Страница 43 из 51
XXV. Последние минуты заклинателя змей
Абунеца пал, сраженный выстрелами. Но он был не убит, а только тяжело ранен. Его взоры все еще были обращены вдаль, как будто он ожидал увидеть там свое дитя. Мысль, что он не увидит Рецию, не давала ему умереть спокойно. Смерть быстро приближалась, но все-таки Абунеца был еще жив, еще мог увидеть свою дочь. Солдаты, казалось, не обращали на него внимания. Офицер видел, как Абунеца повис на привязывавших его веревках, и, не приказав его отвязать, велел солдатам возвращаться в город. Заклинатель змей должен был оставаться на месте казни до утра. Абунеца остался один. Никто не сжалился над ним. Никто не пришел к нему на помощь. Этот человек, всю жизнь помогавший другим, умирал теперь, оставленный всеми! -- Реция! Дочь моя! -- прошептал он, и глаза его закрылись. -- Я умираю, а ты не идешь! Милосердный Аллах, дай мне еще раз увидеть мое дитя. Но кругом все было тихо, даже шаги удалявшихся солдат смолкли. Последний потомок Абассидов опустил голову на грудь, как мертвый, кровь медленно струилась из его ран... В это время в сумерках показалось странное шествие. На богато убранной белой лошади сидела женщина, закутанная в покрывало, за узду лошадь держал Золотая Маска, двое других следовали на некотором расстоянии. Прохожие, встречавшие это шествие, отступали и низко кланялись, прикладывая руку к сердцу и говоря: "Мир с вами!". Шествие приблизилось к площади, на которой произошла казнь. В это время взошла лупа и осветила Абунецу, повисшего на веревках, привязывавших его к столбу. -- Все копчено! -- раздался голос Золотой Маски. -- Мы опоздали. -- Опоздали! -- вскричала женщина в покрывале, которая была не кто иная, как Реция, дочь Альманзора. -- Говори, где мой отец, к которому ты обещал меня привести? Где он? Золотая Маска указал на столб. -- Он уже казнен! -- раздался в ответ голос Золотой Маски, в то время как двое других поспешно пошли отвязать Альманзора. -- Посмотри туда. Мы опоздали! Реция вскрикнула от ужаса и закрыла лицо руками, увидев привязанного к столбу старика. Этот старик был ее отец, которого она так долго оплакивала и так желала видеть и которого теперь должна была, наконец увидеть, но увидеть уже мертвого. Между тем Золотые Маски отвязали Абунецу и положили на траву. Реция соскочила с лошади и поспешила к отцу. Она с криком отчаяния бросилась на труп, и этот крик, казалось, пробудил к жизни Абунецу. Голос дочери заставил снова забиться его сердце! При виде того, что Абунеца зашевелился, Золотая Маска подал ему флягу. Несколько капель воды имели оживляющее действие. Старый Альманзор выпрямился, лицо его снова оживилось, улыбка радости мелькнула на лице, он узнал Рецию! Рыдающая Реция схватила отца за руку. -- Да, это ты, я узнаю тебя! -- вскричала она. -- Наконец-то я нашла тебя! Как долго я ждала этого свидания! Как долго я жила между страхом и надеждой. Я никогда не верила, что ты умер! Но теперь я только для того увидела тебя, чтобы снова проститься!.. -- Не плачь, дочь моя, успокойся! -- заговорил слабым голосом старый заклинатель змей. -- Я не боюсь смерти, по я чувствую, что у меня еще достаточно времени, чтобы сказать тебе все, что меня терзает, и благословить тебя! Господь сжалился надо мной и посылает мне знак своего благоволения. Я молил его об этой милости, и моя молитва услышана, я вижу тебя, дочь моя! Реция со слезами на глазах наклонила голову, старик положил на нее свои дрожащие руки, как бы желая удостовериться, что дочь около него. -- О мой бедный, дорогой отец! -- сказала Реция. -- Как я желала тебя видеть! Я не переставала надеяться увидеть тебя! -- Я все знаю, дочь моя, я часто бывал около тебя так, что ты не знала этого! -- Внутренний голос всегда говорил мне, что ты жив, хотя в Стамбуле говорили, что ты умер! -- На меня действительно напали в начале путешествия разбойники, подкупленные Мансуром, чтобы убить меня. Мансур и Кадиджа преследовали меня из корыстолюбия! Они знали, что в моей власти находятся бумаги калифов рода Абассидов, от которых мы происходим, они знали, что среди этих бумаг находится указание, где спрятаны сокровища старых калифов. -- Теперь я понимаю ненависть старой Кадиджи, -- сказала Реция, -- но Сирра сделала все, чтобы загладить вред, который причинила нам ее мать! -- Я давно уже знал, что сокровищ калифов не существует больше, -- продолжал Альманзор. -- Я был в пирамиде в пустыне Эль-Тей и обыскал всю пирамиду! Сокровищ не было, но все-таки они принесли нам много горя и потерь! -- Не жалей, отец, что эти сокровища не попали нам в руки! -- Я никогда не жалел об этом! Но должен был разыскать их в интересах моих детей! Документы были в моих руках, и Мансур старался во что бы то ни стало овладеть ими. Для этого он приказал преследовать меня, и ему действительно удалось овладеть документами. Что касается меня, то я спасся благодаря мулле Кониара, и на тайном собрании представителей церкви было решено противодействовать преступным действиям Мансура. Последствием этого собрания было образование союза Золотых Масок. Я, твой отец, был Бейлер-беги Золотых Масок, я направлял их поступки, я был их главой... -- Ты, отец мой? -- Золотые Маски должны были противодействовать преступлениям Мансура и его сообщников, должны были защищать невиновных и беззащитных, наказывать виновных, их правилом было изречение: "Бог есть любовь! Все люди -- братья!" -- Это прекрасное изречение, отец! О, если бы все люди следовали ему! -- С моей смертью дело Золотых Масок не оканчивается, -- продолжал старик, -- другой будет их главой, им остается еще много дел, и я боюсь, что они недолго будут в состоянии противостоять христианству. Но я чувствую, что мои силы слабеют, мои минуты сочтены, а мне еще много надо сказать тебе, дочь моя! Я знаю, что ты находишься под защитой Сади, он благородный человек, я оставляю тебя ему, будучи убежден, что он составит твое счастье! Но послушайся моего совета: не оставайся в Турции! Уезжай вместе с Сади и создай себе в другой стране семейный очаг, потому что здесь ты подвергаешься опасности лишиться своего защитника! -- Ты хочешь, чтобы мы уехали, отец мой, чтобы мы оставили Стамбул? После твоей смерти ничто не будет удерживать меня в стране, в которой ты и Сади не испытали ничего, кроме несправедливости и притеснений. -- Совершенно верно, дитя мое, твое обещание успокаивает меня! Такие люди, как Сади, редкость в Турции, и зависть преследует их! Неблагодарность была наградой за его дела -- я знаю все! Он не обогатился, будучи визирем, но и в бедности он будет счастливее всякого богача. Кроме того, ты получишь в наследство все мое состояние, которое хотя и не так велико, как разыскиваемые сокровища Абассидов, но оно не стоит никому ни одного вздоха, ни одной слезы и приобретено честным путем. -- Я не знала, что у тебя есть состояние, отец! -- Мое состояние состоит из ста тысяч фунтов стерлингов, лежащих в английском банке, бумаги для получения будут переданы тебе муллой Кониара или кем-нибудь из братьев нашего общества. -- Какое богатство, отец! -- вскричала Реция. -- Пусть оно принесет вам счастье! Но меня беспокоит еще одно! -- сказал Альманзор слабеющим голосом. -- Что такое, отец, говори? Твоя воля для меня священна! -- сказала Реция дрожащим голосом. -- Мы должны проститься, дочь моя! Я старик, и уже довольно прожил на свете. Я чувствую, что настает моя последняя минута... Реция рыдала и покрывала поцелуями уже холодевшие руки старика. -- Благословляю тебя, дитя мое... Знай, что я больше не мусульманин... Я христианин... Обряд крещения надо мной совершил иерусалимский патриарх... Мое последнее желание, чтобы и ты... по убеждению... перешла со временем в христианство, потому что эта религия учит: "Бог есть любовь... Все люди -- братья...". Голос изменил умирающему. Альманзор расстался со своей последней тайной... Реция не могла выговорить ни слова. Она обняла умирающего отца. Старик, собрав последние силы, положил руки на голову дочери... -- Благодарю тебя, Боже... -- прошептал он. -- Теперь я умру спокойно... Прощай, дочь моя... Благословляю тебя и Сади... Думайте обо мне... Старик вздохнул в последний раз и умер. Его душа приобрела, наконец, покой. Подошедшие ближе Золотые Маски стали с молитвой вокруг умершего... Реция опустилась на колени.