Просто скажи «да»

— Вот, — сказал он. — По центру не получится, попробуй так.

Когда Мей выпустила соломинку, Эндрю убрал стакан и поставил его на стол. Она с тревогой смотрела на него.

— Где Алекс?

Эндрю размеренно и спокойно ответил:

— С ним все хорошо, Мей. Они с бабулей у тебя. Когда я их покидал, малыш мирно спал. — Зная, что медсестра наверняка отругает его, если вдруг войдет, он тем не менее присел на кровать и оперся правой рукой о подушку рядом с головой Мей. — Ну и как ты? Тебе что-нибудь нужно?

Она прикоснулась рукой к груди и попыталась улыбнуться, но безуспешно.

— Мне нужен Алекс.

Мей попыталась сесть, но, еще больше побледнев, снова бессильно откинулась назад и закрыла глаза. Ненавидя себя за то, что ничем не может помочь, Эндрю осторожно пригладил ее по волосам и встал.

— Пойду позову сестру.

Она открыла глаза, выражение ее лица было очень несчастным.

— Нет.

Он попытался переубедить ее:

— У тебя сотрясение мозга, Мей. Тебе нужна помощь.

— Я справлюсь сама. Только подними немного изголовье кровати.

Эндрю не хотел этого делать. Совсем не хотел.

Но оставить ее одну в таком состоянии тоже никак не мог. Неуверенно вздохнув, он встретился с Мей взглядом.

— Хорошо. Поступим по-твоему.

Им случалось делать это раньше, поэтому Эндрю знал, что от него требуется. Подойдя к раковине, он наполнил ее горячей водой, взял из стопки два полотенца и бросил их туда. Когда вернулся к кровати, Мей лежала, не шевелясь, с закрытыми глазами, и Эндрю нахмурился. Как будто травм, полученных в аварии, было недостаточно! Теперь ей еще приходится терпеть невыносимую боль в переполненных грудях. Задернул шторку вокруг кровати, чтобы обеспечить ей хотя бы подобие уединения, он нашел рычаг регулировки положения кровати.

— Скажешь, когда хватит, — сказал он.

— Вот так хорошо, — прошептала Мей.

Он подсунул руку ей под голову, и Мей удалось наклониться вперед так, чтобы Эндрю смог развязать больничную рубашку. Затем, подложив подушку ей под спину, он вернулся к раковине, выжал полотенца и принес их Мей, стараясь ни о чем не думать. Ему нужно не думать, а действовать.

Когда он заглянул за шторку, Мей пыталась вытащить руки из рукавов и, судя по тому, что она почти не дышала, левое плечо причиняло ей невыносимую боль. Он положил полотенца на прикроватный столик и взялся за ворот ее рубашки.

— Давай начнем с правой руки, а потом просто стащим остальное.

Он высвободил ее здоровую руку, а затем спустил рубашку, обнажив Мей до пояса. С лихорадочно бьющимся сердцем Эндрю стиснул зубы. Ее груди налились, кожа на них натянулась до предела. Неуместное проявление чувства юмора заставило его слегка улыбнуться. Имея некоторый личный опыт, касающийся отвердевших частей тела, он мог представить, каково ей сейчас приходится. Сложив вчетверо горячее мокрое полотенце, он осторожно положил его на одну грудь Мей, затем повторил этот процесс. Она не открывала глаз, но Эндрю заметил, как под ее ресницами копятся слезы.

— Спасибо, — прошептала Мей.

Он ласково поправил ее растрепавшиеся волосы.

— Пожалуйста.

Задернув шторку, Эндрю предоставил Мей самой себе и, усевшись в кресло, принялся листать журнал. Звуки сцеживаемого молока, ударявшегося о стенки и дно контейнера, казались ему неестественно громкими. Он просматривал журнал во второй раз, когда звуки прекратились. Подойдя к кровати, Эндрю встревоженно замер. Мей лежала, положив здоровую руку на глаза, и дрожала. Боясь, что она потеряет сознание, Эндрю вернул изголовье кровати в начальное положение.

— Что случилось? — мягко спросил он. Мей с трудом сглотнула и пробормотала:

— Ничего. Просто я слишком долго смотрела вниз, и у меня закружилась голова.

Он убрал полотенца и очень осторожно натянул рукав на левую руку Мей. Правой она все еще прикрывала глаза, поэтому Эндрю просто прикрыл ее сверху простыней.

И тут Мей подняла ладонь и коснулась его лица, глядя на Эндрю глазами, в которых читалось нечто похожее на отчаяние. Из ее груди вырвалось всхлипывание.

— О боже! Я ведь могла убить его своей неосторожностью!.. И я разбила твою новенькую машину.

Странное чувство охватило Эндрю — словно его окунули сначала в горячую, а потом в холодную воду, но это чувство тут же вытеснила тревога.

— Эй, — мягко проговорил он. — Все не так, Мей. Алекс цел и невредим только потому, что ты предусмотрительная мама и хорошо закрепила его сиденье ремнями. И слава богу, что ты вела не свой «БМВ»: идиот, который врезался в вас, сидел за рулем пусть и небольшого, но грузовика, и вам бы не поздоровилось, ребята.

Она снова судорожно всхлипнула, и Эндрю понял, что ей стало еще хуже. Это убивало его. Очень осторожно он просунул руку ей под плечи.

— Иди сюда. Давай посмотрим, смогу ли я тебя прижать, не причинив еще больше вреда.

Она так быстро оказалась в его объятиях, что Эндрю едва не упал с кровати, и вцепилась в него с таким отчаянием, что сердце его готово было разорваться. Нуждаясь в чем-нибудь и для себя, Эндрю поцеловал Мей в здоровый висок. Если у него и были сомнения раньше, то теперь он точно знал: ему не жить без нее.

— Послушай, дорогая, — хрипло проговорил Эндрю. — Какой-то подонок проскочил на красный свет и врезался в вас. Не повезло. Но хорошо, что вы оказались в машине, способной выдержать такой удар. И хорошо, что вы как следует пристегнулись. Я купил новый автомобиль для того, чтобы уберечь вас с Алексом. Он свою задачу выполнил. Я счастлив.

Эндрю принялся осторожно гладить ее по спине, ожидая, пока Мей выплачется. Никогда еще он не чувствовал себя таким беспомощным.

Мей было успокоилась, но потом опять прорыдала в его плечо:

— Я так боялась, что из-за меня ты не придешь!

Горло Эндрю свела судорога, он закрыл глаза и прижал ее покрепче, жалея, что не может абсолютно слиться с ней. И жалея, что не может сказать правду: он пришел именно из-за нее.

11

Физическое и нервное истощение наконец заставили Мей забыться в его объятиях. Сквозь тонкую ткань больничной рубашки он ощущал, как она похудела, как слаба, и нескоро еще Эндрю заставил себя опустить ее на подушку. Даже после того как натянул на нее одеяло, он долго стоял, глядя на Мей.

Желая глотнуть свежего воздуха, Эндрю вышел в коридор и спустился в вестибюль. Снег прекратился, и все вокруг было покрыто белым одеялом. Съежившись от холода и жалея, что не надел что-нибудь поверх свитера, Эндрю шагал по дорожке, окружавшей больничную стоянку. От его дыхания поднимался пар.

Странное ощущение, возникшее у него в палате, когда Мей возложила ответственность за случившееся на себя, было вызвано тем, что на свое место в головоломке встали еще две важные детали. Во-первых, дело было не только в сиротстве Мей. Маленькой девочке, у которой оказалось столько проблем со здоровьем, должно быть, казалось, что в ней есть какой-то изъян. Десять против одного, что ей без конца давали понять: она виновата, она неудобна, с ней столько хлопот, она делает что-то не то, если без конца переходит из одной приемной семьи в другую — словно перекати-поле, которое нигде не может пустить корней.

Но было и кое-что еще. Теперь с глаз Эндрю словно сняли пелену. Да, она знала, что беременна, когда порвала с ним. Но не сказала об этом сразу потому, что всю ответственность взвалила на себя и винила во всем только себя.

Дорожку внезапно пересекла тень, и Эндрю резко обернулся, готовый дать отпор. Джек усмехнулся.

— Тебе нужна компания, или это маршрут только для одного?

Почувствовав, что промерз до костей, Эндрю усмехнулся в ответ.

— Интересно, какого черта мы здесь делаем, бегая среди ночи в такой собачий холод?

— Не знаю. Может, ищем просветления?

— Иди домой, сумасшедший, — посоветовал он брату. — Только дураки разгуливают в три часа ночи.

Джек поднял брови.

— Вот как? А я-то думал, только дураки влюбляются.