Страница 8 из 63
Орхидеей
Бабочка крылышки
Надушила.
Посетив уединенное жилище отшельника:
Плющ у стрехи.
Три-четыре бамбука. Порывы
Горного ветра.
В самом начале Долгой луны15 добрались до моих родных мест16: забудь-трава вокруг северного флигеля поблекла от инея, не осталось никаких следов17. Все изменилось здесь за эти годы, братья и сестры поседели, глубокие морщины залегли у них меж бровей. «Хорошо хоть дожили...» - только и повторяли, других слов не находя, потом брат18 развязал памятный узелок-амулет и протянул мне со словами: Взгляни на эту седую прядь. Это волосы матушки. Ты, словно Урасима с драгоценной шкатулкой19, брови у тебя стали совсем седыми». Я долго плакал, а потом сказал:
В руки возьмешь
От слез горячих растает
Осенний иней.
Перейдя в провинцию Ямато, мы добрались до местечка в уезде Кацугэ, которое носит имя Такэноути. Здесь родина нашего Тири, поэтому мы на несколько дней задержались, дав отдых ногам.
За бамбуковой чащей - дом:
Хлопковый лук
Лютней ласкает слух
В бамбуковой чаще. 20
Пришли поклониться храмам Таима на горе Футагамияма и там, увидев росшую в храмовом саду сосну, я подумал истинно, вот уже тысячу лет стоит она здесь. Крона ее так широка, что и впрямь тысячи быков могли бы укрыться в ее тени21. Пусть и считается, что деревья лишены чувств22, но что за счастливая и внушающая благоговение судьба у этой сосны: оказаться связанной с Буддой и избежать топора23.
Монахи, вьюнки
Рождаются, умирают...
Сосна у храма.
На этот раз один - все дальше и дальше - брел по тропам Ёсино: вот уж и вправду горная глушь многослойные белые тучи громоздятся над вершинами, дождевой туман прикрывает ущелья, там и сям разбросаны по склонам, словно игрушечные, хижины дровосеков, на западе рубят деревья, а стук топоров раздается на востоке, удары храмовых колоколов рождают отклик в самой глубине души. Издавна люди, забредавшие в эту горную глушь и забывавшие о суетном мире, убегали в стихи, находили убежище в песнях. В самом деле, разве не такова и гора Лушань?24
Остановившись на ночлег в монастырской келье:
Стук валька
Дай же и мне послушать
Жена монаха. 25
Навестив травяную хижину преподобного Сайге, прошел к дальнему храму, откуда, повернув налево, примерно на два те26 углубился в горы: по сторонам чуть заметные тропки, протоптанные людьми приходящими за хворостом, между ними отвесные ущелья - вид, воистину возвышающий душу. "Капающий родник"27, похоже, совсем не изменился, и сейчас падает вниз кап да кал...
Росинки кап да кап
Как хотелось бы ими омыть
Наш суетный мир...
Окажись в стране Фусан28 Бо И29, он бы непременно прополоскал этой водою свои уста. Узнай об этом роднике Сюй Ю, он именно здесь промыл бы свои уши30. Пока я поднимался вверх по горным тропам, пока спускался вниз, осеннее солнце стало клониться к вершинам, а поскольку многие прославленные места еще не были мною осмотрены, я ускорил шаг и прежде всего направился к могиле государя Годайго.
Сколько же лет
Этой могиле. О чем ты грустишь
Поблекшая грусть-трава? 31
Покинув провинцию Ямато и пройдя через Ямасиро, я вышел на дороги земли Оми, достиг Мино, затем, миновав Имасу и Яманака, оказался у древней могилы Токива32. Моритакэ из Исэ33 сказал когда-то: «На господина Ёситомо осенний ветер похож»34. Интересно, в чем он увидел сходство? Я же скажу:
Ёситомо...
Повеял его тоскою
Осенний ветер... 35
Фува36:
Осенний ветер.
Кустарник да огороды
Застава Фува. 37
Оогаки остановился на ночлег в доме Бокуина38. Когда-то, выходя из Мусаси, я думал о том, что, может быть, кости мои останутся лежать в открытом поле, вспомнив об этом теперь я сказал:
Так и не умер.
Последний ночлег в пути
Поздняя осень.
В храме Хонтодзи в Кувана:
Зимний пион.
Кричат кулики, или это
Кукушка в снегу? 39
Поднялся со своего «изголовья из трав» и, не дожидаясь, когда окончательно рассветет вышел на берег моря...
На рассвете
Белых рыбок белые черточки
Длиною в вершок.
Пошел поклониться святилищу Ацута. Вокруг развалины, ограда упала и исчезла в густой траве. В одном месте натянута рисовая веревка, отмечающая местоположение малой кумирни, рядом стоят камни, названные именами разных богов. Полынь и грусть-трава повсюду растут привольно, но именно это запустение пленяет душу больше, чем чинное благополучие иных святилищ.
Грусть-трава,
Даже она засохла. Лепешку купив,
Заночую в пути.
Сложил, выйдя на дорогу, ведущую в Нагоя:
Безумные строфы
На устах, ветер треплет мне платье