Страница 72 из 93
— И правильно, — сказал я, поднимаясь с кресла, — к тому же, Никола-то давно женат. Двое детей у него.
— Вот подлец! — Гульнару аж перекосило. — А говорил, что холостой!
— Ладно. Счастливого пути.
Внизу на первом этаже «Теремка» стоял телефон на столике у дежурной.
В Сысерти больница была всего одна, и уже через минуту мне официально подтвердили, что доставленную из «Теремка» женщину с признаками острого отравления спасти не удалось. Летальный исход.
Не знаю, сколько времени таскался я по лесу без всякого дела, как лунатик, не разбирая дороги, но каким-то чудом не налетая на деревья и не сваливаясь в многочисленные овраги.
Когда стало темнеть, побрел в свою избушку. В дверях торчал листок бумаги. Развернув, прочел записку:
Монах, если желаешь черной смерти, то зайди в сарай. Я тебя жду. Карат.
Отперев висячий замок, я прошел в комнату и вынул из-под подушки верного Братишку. Выщелкнув обойму, убедился, что все десять свинцовых птенчиков ждут своего смертельного для кого-то полета.
«Ясно. Карат, видно, узнал от Гульнары, что я наврал про его семью и решил, глупый мальчик, со мной разобраться. Ладушки! Будь по-твоему!»
Чувство опасности дало необходимый выброс адреналина в кровь. Я это ощущал по привычно напрягшемуся телу, по обострившимся рефлексам, зрению и слуху. Организм уже был готов к яростной борьбе за жизнь своего хозяина.
Мне даже стало весело.
— Хоть ты и Карат, но совсем не алмаз. И мои пули сейчас это докажут!
Выскользнув в окно, я бесшумно подобрался к сараю, стараясь оставаться в тени. Все же у Карата двадцатизарядный Стечкин в наличии. И в калибре, и в скорострельности мой маленький Братишка ему явно проигрывал.
К сожалению, в сарае не было окон, а то я мог бы легко расстрелять Карата, вообще сам не рискуя. Пришлось подойти к дверям. Стоя за косяком с поднятым пистолетом, долго прислушивался. Но напрасно, из сарая не доносилось никаких звуков. Может, Карат не такой дурак и сидит сейчас где-нибудь за деревом и смеется, держа меня на мушке? Но тогда почему я все еще жив?
Мне надоело мучиться сомнениями и, ударом ноги чуть не сбив слабенькую дверь с петель, я прыгнул в сарай, держа Братишку для верности обеими руками.
Карат мирно сидел в углу сарая на шерстяном одеяле за нехитрым ужином. Рядом с ним никакого оружия не просматривалось. Хорошо, что выдержка у меня на должном уровне. Я не выстрелил, а лишь спросил:
— Что ты тут про смерть мне накарябал?
— Заходи, Монах, располагайся! — гостеприимно разулыбался Карат, еле ворочая языком. — В здешнем лабазе купил три бутылки новой водки. «Черная смерть» почему-то называется. Смешно, правда?
— Очень, — согласился я. — Если б в сарае окно было, вообще умер бы от смеха!
Рассмотрев этикетку уже пустой бутылки, убедился, что он не врет. На черном фоне был изображен белый человеческий смеющийся череп в высоком цилиндре. До чего только ни додумаются эти веселые американские бизнесмены! Видно, отлично понимая, что в ближайшем будущем ожидает ограбленную и пьяную Россию, именно то и присылают. Остроумно! Как говорится за океаном: «умирай с улыбкой!»
— А Гульнара уехала, — вяло сообщил Карат, распечатывая новую «Смерть». — Даже, сучка усатая, не попрощалась. Ну и хрен с ней! Видно, судьба у меня таковская — всю жизнь одиноким волком жить!
— А от Судьбы не уйдешь, — философски подтвердил я, беря свой уже наполненный стакан. — За что пьем?
— Давай по-гусарски — за красивых женщин! — предложил Карат тост, который, на мой взгляд, звучал бы сегодня неприлично-кощунственно.
— Нет уж! Уволь! И вообще, красивые женщины — это сплошные проблемы. Часто совсем не красивые. Давай-ка лучше в тему: за черную смерть!
— Точно! — захохотал в стельку пьяный Карат. — В елочку! Тема-то именно наша!..
На третий день беспробудного кутежа у нас кончилась не только коробка с коньяком, но и ящик с американским пойлом.
Утром на четвертый день мы сидели с телохранителем в избушке за столом у окна и опохмелялись баварским баночным пивом, поспорив, кто больше выпьет.
Во двор, солидно урча мощным двигателем, въехал наш «Мерседес-600».
Вошедший в комнату Цыпа сразу треснул моему верному собутыльнику подзатыльник.
«Собутыльник — подзатыльник», — весело подумал я. Видать, даже в полуобморочном состоянии во мне живет и действует литературный талант.
— Ты что, Карат, вконец оборзел?! Разве я тебя сюда для этой цели посылал? С понтом, ты не в курсах, что Монаху много пить нельзя? Вредно для здоровья! У него же ментами и печень, и почки сто раз на допросах отбиты!
Цыпа повернулся ко мне.
— Евген, ты же поправлять здоровье сюда приехал. А что на деле? Нет, ты как хочешь, а я тебя одного больше не оставлю. Все, завязывай! Возвращаемся в Екатеринбург! Да и срочных дел накопилось невпроворот.
— Ладушки! — Я с трудом поднялся с табурета. — Поехали! Мне самому эта деревушка надоела до смерти! Черной, причем!.. Ха-ха! Между нами, Цыпа, Венера-то оказалась права. Мои услуги приносят одни несчастья!..
— Он уже заговариваться начинает! — Цыпа обеспокоенно-мягко взял меня под руку. — Карат! Поддерживай Евгена с другой стороны! Пойдем, Монах, потихонечку к машине. В дороге хорошенько выспишься, снова человеком станешь. А вечерком бесподобная Мари тебя полностью поправит и поднимет. Последнее, как ты рассказывал, она умеет делать идеально!..
КИТАЙСКАЯ ЗАБАВА
Полуподвальное кафе призывно подмигивало мне разноцветной неоновой вывеской с изображением главного персонажа антикварной блатной песенки «Цыпленок жареный».
Ночной город уже который час атаковали снег с дождем в сопровождении порывов неласкового северного ветра, и выходить из уютного салона автомобиля на промозглую сырость совсем не хотелось.
Но голод не тетушка, и, припарковав «мерс» на стоянке, я нырнул в теплое нутро забегаловки, насыщенное аппетитными ароматами жареного мяса и картофеля.
Выбрав столик на двоих, бросил на свободное кресло перчатки, чтоб никто не покусился нарушить мое одиночество, и поднял палец, подзывая официанта.
В ожидании сделанного заказа, закурил «родопину» и осмотрелся. Кафе представляло собой нечто среднее между питейной забегаловкой и столовой для шоферов. Хотя натюрморты на стенах, белые скатерти на столах и музыкальный автомат в углу явно претендовали на большее. Но замахнуться — еще не значит ударить.
Впрочем, разрекламированное на вывеске фирменное блюдо заведения — цыплята табака — оказалось на весьма приличном уровне. А под красное вино цыплята и вовсе были бесподобны.
— Разрешите вас побеспокоить? — прошелестел у меня над ухом вкрадчивый голос, и напротив бесцеремонно уселся худощавый лысый мужичонка потрепанного вида и неопределенного возраста.
— Вы сели на мои перчатки! — заметил я, с насмешливым любопытством разглядывая незнакомца. Побитый молью черный костюм-«тройка», мятая нейлоновая рубашка без галстука вкупе с морщинистым одутловато-алкогольным лицом выдавали в нем проходимца.
— Пустяки! Они мне нисколько не мешают, — завил этот представитель пены людской, чем несказанно меня удивил, если не огорошил.
— Интересно, а сломанная челюсть вам тоже не будет мешать? Жевать, например? — спросил я, демонстративно сжимая кулак.
Но странный человечек не испарился, как я наивно ожидал, а, наоборот, доверительно придвинулся ко мне и, понизив голос чуть не до шепота, сообщил:
— Нам предстоит серьезный разговор, уважаемый Евгений Михайлович. Я за вами весь день следил, пока, наконец, смог подойти. Между прочим, на такси целое состояние сжег. Очень надеюсь на достойную вашего размаха компенсацию моих финансовых затрат. После разговора, разумеется.
— Ладно, — я сразу стал серьезен. — Говори!
— Думаю, нам лучше уединиться, — собеседник с явной опаской огляделся. — В вашей машине, например.