Страница 79 из 93
— Ладно, не будь к нему слишком строг, — я повернулся к молчащему на заднем сиденье Виктору. — Ну, действуй, Том! Удачи!
Возглавляемый Томом ударный отряд из десяти наемников бесшумно растворился в ночи.
— Сейчас в «Фаворите» станет весело! — предвкушая, ухмыльнулся Цыпа, ставя «Стечкин» на боевой взвод. — Почему, Евген, мне не разрешил поучаствовать?
— Тебе работенки хватит, — успокоил я. — А Виктору пора привыкать к самостоятельности. Быстрей заматереет.
Сколько ни напрягал слух, никаких подозрительных звуков со стороны особняка не улавливал. Это обнадеживало. Значит, если волыны сейчас и работают, то, скорей всего, наши, снабженные глушителями.
Глянув на «Ролекс», отметил, что с начала акции прошло уже десять минут.
— Пора, Цыпа. Айда с ревизией!
Около самого заведения тоже было тихо. От стены у дверей отделилась тень человека.
— Все срослось, Монах. Путь свободен.
Мы с Цыпой вошли. В просторной прихожей «Фаворита» пахло недавно сгоревшим порохом. В углу раздевалки, наспех прикрытые каким-то тряпьем, аккуратно лежали два тела.
— Кожаные затылки, — пренебрежительно бросил появившийся Том. — Пытались, чайки, оказать сопротивление. Отправил их на Луну.
— Где Паша-Беспредел? Живой?
— Естественно. Как ты заказывал. Ждет в комнате наверху.
В сопровождении Тома и Цыпы я поднялся на второй этаж.
— Всего в доме оказалось девять человек. Двоих в раздевалке не считаю, — информировал по дороге Том. — Всех собрал в баре на первом этаже. Ведут себя пока смирно, но ребята все одно их надежно пасут.
— В баре, это правильно, — одобрил я. — Пусть повеселится братва, пока не решим, что с ними дальше делать.
— А чего тут решать? — подал капризный голос Цыпа. — Лучше перестраховаться… А домишко спалить. Пусть потом менты из пережаренных бифштексов пули выковыривают.
— Цыпа, ты пижонистый мизантроп, — заметил я, берясь за дверную ручку указанной Томом комнаты.
Она была небольшая и явно служила тем же интимным целям, что и номера в моем «Кенте».
Паша-Беспредел понуро сидел на незастеленной софе, охраняемый одним из наших ребят.
Мы устроились в низких креслах за журнальным столиком, а охранник, повинуясь моему знаку, вышел из комнаты, плотно прикрыв за собою дверь.
— Привет, Пашок! Чего невесел? Поминки по Монаху справляешь? — полюбопытствовал я, даря ему ослепительно-доброжелательную улыбку.
— Еще изгаляешься? — весьма невежливо ответил вопросом на вопрос Беспредел.
— Дурашка! — мягко, но все же осудил я его невоспитанность. — Я ведь с миром пришел. Побеседовать просто.
— После твоих, Монах, простых бесед очень непросто живым остаться! Возьмем Черняка, к примеру! — презрительно кривя губы, буркнул Паша, демонстрируя некоторую склонность к мрачным каламбурам. Это мне понравилось.
— Неверное представление, Пашок! Как видно, ты совершенно меня не знаешь. Могу признаться, как брату, я сентиментальный добряк, каких свет не знал!
— Ну, ясно. Исключительно по доброте душевной ты и кокнул наших ребят в вестибюле!
— А в чем дело? Они твои кенты?
— Да нет… Обычные наемники.
— Или Черняк, земля ему пухом, брат твой сродный? Сколько, кстати, он тебе отстегивал?
Паша долго молчал, обдумывая ответ. Видно, вкурил, наконец, что пока убивать его никто не собирается.
— Черняк был моим шефом. Всего лишь. В доле я не состоял, сидел на окладе в тысячу пятьсот гринов. За спецпоручения, понятно, отдельно…
— Не густо, — посочувствовал я головорезу. — Ты, безусловно, заслуживаешь значительно большего. Что скажешь о трех штуках?
Беспредел лишь смущенно-недоверчиво усмехнулся, как старая проститутка, которой неожиданно предложили за услуги вдвое больше ее обычной таксы.
— Я готов подписаться, но как, Монах, ты собираешься все обтяпать? Казино принадлежит вдове Черняка. Совет директоров постановил выкупить его у нее. Она согласилась уже…
— Пустяки. Я отстегну ей больше. Составь-ка, Пашок, для начала сотрудничества, списочек ваших директоров, то бишь бригадиров. И пометь крестиком тех, с кем полюбовно договориться нам не удастся…
Беспредел колебался всего лишь пару секунд, тем полностью оправдав свою кличку.
Взяв заполненный им блокнотный лист, я сравнил данные со своей записной книжкой. Информации Паши и оперуполномоченного Инина совпадали.
— Кто-нибудь из непримиримой оппозиции сейчас в заведении присутствует?
— Из тех, кто крестиком помечен? — уточнил начальник безопасности казино. — Да. Шарташский здесь.
— Знаю его. С ним не договориться, точно. И почему это у всех воров в законе начисто отсутствует гибкость дипломата? Ладно. С него и начнем. Везет тебе, Пашуля! Сразу халтурка подканала. Цыпа, дай ему арнольдово перышко.
Цыпа, ухмыляясь, вынул кнопарь и бросил на колени побледневшему Беспределу.
— Волыну мы тебе позже вернем, — сказал я, вставая с кресла. — Не переживай. Во всем находи что-то приятное. Вот поработаешь пером — молодость вспомнишь… А братве вашей пояснишь, что Шарташский, как выяснилось, и пришил Черняка, желая стать первым лицом в игорном бизнесе города. Ребят своих тебе оставляю — будут числиться в штабе охраны казино. Ну, бывай! Да, чуть не забыл, внизу надо прибраться, мы в раздевалке наследили децал. Том! Останься и проследи, чтобы все срослось, как надо. Чуть что не так, всех отправляй на Луну. Удачи!
Спускаясь по лестнице, я сунул Цыпе блокнотный лист:
— Сам домой доберусь. Тебе, как обещал, работенка еще предстоит. Возьми парочку ребятишек и навести крестообразных. Чтоб к утру все они уже деревянный крест поимели!
Мы вышли на улицу. Заметно похолодало. Деревья у тротуара, скрючив голые ветви, застыли, видно заранее готовясь к глубокому зимнему сну.
Фонари уже не горели. Муниципалитет, как всегда, экономил электроэнергию. Но окрестности ярко высвечивала полная луна, низко повиснув над землей.
— Замечал, Евген, что луна на человечье лицо похожа? — с чего-то потянуло Цыпу на лирику. — Она словно пасет за нами.
— Луна самая крупная поклонница китайских забав! — я покосился на космическую шпионку. — Но с ней затевать разборку, пожалуй, не станем…
ИГРА
Я, не спеша, шел по улице родного города. За четыре года, что отсуствовал, интерьер почти не изменился. Только на месте глухих пустырей, прибежища бродячих собак, развернулось строительство девятиэтажек, а вдоль тротуаров шумели, приветствуя, вытянувшиеся заматеревшие тополя.
Никто из прохожих не обращал на меня ни малейшего внимания. И это было приятно и странно одновременно. Привыкнув в зоне ежеминутно ощущать на себе настороженно-внимательные либо откровенно-ненавидящие чужие взгляды, я вдруг осознал прекрасную очевидность: я — дома… наконец-то, дома!
Над землей клочьями повисли дождевые облака, сквозь них с трудом протискивались солнечные лучи. Ранняя уральская осень уже отняла у лета бразды правления, но упорное светило не желало признавать поражение и с тихой настойчивостью согревало землю, кое-где уже покрытую мертвым желтым листом.
Слабый, но крепчавший день ото дня ветер злорадно раскачивался на ветвях деревьев, радостно предвкушая, как будет срывать беспомощные листья и таскать их по грязным улицам, превращая в прах.
Я свернул в городской парк, так как еще не был готов к встрече с матерью. Та может встретить меня равнодушным или настороженным взглядом, что было горше любых упреков, а может быть, радостной улыбкой…
Парк оказался безлюдным. Лишь на одной скамейке расположилась компания мальчишек-школьников. Тут же грудой лежали их портфели. Пацаны играли в карты. На отполированных временем досках скамейки тускло поблескивала кучка монет.
Я подошел ближе. Мальчишки почему-то сразу прекратили игру, разобрали свои портфели и двинулись к выходу из парка.
«Меня испугались! — невесело усмехнулся я. — Да и не мудрено: землистого цвета суровая морда с привычным суровым взглядом исподлобья, улыбка, больше смахивающая на зверино-кровожадный оскал, словно предупреждали окружающих: «вы, земляки, сначала хорошенько пораскиньте, стоит ли со мной связываться… Поберегите-ка личное здоровьишко!»