Страница 102 из 112
зить неясное ощущение с такой пе-
чалью и точностью.
(Я. Смеляков.
Из статьи о стихах А. Твардовского)
Все сказанное о социальности поэта, о его граж-
данственности ничего не стоит, если у поэта нет та-
ланта. Социальность от бездарности не выручает.
Гражданственность не индульгенция за «плохопись».
Плохо написанная правда — уже неправда. Клас-
сика — это не только общественное, но и художест-
венное величие. Поэзия Смелякова есть явление об-
щественное только потому, что это высокая поэзия,
с золотым клеймом мастера. Это золотое личное
клеймо прежде всего интонация. Смеляковская ин-
тонация менялась, но всегда оставалась собственной.
Я увидел каменные печи
и ушел, запомнив навсегда,
как поет почти по-человечьи
в чайниках кипящая вода.
Жестокое, железное:
Мамонты пятилеток
сбили мои клыки... —
переходит в грустное, тончайшее:
Юноша мягкой тряпкой
поршни не оботрет.
Какая печаль и точность в этом эпитете!
Вот державно, раскатисто, как будто шаги Пет-
ра по свайным настилам строящегося Петербурга:
День — в чертогах, а год в дорогах.
По-державному широка
в поцелуях, слезах, ожогах
императорская рука.
Вот прозрачно и щемяще, с тоской и радостью по-
следней любви:
Ты возникла в моей вселенной,
в удивленных глазах моих
из светящейся мыльной пены
да из пятнышек золотых.
Обнаженные эти руки,
увлажнившиеся водой,
стали близкими мне до муки
и смущенности молодой.
Смеляков писал, обращаясь к Луконину: «Мы
плебс, и вкус у нас плебейский». Но это была по-
лемическая наигранность. В Смелякове была врож-
денная аристократичность, как у любого настояще-
го рабочего.
Десять раз по десять лет пройдет,
снова вьюга заметет страну.
Звездной ночью юноша придет
к твоему замерзшему окну.
Изморозью тонкою обвит,
До утра он ходит под окном.
Как русалка, девушка лежит
на диване кожаном своем.
Зазвенит, заблещет телефон,
В утреннем ныряя серебре,
И услышит новая Манон
голос кавалера дс Грие...
Талант Смелякова пробивался всюду, даже если
иногда он был «между штабелями кирпича, рельсами
и трубами зажат».
Смеляков доказал всей своей поэзией художест-
венную силу эпитета, иногда превосходящего мета-
фору. Вот хотя бы некоторые примеры:
Нехорошо соединенный
кумач и траур на бортах.
Он пашню бережно ощупал
руками быстрыми слепца...
...на слабой известке гвоздем.
...всероссийская эта кепка.
С какой печалью и точностью стоят эпитеты
в портрете делегатки:
Лишь как-то испуганно жалась
и таяла в области рта
забытая древняя жалость —
крестьянской избы доброта.
Но этот родник ее кроткий
был, точно в уступах скалы,
зажат небольшим подбородком
и выпуклым блеском скулы.
(«Портрет»)
Когда это нужно, Смеляков не боится употреблять
старомодную, почти банальную интонацию, привно-
сящую какой-то особый запах печали:
И, к вам идя сквозь шум базарный,
как на угасшую зарю,
я наклоняюсь благодарно
и ничего не говорю.
Лишь с наслаждением и мукой,
забыв печали и дела,
целую старческую руку,
что белой ручкою была.
А если ему нужно, он был безжалостно мощен:
Как поздний свет из темного окна,
я на тебя гляжу из чупуна.
Зияют смутные глазницы
лица военного того,
как лунной ночью у волчицы.
Туда, где лампочка теснится,
лицо протянуто его.
И, умирая, Смеляков причащался поэзией, как
«старый беркут пьет, тоскуя, свою последнюю по-
лынь». Смеляков любил говорить так: «машинисты
державы», «саперы страны». Перефразируя его стро-
ки, хочется сказать, склоняясь перед памятью вели-
кого мастера:
Снимайте шляпы и фуражки
перед поэтами страны.
7
Издержки и таинства стиля...
(Я. Смеляков)
Даже классика непредставима без издержек.
У Смелякова были и плохие стихи, но критика в по-
следнее время помалкивала об этом, сохраняя не-
нужно создаваемое поэту реноме. В какой-то момент
известная часть читателей стала отворачиваться даже
от Маяковского, потому что чуть ли не в каждую
газетную статью на кукурузную или деревообраба-
тывающую тему всовывались его цитаты. Некрити-
ческое навязывание даже самых великих поэтов ино-
гда отвращает от них читателей. У Смелякова был
один психологический недостаток, свойственный лю-
дям с трудной, полной лишений жизнью, —
страх повторения лишений, иногда приводящий к
умиленности бытовой данностью. В ранних стихах
Смеляков писал: «Мальчишкой я был незаметен и
рус и с детства привык молчать. Паршивая бледная
кличка «трус» лежит на моих плечах... Бойся! Сияет
матерь пречистая. Она не пропустит грехи твои даром.
Бойся! По крышам идут трубочисты. Бойся! По ули-
цам идут жандармы...» Смеляков боролся с этим
страхом: «Я встану, сжимая в надежных руках бес-
страшие нашего класса». А вот стремление к умилен-
ности инстинктивно осталось. «Не ваятель, не стяжа-
тель, не какой-то сукин сын — мой приятель, обыва-
тель, непременный гражданин». То, что обыватели —
это непременные граждане, — повод скорее для скор-
би, а не для умиления, тем более что единственное
умилившее Смелякова — это четыре грядки его со-
седа и рябина под окном. Про обывателя когда-то
К. Маркс сказал, что весь коммунизм его сводится к
тому, что он решил вести привольную жизнь на обще-
ственный счет. Конечно, на свете «счастья нет, а есть
покой и воля», но вряд ли эти «покой и воля» в по-
вальной дворовой болезни забивания «козла», которой
умилялся Смеляков. Такая же не заслуживающая
поэзии умиленность звучит в стихотворении «Этажер-
ка»: «А как же, конечно, событье, о многом поду-
маешь тут, когда в суете общежитья свою этажерку
несут». Эти мотивы возникали у Смелякова потому,
что он на собственной шкуре знал, что такое житей-
ская неустроенность, и ото всей души радовался, видя
чей-то хотя бы маленький уют. В этом была защита
прав простого, незаметного человека на его немудря-
щие радости. Но иногда право на эти «немудрящие
радости» служит прикрытием бездуховности, общест-
венной атрофии, которые были всегда чужды самому
Смелякову. Ведь заметил же он, наблюдая ожирев-
ших, самодовольных голубей, что с таким набитым
зобом не взлететь. Приподнятость Смелякова иногда
не концентрировалась до сгустков поэзии и тогда не
взлетала, несмотря на декларативное хлопанье крыль-
ями: «Пролетарии всех стран, бейте в красный бара-
бан! Работенка есть по силам, по душе и по уму...
Ройте общую могилу капиталу самому...», «Разо-
слав по всем путям березы и собрав на митинг все
поля, по призыву партии в колхозы записалась рус-
ская земля», «Кто во что, а я совсем влюблен в Гру-
зии чудесный павильон». При любой умиленности, а
особенно при социальной, поэзия кончается. Поэтому
не удалась поэма «Лампа шахтера», продолжение
«Строгой любви». При изучении опыта большого поэ-
та нужно хорошо знать не только таинство его стиля,
но и его издержки. Смеляков писал о молодых поэ-
тах: «Зияют в их стихотвореньях с категоричной пря-
мотой непониманье и прозренье, и правота, и звук
пустой». Иногда это случалось и с ним. Покидая поэ-
зию, он тревожно думал: «На кого возложить мне