Страница 6 из 14
– И ты его знал?
– Это она, – тихо сказал он, зажав сигарету губами и прикуривая от спички. – Ей двадцать девять. Хорошие данные. Если это просочится в СМИ, жди заварушки.
Кивнув, Мари отпила глоток.
– Еще одна Джессика Линч, – печально проговорила она. – Так когда ты уезжаешь?
– Они мне звонили не для этого.
– Я тебя о другом спросила, – сказала она.
Он схватился за виски рукой, в которой держал сигарету.
– Дорогая, они до сих пор еще не знают, где она.
Мари отложила стакан в сторону и растерла колени.
– Гил, ты извини, конечно, но у меня нет больше сил терпеть эти бесконечные отъезды. Ты уезжаешь или нет?
Он посмотрел на нее и, понизив голос до шепота, сказал:
– Я должен уехать, любимая. Не могу объяснить, но чувствую, единственное, что важно – это моя любовь к тебе. Но как мне, мужчине, спокойно жить с этим, когда тут такое?
Слезы выступили у Мари на глазах, и она вытерла их.
– А как я могу жить спокойно?
Он опустил глаза, чтобы не встретиться с ней взглядом. Она – единственный человек, чьи мысли его пугали.
– Справедливо замечено. Если позволишь дождаться звонка, я подожду. Могут позвонить и в следующем месяце… скорей всего.
– Посмотри на меня. Ты же сделаешь все, чтобы ее освободить?
Он призадумался на минуту:
– Так точно. Уверен, я с этим справлюсь.
Она взяла бокал, осушила его и потянулась к нему за сигаретой. Затянувшись, Мари вернула ее обратно. Затем выдохнула и снова повернулась к костру.
– Эта девочка рисковала жизнью ради своей страны. И сейчас ее жизнь стала кошмаром. Разумеется, она заслуживает лучшего от своей страны.
Мари вновь повернулась к мужу.
– Но на этот раз ты дашь мне обещание. Ты пообещаешь мне вернуться домой живым, без этого ты не получишь моего благословения.
Гил сжал губы, чтобы не засмеяться, понимая, что она застала его врасплох, и со всей серьезностью сказал:
– Я обещаю.
– Обещаешь что? – спросила она, приподнимая бровь.
– Обещаю вернуться домой живым.
– И ты не нарушишь этого обещания, – она ткнула в него пальцем. – Иначе на том свете я тебе и слова не скажу. По меньшей мере, я не буду разговаривать с вами тысячу лет, Гил Шеннон. Уяснил?
– Боже правый, – пробормотал он. – Так долго?
– Ты понял меня?
– Да, мэм, я обещаю… ты этого ждала?
Она поднялась с пола и расправила полу юбки.
– Так-то лучше. А сейчас я иду наверх принимать ванну. Ты не будешь спать, когда я выйду?
Он посмотрел на нее на нее и расплылся в улыбке.
– Скорей всего нет. Может, подаришь мне сейчас поцелуй? Это повысит твои шансы.
Она наклонилась и нежно поцеловала его в губы, а после поднялась наверх.
4
Афганистан
Провинция Нуристан[22], деревня Вайгал
.
Следующим утром Сандра проснулась от ожесточенного спора двух мужчин. Она не поняла ни слова, но было ясно: с ней хотят что-то сделать. Ее отвязали, но сейчас это уже не имело значения. О побеге нечего и думать: нога воспалилась, да у Сандры и не было обуви и даже носков. Кормили плохо – какой-то странной, незнакомой едой, похожей на жесткое рагу из козлятины. Но больше всего пленницу беспокоила неприятная на вкус вода. Она знала, что долго не протянет, если заразится желудочно-кишечной инфекцией, но другого выбора не было. Чтобы выжить, нужна вода, иначе можно умереть от жажды.
Она размышляла, сообщили ли мужу о ее исчезновении. Скорее всего, нет: семья – это только Джон. А Джон работал пилотом на Филиппинах – летал на грузовых самолетах ВВС США. Ему, как человеку военному, о ее похищении сообщат не сразу. Иными словами, его поставят в известность, только когда правительство что-то сделает ради ее спасения. Сандра не была дурой. Она знала, что привлекательна и что Госдеп попытается прорваться к ней без шумихи, и, скорее всего, план по ее спасению держится в секрете. Она лишь пешка в кровопролитной шахматной партии, а шансов у нее немного – отчасти потому что не было влиятельной семьи, способной оказать давление. Также она хорошо понимала, что в Гиндукуше у хорошей вьючной лошади прав больше, чем у мусульманской женщины. Ко всему прочему, Сандра была еще и католичкой, а это все равно, что быть здесь еврейкой.
В глубине души она лелеяла надежду на спасение и считала, что ее должны вызволить из плена те самые мужчины, с которыми она работала, те самые спецназовцы, которые даже в суровых условиях не бросают своих, которые готовы, не считая времени и сил, определить, где ее спрятали, и освободить, пока не стало слишком поздно.
Внезапно дверь сорвало с петель, она рухнула. В комнату ступил незнакомый бородатый мужчина в паколе[23] – традиционном мужском головном уборе афганцев. С агрессивным и решительным видом он приблизился к ее постели и протянул руку к подолу ее одеяния. Полагая, что он хочет осмотреть рану на бедре, Сандра не сопротивлялась, но он задрал подол до талии. Другой мужчина, который вошел следом за первым, прижал ее плечи к кровати.
Лягаясь, она с криком вцепилась в глаз бородатого мужчины, стараясь засунуть большой палец поглубже в глазницу, но второй ударил по ее горлу так сильно, что у нее временно перебило дыхание. Первый, схватившись за глаз, выбежал из комнаты. И тут же с улюлюканьем зашли еще мужчины. Связав ее, они сняли с нее одежду. Сандра лежала абсолютно голая и судорожно глотала воздух.
Мужчины смеялись и тыкали в нее пальцами. Закрыв глаза, Сандра решила не кричать, зная, что это только их раздразнит.
Один лишь мужчина с бородой не смеялся. Растолкав остальных, он протиснулся вперед и теперь стоял и с ненавистью смотрел на нее. Его правый глаз был окровавлен. Он что-то выкрикнул в соседнюю комнату, и вошел человек с камерой, который попросил всех выйти. Затем бородатый скинул штаны и лег рядом с ней, ругаясь на незнакомом языке. И тогда она начала кричать.
Десять минут спустя тот же бородатый мужчина, которого звали Наимом, сидел в соседней комнате на столе, стараясь не дергать головой, пока молодая женщина с обрубленным носом осматривала его глаз.
– Тебе повезло, – тихо сказала она. – Задело бы сетчатку, и ты бы ослеп.
Наим оттолкнул ее.
– Не надо говорить, что мне повезло, Бадира. Скажи лучше, что делать, чтобы все прошло.
– Нужно закапать в глаза лекарство, – пояснила она, – но у нас его нет. Я могу разве что наложить повязку, пусть заживает.
– Хорошо. Закрой лицо, – сказал он раздраженно и слез со стола.
Она отстранилась от него, покорно натягивая края хиджаба на искалеченный нос. Открытыми остались только глаза. Так как она была медсестрой, притом вдовствующей, ей разрешалось не закрывать лицо чадрой или паранджой. Именно муж сразу после свадьбы отрезал ей часть носа за то, что она отказалась надевать паранджу. К счастью, несколько лет назад его убили ударом с воздуха невдалеке от пакистанской границы. Их брак был устроен родителями, как, впрочем, и три четверти всех афганских браков.
В комнату вошел старик, и талибы сердито зашумели, но Наим их успокоил.
– Не обращай внимания, старейшина. Мы закончили.
Старика звали Сабил Нуристани. Он был законным главой деревни.
– Сейчас ты должен ее отсюда забрать, – настаивал на своем Нуристани. – Не то придут их люди и убьют нас.
– Нет! – резко выпалил Наим. – Мы покажем им видео, и они заплатят, чтобы ее выкупить. Раньше всегда платили.
– Подумай лучше головой, – проронил Сабил, продвигаясь в глубь комнаты. – Кохистани не давал своего согласия требовать выкуп. Он сказал только, что мы…
– Аасиф Кохистани мне не указ! – закричал Наим. – «Хезб-е-Ислами» здесь не командуют. Я здесь командир! Мы, талибы, – мы здесь главные! Это мы захватили в плен эту женщину, мы ею и распорядимся.
22
Нуристан – провинция на востоке Афганистана, на границе с Пакистаном.
23
Пакол – мужской головной убор из шерсти, распространенный по всему Афганистану и северному Пакистану. Это длинный цилиндрической формы колпак с плоским верхом, скатанный снизу вверх так, что представляет собой подобие валика с навершием в виде блина.