав не только Матвейчикова, но и Костикова с Акимовым.

– Как оказалось, Москва на удивление тесный город! Я не про приезжих, а про коренных москвичей. Я это давно заметил, может быть, по долгу службы, конечно… Но сколько раз бывало: встретишься с человеком, хотя бы на той же рыбалке, разговоришься, и вдруг выясняется, что у тебя с ним есть общие знакомые, через которых вы слышали о других знакомых и так далее.

И, представляете, наш писатель вдруг вспомнил рассказ одного своего приятеля, что тому вырезал аппендицит хирург, у которого между пальцев была та самая татуировка, на которую обратила внимание потерпевшая! Ну, а дальше найти маньяка было делом техники, или, как вы, Александр Петрович, точно подметили – профессионализм.

– Ха, подметил я! Что Москва – тесный город – согласен абсолютно! Но эта история с маньяком какой-то мистикой попахивает, какой-то фантастикой.

– Ну и пусть попахивает, – сказал Костиков. – Главное, что маньяк-песенник получил по заслугам.

– Вот именно! – Клюев чуть ли не в ладоши был готов захлопать. Но вместо этого открыл свою планшетку и сказал, посерьезнев. – А теперь, прошу внимания! Впрочем, лучше без пафоса. Короче, от имени и по поручению и с вашего, Александр Петрович одобрения разрешите вручить Сергею Михайловичу Костикову от лица всей московской милиции – почетную грамоту!