Страница 32 из 51
XI. Месть Лаццаро
Старый нищенствующий дервиш, закутанный с головой в шерстяное покрывало, сел на берегу Скутари в большой каик и велел перевозчику везти его к сералю. Был поздний вечер. В ту минуту, когда лодочник уже хотел отъехать, на берегу показались два незнакомца в поношенных халатах и, подойдя к каику, тоже сели в него. -- Вы также хотите к сералю? -- спросил их лодочник. Один из незнакомцев молча кивнул головой и подал лодочнику несколько пиастров, полагающихся за перевоз. В эту минуту лодочник взглянул на его лицо и заметил, что на лбу у него виднелась золотая повязка. Это был Золотая Маска! Лодочник невольно наклонил голову и не хотел брать деньги, но Золотая Маска положил их на скамейку и, молча поклонившись в ответ на приветствие, сел рядом с дервишем, спутник его поместился по другую сторону дервиша. Это неожиданное соседство обеспокоило Лаццаро, так как дервиш был не кто иной, как он. Почему они сели с ним в одну лодку? Почему они сели так, что он оказался между ними? Было ли это с намерением, или, может быть, это простое совпадение? Скоро каик достиг сераля; Лаццаро вышел на берег, Золотая Маска с товарищем тоже покинули лодку. Тут должно было выясниться, следили они за ним или нет. Не предчувствуя ничего хорошего, Лаццаро поспешно выскочил на берег и зашагал к находившемуся поблизости рыбному рынку, который в это время был необыкновенно оживлен. Лаццаро смешался с толпой, думая, что Золотые Маски не решатся за ним следовать, и к величайшему своему удовольствию увидел, что его надежда оправдалась и таинственные маски исчезли. Радуясь своей хитрости, грек пробрался через рынок и вошел в находившуюся на другой стороне его узкую пустынную улицу. Но не успел он сделать и несколько шагов, как невольно остановился в ужасе: впереди него показался один из Золотых Масок. Он хотел бежать, но было уже поздно: другой из Золотых Масок преградил ему отступление. -- Грек Лаццаро! -- раздался глухой голос. -- Следуй за мной! -- Куда? -- спросил грек дерзким тоном. -- Куда я поведу тебя! -- отвечал Золотая Маска. -- Зачем ты меня преследуешь? -- Ты не исполнил своего обещания! -- Такое дело быстро не делается! Я хотел сегодня вечером привести Мансура на ваше собрание. -- На собрание? Но разве ты знаешь, где оно бывает? -- спросил Золотая Маска. -- Так назови мне это место. Ведь должен же я выдать вам Мансура. -- Ты должен привести его к ограде кладбища, там тебя будут ждать. -- Хорошо! В одну из ближайших ночей я приведу его туда. -- Тебе дается еще три дня срока! -- сказал один из Золотых Масок. С этими словами они оставили Лаццаро и удалились. Три дня были подарены ему, но затем опять грозила бы верная смерть. Нечего было и думать скрыться от преследований. Лаццаро видел, что был не один, а семь Золотых Масок, а быть может, к этому тайному союзу принадлежали сотни и тысячи. Их власть была огромна и простиралась далеко за пределы Турции. Было только одно средство спастись, и Лаццаро жадно ухватился за него. Это средство -- выдать правительству места сборищ Золотых Масок. Только после уничтожения таинственного союза Лаццаро мог бы вздохнуть свободно. Поэтому он решил следить за Золотыми Масками и, скрываясь в тени домов, осторожно следовал за ними на некотором расстоянии. Пройдя несколько улиц, Золотые Маски подошли к старинному деревянному дому и вошли в него. Лаццаро притаился вблизи, ожидая их выхода, чтобы продолжать следить за ними. Но прошло более получаса, а Золотые Маски не показывались. Тогда Лаццаро осторожно подошел к дому, куда они скрылись, надеясь узнать, кто в нем живет и не служит ли он убежищем для Золотых Масок. Подойдя к дому, он осторожно тронул ручку двери. Дверь отворилась. Казалось, дом был необитаем, в нем было темно и тихо. Выйдя во двор, грек, несмотря на темноту, тотчас же понял, что Золотые Маски его перехитрили, и все его труды пропали даром. Во дворе был выход на другую улицу, куда, верно, и вышли уже давно Золотые Маски. Несмотря на поражение, Лаццаро не отказался от своего плана, он только сказал себе, что надо действовать еще хитрее и еще осторожнее. С этими мыслями он отправился в гостиницу и лег спать, чтобы собраться с силами для предстоящей ночной работы. На одной из лучших улиц города у Мансура-эфенди был если не роскошный, то обширный конак. В его доме не было гарема, казалось, его нисколько не интересовали красивые женщины. Все его мысли и стремления были направлены на усиление своей власти как невидимого главы государства и соперника султана. У него не было другой страсти, кроме громадного честолюбия, которому он приносил в жертву все. В центре города дома расположены довольно тесно, так что конюшни Мансура находились не у его дома, а на одной из ближайших улиц, так как около дома для них места не было. Почти каждый вечер Мансур ездил в развалины Кадри. Это случилось и в тот день, накануне которого Лаццаро безуспешно преследовал Золотых Масок. Кучер Мансура, Гамар, закладывал лошадей, когда к нему подошел старый дервиш, закутанный с головой в темное шерстяное покрывало. -- Ты не Гамар ли, кучер мудрого Баба-Мансура? -- спросил он, подходя к кучеру. -- Да, -- отвечал Гамар. -- А ты, дервиш из развалин, зачем ты попал сюда? -- Не возьмешь ли ты меня сегодня с собой? Мудрый Баба-Мансур, наверное, поедет в Кадри? -- Я не могу никого брать, -- отвечал не очень дружелюбно кучер. -- Спроси у самого Баба-Мансура. Только не думаю, чтобы он позволил тебе. Мог дойти сюда, сумеешь и назад вернуться. -- Хочу тебе кое-что сказать, -- сказал Лаццаро, подходя ближе к кучеру. -- Что ты лезешь? Что тебе надо? -- вскричал тот с неудовольствием. -- Не кричи так! Можно, право, подумать, что тебя режут! -- сказал Лаццаро, следуя за Гамаром к конюшне. Настойчивость дервиша взбесила Тамара. -- Ни шагу! -- вскричал он. -- Убирайся! -- Тише! Тише! -- сказал Лаццаро, не переставая идти за кучером. Вдруг покрывало упало с его головы, и вместо старого сгорбленного дервиша перед кучером явился высокий здоровый человек. Прежде чем он успел крикнуть, Лаццаро схватил его за горло, и началась борьба не на жизнь, а на смерть. Это продолжалось недолго. Лаццаро с поразительной ловкостью выхватил из рук Тамара тяжелый бич и с такой силой ударил его рукояткой по голове, что тот повалился без чувств на каменный помост конюшни. Воспользовавшись этим, Лаццаро поспешно надел кучерское платье и, сев на козлы кареты, поехал к дому Мансура. Вскоре вышел Мансур и, сев в карету, велел везти себя в развалины. Он не заметил обмана, и план Лаццаро пока что безусловно удавался. Благодаря закрытой карете Мансур не видел, что кучер везет его вовсе не туда, куда было приказано. Только около кладбища Мансур заметил, что его везут не в развалины, и отворил дверцу кареты. Но было уже поздно. Лаццаро ударил лошадей, и через мгновение экипаж остановился у ограды. -- Куда ты привез меня? -- послышался голос Майсура. Лаццаро не отвечал. Мансур вышел из кареты, в ту же минуту к нему подошли Золотые Маски. Предоставив Мансура его судьбе, Лаццаро медленно отъехал, но на некотором расстоянии остановился, чтобы не терять из виду Золотых Масок. Он увидел, как они, несмотря на сопротивление Майсура, схватили его и завязали ему глаза платком. Тогда Лаццаро соскочил с козел и, подкравшись к Золотым Маскам, стал следить за ними, идя в нескольких шагах позади них. Наконец они исчезли в развалинах семибашенного замка. Лаццаро знал уже достаточно и, не рискуя продолжать наблюдение, вернулся к карете, все еще стоявшей у кладбища. Тут он снова вскочил на козлы и, вернувшись к конюшням Мансура, оставил там экипаж и кучерскую одежду, а сам пошел дальше, довольный собой. В это время очнувшийся Гамар шумел и кричал, запертый в конюшне.
XII. Помилование
Султан Мурад вступив после тяжких испытаний на трон, чувствовал себя далеко не счастливым. Он нисколько не доверял министрам, которым он был обязан своим возвышением. Он говорил себе, что они легко могут поступить с ним так же, как и с покойным султаном. Эта мысль не давала ему ни минуты покоя. Кроме того, и ужасные события прошедшего года не прошли для него бесследно. Малейшего повода было достаточно, чтобы расстроить и без того уже потрясенную нервную систему Мурада. Его доброта по отношению к Юссуфу и другим принцам, его милосердие к Гассану и другим лицам, которых ненавидели министры, произвели самое неблагоприятное впечатление на заговорщиков. Кроме того, Мурад желал царствовать по-своему и не хотел подчиняться их предписаниям. Все это вместе убедило врагов убитого султана, что и новый правитель тоже не в их вкусе и что следует подумать о том, чтобы произвести новый переворот. Единственные светлые часы своего царствования Мурад проводил в кругу семейства, особенно радовал его подросший Саладин. Маленький принц имел только одно желание: он желал во что бы то ни стало найти ту, которая заботилась о нем в дни несчастья и которую он любил как вторую мать. Султан находил это желание вполне естественным и желал вознаградить дочь Альманзора за все ее заботы о маленьком принце, поэтому он приказал навести справки о Реции. Сначала узнали только то, что Реция вышла замуж, но затем Саладин узнал от принца Юссуфа, что Реция вышла замуж за бывшего великого визиря Сади-пашу и живет в его доме. Тогда Саладин привел Юссуфа к своему отцу, султану. -- Я привел того, кто может нам дать самые подробные сведения о Реции, -- вскричал Саладин, подводя Юссуфа к отцу. Султан встретил принца очень милостиво. -- Я слышал, что дочь Альманзора Реция замужем за бывшим великим визирем, -- сказал он. -- Так ли это, принц Юссуф? -- Ваше величество имеет совершенно верные сведения, но я боюсь, что в настоящее время можно сказать, что несчастная Реция была супругой Сади-паши! -- Была? Что это значит? Разве она разводится с пашой? -- Нет, смерть разлучит их. -- О, отец! Слышишь? Реция умирает! -- вскричал со слезами на глазах Саладин. -- Расскажи, что ты знаешь, -- обратился султан к Юссуфу, -- мне говорили, что Сади-паша неожиданно заболел в тюрьме сераскириата, где он находится в заключении. -- Да, ваше величество, он вдруг заболел сегодня ночыо. Сохрани Аллах моего повелителя от подобной скоропостижной болезни. -- Сади-паша умер? -- Он был мертвым, когда его увидела Реция, дочь Альманзора. Вне себя от отчаяния, будучи не в состоянии жить без Сади, она вонзила себе в сердце кинжал! -- Какая трагическая судьба! -- сказал взволнованный султан. -- Когда несчастная смертельно ранила себя, Сади стал подавать признаки жизни и появилась надежда сохранить ему жизнь, тогда как на выздоровление несчастной исчезла всякая надежда! -- Сади знает, что она сделала? -- Нет, ваше величество, это могло бы убить его. -- И дочь Альманзора все етце в опасности? -- Очень может быть, что в эту минуту ее уже нет в живых. -- Где она? -- В конаке Сади-паши. -- Приняты ли все меры для ее излечения? -- Да! Она окружена врачами и служанками. -- Если Реция умрет, то Стамбул лишится благороднейшей женщины! -- вскричал Саладин. -- Это правда! -- подтвердил Юссуф. -- Какая тяжелая судьба! -- сказал задумчиво султан, сильно взволнованный тем, что узнал. -- Где теперь Сади-паша? -- В военной тюрьме, в руках своих злейших врагов, -- бесстрашно сказал Юссуф, -- в руках тех, кто смертельно ненавидит его. -- Принц Юссуф! Не забывай, что ты говоришь про визирей. -- Ваше величество, простите мне мои горькие слова, но это -- истина! Я боюсь за жизнь благородного Сади-паши точно так же, как и за жизнь вашего величества! -- Я не хочу слушать такие слова, принц! Как ты думаешь, может ли помилование и освобождение Сади-паши поддержать слабую искру жизни в дочери Альманзора? -- Если еще не поздно, если эта милость поспеет вовремя, то она окажет самое благотворное действие на умирающую. -- О, отец! Помилуй Сади-пашу! -- сказал принц Саладин. -- Сади-паша не должен никогда узнать, что мы просили за него ваше величество, -- сказал Юссуф, -- я знаю этого человека, он так же горд, как и благороден, и не принял бы подобного помилования. -- В таком случае мы освободим его, сказав, что его невиновность доказана! -- Вся его вина заключается в ненависти к нему его врагов! -- сказал принц Юссуф. -- Простите меня, ваше величество, но какое-то предчувствие говорит мне, что вашей жизни также угрожает опасность, пока Гуссейн-паша, Рашид-паша и Мансур-эфенди стоят во главе... -- Предоставь решать это мне, принц, -- перебил его Мурад, -- я не хочу больше слышать подобных подозрений. -- Не гневайся на меня, всемилостивый повелитель и отец! -- вскричал, падая на колени, принц Саладин. -- Послушайся предостережений Юссуфа, я также не могу видеть Рашида-паши и его помощника, не чувствуя какого-то страха. Мурад несколько мгновений задумчиво молчал, слова любимого сына произвели на него сильное впечатление. -- Склонитесь хотя бы на просьбу принца Саладина, -- сказал Юссуф, -- еще есть время! Иначе вы можете слишком поздно узнать планы этих людей. -- Довольно! Благодарю вас за преданность! Сади-паша получит свободу по моему приказанию. Что касается дочери Альманзора, то я желаю, чтобы за ней ухаживали самым тщательным образом! Когда ей станет лучше, тогда ты можешь сообщить ей, Юссуф, о помиловании Сади-паши. Принц Юссуф поблагодарил султана и удалился. С любовью поцеловав сына, Мурад, в свою очередь, удалился в кабинет, где его уже ожидал ставленник Мансура Рашид-паша. -- Я очень рад, что ты здесь, -- сказал Мурад лицемерно кланявшемуся Рашиду-паше, -- я желаю, чтобы бывший великий визирь Сади-паша был немедленно выпущен на свободу. Передай мое приказание сейчас же в военную тюрьму. Казалось, что это приказание привело в ужас Рашида. -- Ваше величество желает... -- прошептал он, -- подобное решение может иметь в настоящую минуту крайне опасные последствия. -- О каких это опасностях ты говоришь? -- У Сади-паши много приверженцев, а он -- открытый противник вас и ваших министров! -- Понятно, что он враг министра, который сверг его, но я не думаю, чтобы он был моим врагом, поэтому мне бояться нечего! -- отвечал Мурад. -- Кроме того, я должен напомнить вашему величеству, что предстоит празднество опоясывания мечом, -- сказал Рашид-паша, -- это может дать повод к восстанию в пользу принца Юссуфа, к которому, насколько мне известно, Сади-паша очень расположен. -- Я не боюсь ни Сади-паши, ни принца Юссуфа, меня точно так же предостерегают против тебя и Гуссейна-паши... Рашид изменился в лице при этих словах. -- Кому должен я верить? -- продолжал султан, пристально глядя на Рашнда. -- На какое предостережение обратить внимание? -- Ваше величество предостерегают от вернейших слуг вашего величества, -- сказал министр, притворяясь огорченным, -- тем не менее мы, будучи оклеветаны, вынуждены будем просить у вашего величества милостиво отпустить нас. -- Я хочу только показать тебе своими словами, что бывают разные предостережения, ваша же преданность скоро будет доказана. Что касается Сади-паши, то я остаюсь при своем решении сегодня же возвратить ему свободу, и вместе с тем я предупреждаю тебя, что велю назначить строжайшее расследование в случае, если Сади-паши неожиданно умрет! Теперь ты знаешь мою волю, исполняй ее. После такого приказания Рашиду-паше не оставалось ничего, кроме как поклониться и оставить кабинет. Решение султана казалось ему опасным, тем не менее он сейчас же отправился в сераскириат, где встретил Гуссейна-Авни-пашу и передал ему свой разговор с султаном. Лицо Гуссейна омрачилось. -- В таком случае этот Сади должен умереть раньше, чем ему будет возвращена свобода! -- вскричал он. -- Султан уже подумал о возможности этого, -- поспешно отвечал Рашид, -- в таком случае он угрожал провести строгое расследование. -- Новый султан еще не признанный повелитель правоверных, -- с гневом продолжал Гуссейн, -- в настоящее время он не что иное, как наш бессильный ставленник, и только тогда освободится от этой зависимости, когда будет опоясан мечом Османа. -- Ты прав, Гуссейн-паша! Я боюсь, что мы не должны допускать Мурада до опоясывания мечом, -- сказал Рашид, -- на последнем заседании Мансур-эфенди также заметил, что Мурад не такой султан, какой нужен при настоящем положении дел! -- В таком случае он падет так же, как пал Абдул-Азис, -- отвечал военный министр. -- Но надо устранить всякое подозрение, -- сказал хитрый Рашид. -- Поэтому я считаю нужным исполнить пока его приказание относительно Сади-паши. -- Ты думаешь, что мы должны освободить Сади для того, чтобы тем вернее свергнуть султана, который начинает не доверять нам и противиться нашим планам. Поэтому на время мы освободим слабейших, чтобы вернее погубить сильнейшего. -- Я вижу, что ты вполне согласен со мной, -- сказал Рашид, довольный своим разговором с военным министром, -- необходим второй переворот. Мурад не должен быть опоясан мечом Османа. -- Да, мы станем откладывать опоясывание до тех пор, пока не будет возможности возвести на трон нового султана, -- сказал Гуссейн, -- в этом отношении мы все одного мнения! Передай султану, что Сади-паша будет освобожден сегодня вечером, и не спускай с султана глаз, чтобы не случилось больше ничего подобного. Затем Гуссейн простился со своим сообщником и позвал к себе дежурного офицера, которому передал приказание относительно освобождения Сади-паши.