Страница 36 из 38
– Я знаю. Но мы же доверили вам кресло директора библиотеки. Рекомендация товарища Луначарского дорогого стоит.
Сколько таких симпатичных деятелей с рекомендациями Луначарского оказались врагами! Скольких вывел на чистую воду майор Пронин! Повечеровского такими словами не убедишь, не утешишь.
– И происхождение у меня не пролетарское, – нудно повторял он.
– У меня тоже, – улыбнулся Пронин. – Я, как говорится, из беднейших слоев крестьянства.
– Из беднейших! – с завистью повторил Повечеровский. – А я никогда не знал нужды. Не на медные деньги учился.
– Ну и что? Вашу семью уплотнили, вы честно работаете. Мы уважаем трудовую копейку. А что до золотых червонцев вашего отца... В конце концов, он был слугой просвещения. Мы были бы наивными дураками, если бы считали врагами всех дворян скопом. Мы боремся с привилегиями дворянства, с пагубным неравенством. А не с людьми, которые служат людям. Вы согласны со мной, Иван Никитич?
– О, это золотые слова. Если бы все ваши коллеги рассуждали таким образом!
– Вы обижены на моих коллег? Напрасно. На обиженных воду возят. Вы не водовоз, вы директор библиотеки. Помните песенку: «Удивительный вопрос – почему я водовоз?» – Пронин спел целый куплет из популярной кинокомедии, подмигивая Повечеровскому.
Директор библиотеки растерянно наблюдал за комикованием чекиста.
– Зачем же я к вам заходил? – Пронин театрально вскинул руки. – Ах да. Просто хотел вам сказать: не волнуйтесь, Иван Никитич. Работайте в штатном режиме. Банкет с американцем – это не страшно. Я, между прочим, в числе приглашенных. Так что ответственность лежит на нас, а ваша задача – сохранять спокойствие. Справитесь?
Повечеровский ответил откровенно, со слезами в голосе:
– Честно говоря, трудновато. Внутри все клокочет. Ваш визит только подтвердил мои подозрения... Сейчас такое время... В такое время с иностранцами лучше не общаться. Эх, лучше бы я работал в Тобольске, подальше от международных провокаций...
Пронин улыбнулся:
– В Тобольск всегда успеете. Я вам по знакомству могу организовать многолетнюю командировку в любой городок Восточнее Урала. Да бросьте вы хандрить. Про командировку я пошутил. Мы ценим вас как высокообразованного человека. Вы хорошо наладили работу библиотеки. Паркет-то какой настелили – залюбуешься! Мы вам после этого банкета новый ремонт организуем. На высшем уровне. За счет НКВД.
Пронин прошелся по Нескучному, примериваясь, где можно разместить «засадные полки». А нужны ли они? Повечеровский запуган донельзя. Надоело подбадривать заруганных человечков! А приходится... А если он разыгрывает более сложную партию? Если он – человек с тройным дном? Биография библиотекаря этого не исключает. Дышится в Нескучном легко. Влажный осенний воздух – как отдохновение от жаркого городского лета.
Ковров нервно бегал по собственному кабинету – от письменного стола до сейфа, от сейфа – до дверей и снова к письменному столу. Пронин утопал в черном молотовском кресле.
– Ну что, товарищ Пронин? Встреча с товарищем Сталиным ничего нам не дала. Кремлевский предатель затаился.
– Благодарите бога и диамат, что беседа с товарищем Сталиным прошла без внештатных ситуаций. Чего вы ждали? Взрыва, перестрелок?
– Теперь выйдет интервью, а потом Бронсон покажет себя матерым фашистом. Ты понимаешь? – кричал Ковров. – Мы не пресекли провокацию. Не скомпрометировали Бронсона до выхода интервью. Плюс – кремлевский предатель. Да это провал, Пронин! Позорный провал, срамотища.
Пронин смотрел на разъяренного Коврова с любопытством натурфилософа. К чему этот театр одного актера? Или он действительно ждал от встречи со Сталиным легкого триумфа, ждал «кремлевского предателя» в наручниках?
– Товарищ Берия просил тебя поблагодарить, – в той же брюзгливой интонации бросил Ковров. – Не знаю, чем ты ему приглянулся. Но товарищ Берия недавно в нашем наркомате. А я твой непосредственный руководитель. И я возмущен.
– Сейчас я занимаюсь банкетом в Нескучном саду. Нужно достойно проводить Бронсона.
– Пристрелить его надо бы, а не провожать с банкетом. Очень мне не нравится этот Бронсон.
Гости съезжались на банкет... Лучезарный Бронсон стоял на пороге библиотеки, встречал приглашенных. Повечеровский, блистая новеньким ярким галстуком, нервно улыбался, стоя за спиной Бронсона. Пронин пришел сюда раньше других. И прогуливался по саду вокруг библиотеки. Вот и Железнов явился. И Кирий, и Лифшиц – гвардия Пронина. Вот и Иван Владиславич Жолтовский пришел. Академик архитектуры придирчивым взглядом смерил постройки Нескучного, а мгновение спустя улыбнулся, приветствую Бронсона. Пронин тут же оказался рядом с Жолтовским.
– Рад видеть вас, Иван Владиславич! Как на ваш профессиональный взгляд – сколько человек может поместиться в этом здании библиотеки-читальни?
– Да вообще-то тысячу человек можно вместить. Но если люди собираются жестикулировать – уже в два раза меньше. А если они хотят еще и выпить за здоровье господина Бронсона – тут уж придется ограничиться сотней человек. И то будет тесновато.
Председатель комиссии по музейному наследию Московского Кремля явился с супругой. Пронин залюбовался этой великосветской парой. Павел Васильевич Захарьин даже на фоне иностранных гостей выглядел изысканным аристократом. Даже с Дэвисом он разговаривал как боярин со стрельцом – не стирая с лица снисходительной усмешки. Захарьин свободно изъяснялся и на английском, и на французском. А как он умел носить костюм! Таких элегантных людей и среди дореволюционной элиты затруднительно было встретить, а уж в кипучей лаве второй сталинской пятилетки, пожалуй, лишь один актер Анатолий Кторов так непринужденно и ловко носил костюмы разных эпох...
– Павел Василич, вы один держите марку Москвы, а мы все в английском разбираемся как свиньи в апельсинах, – сказал Пронин Захарьину.
– Ну уж и я один, – махнул рукой Захарьин. – Образованных людей у нас немало. Да и невелика премудрость – выучить английский. У нас в Оружейной палате неплохая коллекция английского серебра. Так что английский язык помогает мне исполнять профессиональные обязанности. Не больше, но и не меньше. Тренинг и муштра, как говорил Станиславский. То есть каждый должен учиться профессионально работать на своем месте – так говорит наш дорогой товарищ Молотов.
Молотов на банкет не приехал, да его и не ждали. Как не ждали и товарища Сталина. У главных вождей каждый день неотложные дела, нет у них времени бегать по нескучным садам. А вот наркоминдел Максим Максимыч Литвинов почтил отвальную Бронсона своим высоким присутствием. Он узнал Пронина, весело ему подмигнул. А вот замнаркома финансов Спиридонов явился. Супругу он не притащил, поскольку был закоренелым холостяком. Увидев Пронина, да еще и Кирия, он помрачнел и поздоровался с чекистами суховато. А вот с Бронсоном они долго и утомительно обнимались.
В библиотеке ощущался аншлаг – как на престижной премьере в Художественном или в Камерном театре.
– Ну, господин Повечеровский, ведите нас к столу! – скомандовал Бронсон через переводчика.
Повечеровский дернулся и махнул рукой:
– Прошу, товарищи! Прошу за мной! – И, покраснев пуще прежнего, пошел в читальный зал, где гостей ждал стол а-ля фуршет.
– Я был гостем Советского Союза! Я многому научился у вас, мои московские друзья! Я хочу выпить за то, чтобы этот визит был не последним. Чтобы он был первым в длинной веренице дружеских визитов! Ура!
Переводчик так и сказал – «в длинной веренице». Он только вчера был во МХАТе на «Синей птице», и в ушах вертелась известная песенка.
Пронин громко беседовал то с Литвиновым, то с Повечеровским, а сам тайком приглядывал за Бронсоном. Американец ожидал слежки и, конечно, чувствовал взгляд Пронина. Он даже улыбался, издевательски улыбался, вертя головой – назло Пронину. Чтобы знал этот чекист-журналист: сегодня, как и накануне у Сталина, ты не схватишь меня за руку, уйдешь несолоно хлебавши. Наконец бутерброды с семгой закончились, антоновка тоже. Немало было выпито шампанского и кваса. Бронсон привез с собой полный чемодан пухлых, многостраничных американских газет, пестрящих рекламой.