Страница 3 из 38
– Скромник ты наш. Международного масштаба!
В квартире на Кузнецком Мосту обстановка не менялась годами – как в мемориальной кремлевской комнате Ленина. Потемневшая от времени гитара возле двери – подарок цыганской певицы Ольги Васильевой, которую Пронин когда-то спас от неминуемой гибели. На тахту спускался дорогой текинский ковер, украшенный старинными саблей и пистолетами, среди них терялся невзрачный короткий кривой кинжал – единственное напоминание о деле, едва не стоившем жизни самому Пронину. Венские стулья, удобное вместительное кресло. У Агаши на кухне все звенело, лязгало, скворчало и шипело. В коридоре носился запах жаркого – с помидорами и перцем. Но Пронину хотелось простого чая и, пожалуй, яблок. Проходя мимо кухни, он крикнул:
– Чаю! И антоновки!
Через пять минут он уже восседал в кресле, одетый в пижаму, которую Агаша прилежно отгладила к его приходу.
– Чаек-то какой хороший. Из Грузии! Получше индийского будет. Его только побольше класть нужно. Я покрепче заварила. Вот вам антоновка, а вот еще брусничка.
С недавних пор кабинет Дзержинского занял Лаврентий Палыч Берия, и в среде чекистов моментально вошел в моду грузинский чай. А вот бруснику он не заказывал, это Агаша допустила самодеятельность.
– А икорки не хотите паюсной? Зернистой сегодня не было. Я вам сама на хлебушек намажу, да с маслицем вологодским. А хлебушек теплый еще! Я, когда брала, – чуть руки не обожгла.
– Что-то ты, Агаша, больно заботлива стала. Я вот думаю: может, тебя удочерить? Образцовая семья получится.
Агашу передернуло от смеха:
– Нашел дочку, папаша! Это я тебя усыновлю.
Агаша оставила Пронина наедине с тревожными думами. Один художник написал в анкете: «Работаю в области вождя». Нынче и Пронину предстояло поработать именно в этой области. А у сильных мира сего скользкие паркеты, там поскользнешься – и поминай как звали. Опасная работа. Опасная и коварная. Пронин даже легкомысленно помечтал о скоропостижной гибели Бронсона. А что? Ну представьте себе: покушал Бронсон рыбу, подавился костью. Приступ кашля, двадцать часов поноса – и некролог. Красотища! Но это маловероятный исход. Придется с этим интуристом повозиться. Что пишут в газетах? «Уильям Бронсон – американский друг Советского Союза. Он подписал приветствие рабочим-стахановцам. Он посетил ударную бригаду Метростроя. Он восхищен работой советской народной милиции...» Наш американский друг. Интересно, как они вывернутся через месяц, эти журналисты? Да я и сам теперь журналист. Вот как бы я вывернулся? Нет опыта. Но чекист должен превращаться в любого профессионала за сутки. Этому я учу Витьку Железнова. Пора показывать личный пример. Посмотрим, что там написал Нечипоренко. Он дельный парень, старательный. Еще два года назад выглядел абсолютным школяром. Налег на учебу, ночами читал иностранные журналы, книги по истории разведки. Бегал на какие-то лекции в университет. И работать успевал, и по линии самообразования наверстывал как ошпаренный. И вот результат: из луганского землекопа получился современный чекист, профессионал контрразведки. В голове вертелась песенка: «Береги страну родную, наш луганский слесарь Клим». Это про Ворошилова. А земляк товарища Ворошилова, славный парень Николай Тарасович Нечипоренко, целый кондуит исписал про Бронсона. Так... Разговоры о современной московской архитектуре. Восторженные отзывы. Дискуссия о конструктивизме. Мудрено! Палладио, Венеция, Флоренция... Иван Жолтовский. Ого, он встречался с Жолтовским. Интервью для американского журнала. Ну что ж, никакого криминала здесь нет, советское искусство пропагандировать можно и нужно. Ага, послезавтра он собирается снова встречаться с Жолтовским и его учениками. Замечательно. Мне придется вникать еще и в проблемы зодчества. А когда же мне связаться с академиком Жолтовским? Не ночью же его беспокоить? Значит, завтра, после исторической встречи в библиотеке.
До глубокой ночи Пронин хрустел антоновкой и штудировал отчет Нечипоренко. А потом глубоко уснул и спал безмятежно, пока Агаша не разбудила его к завтраку.
До Ленинки от Кузнецкого рукой подать. И все-таки Пронин уселся в эмку и, как девушка со знаменитой картины Пименова, покатил по проспекту Маркса.
Все-таки замечательное здание построили для библиотеки! Колонны, барельефы. Античная строгость линий. Сразу видно: храм знаний. Храм науки. Пристанище просвещенного человека, которому принадлежит будущее. Пронин быстро, но без суеты поднялся по ступенькам и заметил в дверях странное скопление народа. Эта толпа не была похожа на ученых и студентов – обычных посетителей Ленинки. Он сразу заметил несколько милицейских фуражек. Толстяк-гардеробщик размахивал руками, взвинченно о чем-то рассуждал.
Только он подошел к дверям – на пути вырос милиционер.
– Гражданин, библиотека закрыта.
– В чем дело, товарищ?
– Попрошу не нарушать, посетителей велели направлять в Гоголевскую библиотеку. Вот адрес. – Он протянул Пронину тетрадный лист с адресами библиотек – весь в кляксах.
– Как тебя зовут-то?
– Королев моя фамилия. Попрошу не нарушать, попрошу в сторонку.
– Давай в сторонку. Слушай, Королев. Не в моих правилах предъявлять документы, но тебе я покажу. – Пронин показал ему издалека лубянское удостоверение и заговорил торопливым шепотом: – Это строго между нами. А теперь расскажи мне, что там за бои местного значения.
Они отошли за колонну. Там можно было поговорить без свидетелей.
– Убийство, товарищ майор.
– Без майоров. Без имен и званий. Давай, Королев, продолжай. Зовут-то тебя как?
– Павел Васильич.
– Скажи мне, Паша, когда, кого и где убили.
– При нем документы нашли. Кандидат математических наук Валерий Семенович Сагалов. Тридцать восемь лет. На вид молодой совсем, рыжий. В читальном зале его нашли, где газеты, журналы всякие выдают. В руках у него был журнал «Вокруг света». Убит ударом кастета в висок.
– Проведи меня к нему. Только без шуму. Я твой должник, Паша, по гроб жизни должник.
Пронин говорил тихо и равнодушно. В мыслях он был где-то далеко – то ли в читальном зале, то ли где-нибудь в городе Нью-Йорке, который раньше называли Новым Амстердамом.
Расталкивая толпу – а это были главным образом сотрудники милиции и работники библиотеки, – они прошли в читальный зал. Вокруг трупа суетились врачи.
– А свидетели где?
– Кто?
– Свидетели убийства. Кто-то же должен был быть в читальном зале, кто-то видел этого Сагалова – хотя бы его труп.
– Таковых оказалось всего двое. Их задержали. Они в комнате охраны порядка. Под присмотром милиции.
– Веди меня туда, товарищ Паша Вергилий. Я в этом библиотечном аду живо заплутаю.
Павел несколько успокоился. Теперь он даже улыбался заковыристым словам Пронина.
Доктор Китайцев уже тогда казался немолодым. Он устало сидел на стуле спиной к трупу. Его пиджак лежал поодаль, прямо на полу. Бросалась в глаза помятая пропотелая рубашка и толстые помочи в яркую полоску. Тучный доктор тяжело дышал и потягивал папироску. На труп не глядел демонстративно – уже нагляделся. Пронин не стал осматривать убитого, не решился и заговорить с Китайцевым. Его дело – поговорить со свидетелями.
В тесной комнате охраны порядка на жестких стульях сидели перепуганные мужчины: один – глубокий старик в потрепанном, но элегантном костюме. Второй – сорокалетний лысый толстяк в роговых очках. Оба глядели в пол и истекали потом.
– Так, товарищи, попрошу представиться, – весело начал Пронин. – Давайте по старшинству. – Они встретились глазами со стариком. Сиплый тенорок отозвался:
– Росинский Иван Николаевич, профессор биологии. Служу в ВАСХНИЛ. Вот мои документы.
– Не серчайте на нас, Иван Николаич, служба такая. Нам нужно знать все об убитом. Все, понимаете? Вот вы, наверное, пользуетесь микроскопом в своих исследованиях? Постарайтесь посмотреть на своего соседа по читальному залу через микроскоп.
Старичок скрипел, задыхаясь: