Страница 18 из 38
– А вы обратили внимание на матроса Швандю? – спросил Пронин.
– Да,да, очень яркий и смешной персонаж! Я удивлен, что в этом спектакле трагедия соседствует с фарсом!
– Вы еще больше удивитесь, когда узнаете, что прототипом матроса Шванди был не кто иной, как всемирно известный полярник Иван Дмитриевич Папанин. Правда, в годы Гражданской войны он и не мечтал еще стать полярником, а был обыкновенным бойцом революции.
– Вы действительно меня удивили. И об этом можно написать в нашей газете?
– Пишите без церемоний! Мы гордимся нашими полярниками! Кстати, чувство юмора Папанин сохранил и после того, как стал Героем Советского Союза. Рекомендую взять у него интервью, пока он отдыхает после работы на дрейфующей станции!
– Это возможно? Я буду счастлив.
– Почему бы и нет? Папанин – человек общительный. Выдающийся наш современник. Герой и весельчак. Вы знаете, он получил большую премию за свой научный подвиг – и построил роскошную дачу. С фонтаном и садом. Недавно на этой даче побывал товарищ Сталин. Они пили чай с ватрушками, беседовали об освоении Севера... Когда Папанин спросил товарища Сталина: «Как вам понравилась моя дача?» – товарищ Сталин ответил: «Неплохо. Но на воротах не хватает вывески – «Детский сад». И что же вы думаете? Папанин тут же ответил: «Я как раз собирался подарить эту дачу детскому саду! Специально придирчиво следил за ее строительством, ибо в нашей стране все лучшее должно принадлежать детям!» Вот такой остроумный он человек.
– Кто – Папанин или Сталин?
– А это уж вы сами решайте, господин Бронсон!
Из театра они поехали в «Славянский базар» – на «Форде» американского посольства. Всю дорогу Бронсон вспоминал про шутку с дачей Папанина. «Я назову одну из публикаций о поездке в СССР так: «Страна весельчаков»! Нигде я не встречал таких россыпей юмора!»
Пронин ответствовал с самым серьезным, торжественным видом:
– Вот сейчас поужинаем в «Славянском» – и вам станет не до смеха.
Переводчик то и дело краснел, переводя на английский остроты Пронина. Иногда даже цензурировал их, смягчал... Бронсон это замечал, но стойко не подавал виду. Майор все спланировал по минутам: в ресторане Бронсона и переводчика удержит приятный собеседник, а Пронин в это время улизнет на Моховую – выслеживать Ревишвили. План дерзкий. Бронсон только кажется таким мягким и уступчивым. У него за парфюмерным слоем доброжелательности – кремень!
– Чего желаете? – Пронин крутил в руках меню. – Все никак наши мастера сервиса не научатся выпускать меню на английском языке... Только русский и немецкий.
– Я полностью доверяюсь вашему вкусу, – сказал Бронсон и посмотрел на часы. – Перекусим немного – и расстанемся на сегодня. В два часа ночи я должен быть в гостинице. Вы будете смеяться, но у меня назначены телеграфные переговоры с Нью-Йорком. У вас глубокая ночь, а в Америке – самое деловое время суток.
Пронин лениво откинулся на спинку стула и пробормотал вполне беззаботно:
– Что можно решить по телеграфу? Ума не приложу. По-моему, это какая-то глупость. Вот если бы можно было по телефону поговорить с Америкой при наилучшем качестве связи.
– Ну, это только в светлом будущем. А мы живем сегодняшним днем, и дела не ждут. У них есть студень? Мне понравился русский студень! Заливное мясо с перчиком! А от вашей горчицы я теряю сознание – это как пища индейцев.
Пронин заказал студень, пирожки с мясом, а еще – по тарелке щей. Ну, и для довершения ужина а-ля Рабле жаркое по-пражски. Из напитков выбрали хлебный квас, клюквенный морс и поллитровый графин столичной водки. Гулять так гулять!
– Это, между прочим, сверхновая русская советская водка. Лучшие рекомендации!
– Да я уж пробовал и не раз. Действительно, королева водок. У нас как отменили сухой закон – в продаже появилось множество водочных марок.
– В основном – с душком белой эмиграции! – заметил Пронин. – Но главная тайна русской водки осталась в Советском Союзе. Вы в этом убедитесь.
– Вы предлагаете нам закупать «Столичную»? Что ж, я готов стать первым торговым агентом в этом деле.
– Уверен, вы не прогадаете! На алкоголе еще никто не разорялся.
С этими словами они опорожнили первую рюмку – за советско-американское торговое сотрудничество. Бронсон снова посмотрел на часы.
– Ужинать в спешке – последнее дело. У нас говорят: счастливые часов не наблюдают. Я предлагаю в память об этом вечере поменяться часами и спрятать их у нашего дорогого товарища переводчика. Вплоть до окончания ужина. Как вам моя идея?
– Не знаю, что и говорить. В фантазии вам не откажешь.
– Никакой фантазии. Обыкновенная русская традиция – махнуться часами не глядя. Вы сможете перевести выражение «махнуться не глядя»?
Бронсон уступил настойчивости Пронина. У обоих были карманные часы. У Бронсона – швейцарский «Лонжин», у Пронина – отечественные, Первого часового завода. Переводчик с улыбкой отправил их во внутренний карман пиджака – как в сейф.
Тут Пронин увидел кого-то в зале, вскочил и замахал руками:
– Да это же сам Андрей Петрович Старостин, наш знаменитый футболист и тренер! Вот в Штатах не ценят футбол, а в Европе, в Бразилии и у нас это излюбленное зрелище! Вы же хотели написать про досуг советских людей? Считайте, что вам повезло. Братья Старостины нарасхват у советских журналистов – а я вас сейчас лично познакомлю!
Бронсон несколько натянуто улыбнулся:
– М-да, это интересно. Хотя футбол у нас действительно не в чести. Но досуг советских людей – это, конечно, занятная тема.
К их столику подошел стройный подвижный мужчина в элегантном черном костюме, со щегольской прической в стиле американских кинозвезд.
– Немедленно знакомьтесь! Это любимец всего Советского Союза, честь и слава московского «Спартака» – Андрей Петрович Старостин собственной персоной!
– Бронсон! – отрекомендовался американец.
– Дружественный журналист с берегов Потомака, наш американский друг! – пояснил Пронин. – Говорите смело, Андрей, с нами переводчик! Хотя, кажется, за время пребывания в СССР господин Бронсон научился нас понимать.
– Я даже могу произнести несколько слов! – ответил Бронсон, выслушав перевод. – Добро пож-и-аловать, дру-зиа!
– Вам говорят «добро пожаловать», Старостин, вот и садитесь на мое место! А мне нанадолго нужно отлучиться. Прошу прощения! Только уж, пожалуйста, дождитесь меня! Я твердо намерен сегодня заплатить за всех!
Пронин так быстро раскланялся и убежал, что Бронсон не успел возразить. Только глаза его нервно сверкнули.
Поодаль от «Форда» Пронина ждала «эмка». Путь от ресторанного зала до салона «эмки» Пронин проскакал со скоростью братьев Знаменских.
– Ну, давай, Адамчик, на Моховую! – крикнул, не успев закрыть дверцу. – Выручай, дьявол!
Путь до Моховой недалек. Пронин выскочил из машины на ходу, возле приемной всесоюзного старосты товарища Калинина. Впрыгнул в подъезд массивного углового дома и на лифте взлетел на предпоследний этаж. Именно там – а никак не на крыше и не на чердаке – был устроен наблюдательный пост.
Навстречу Пронину выбежал возбужденный, раскрасневшийся Железнов:
– Они уже там! Вы только посмотрите, Иван Николаич! – при подчиненных он дисциплинированно называл товарища Пронина на «вы».
Лейтенант Кирий внимательно следил за злоумышленниками в длинный бинокль. Только вчера здесь меняли окна – и вставили стекло «повышенной зеркальности» – изобретение профессора Ковалева. В стекле были прорезаны два кружка для бинокля. С улицы нельзя было обнаружить ни дыр в стекле, ни глазищ бинокля.
– Там в подвале наши ребята. Готовы немедленно всех арестовать! Преступление налицо! Посмотрите, они тащат какие-то ящики! Дворник с ними. Пристрелил бы я эту сволочь прямо там, на улице. Для него и тюремной баланды жалко. Ишь, под самыми кремлевскими стенами окопался.
– Про него нам все известно, – меланхолически отозвался Пронин. – Раис Фахрутдинов. Потомственный московский дворник.