Белла Ахмадулина

Цветений очерёдность

Я помню, как с небес день тридцать первый марта,весь розовый, сошёл. Но, чтобы не соврать,добавлю: в нём была глубокая помарка —то мраком исходил Ладыжинский овраг.Вдруг синий-синий цвет, как если бы поэтасчастливые слова оврагу удались,явился и сказал, что медуница этапришла в обгон не столь проворных медуниц.Я долго на неё смотрела с обожаньем.Кто милому цветку хвалы не воздавалза то, что синий цвет им трижды обнажаем:он совершенно синь, но он лилов и ал.Что медунице люб соблазн зари ненастнойнад Паршином, когда в нём завтра ждут дождя,заметил и словарь, назвав ее «неясной»:окрест, а не на нас глядит её душа.Конечно, прежде всех мать-мачеха явилась.И вот уже прострел, забрав себе праваглагола своего, не промахнулся – выросдля цели забытья, ведь это – сон-трава.А далее пошло: пролесники, пролески,и ветреницы хлад и поцелуйный яд —всех ветрениц земных за то, что так прелестны,отравленные ей, уста благословят.Так провожала я цветений очерёдность,но знала: главный хмель покуда не почат.Два года я ждала ладыжинских черёмух.Ужель опять вдохну их сумасходный чад?На этот раз весна испытывать терпеньяне стала – все долги с разбегу раздала,и раньше, чем всегда: тридцатого апреля —черёмуха по всей округе расцвела.То с нею в дом бегу, то к ней бегу из дома —и разум повреждён движеньем круговым.Уже неделя ей. Но – дрёма, но – истома,и я не объяснюсь с растеньем роковым.Зачем мне так грустны черёмухи наитья?Дыхание её под утро я примуза вкрадчивый привет от важного событья,с чьим именем играть возбранено перу.5–8 мая 1983Таруса

«Быть по сему: оставьте мне…»

Быть по сему: оставьте мнезакат вот этот за-калужский,и этот лютик золотушный,и этот город захолустныйпучины схлынувшей на дне.Нам преподносит известняк,придавший местности осанки,стихии внятные останки,и как бы у ее изнанкимы все нечаянно в гостях.В блеск перламутровых коросттысячелетия рядились,и жабры жадные трудились,и обитала нелюдимостьвот здесь, где площадь и киоск.Не потому ли на Океиные бытия расценки,что все мы сведущи в рецепте:как, коротая век в райцентре,быть с вечностью накоротке.Мы одиноки меж людьми.Надменно наше захуданье.Вы – в этом времени, мы – дале.Мы утонули в мирозданьедавно, до Ноевой ладьи.14 мая 1983Таруса

29-й день февраля

Тот лишний день, который нам даётся,как полагают люди, не к добру, —но люди спят, – ещё до дня, до солнца,к добру иль нет, я этот день – беру.Не сообщает сведений надземность,но день – уж дан, и шесть часов ему.Расклада високосного чрезмерностья за продленье бытия приму.Иду в тайник и средоточье мрака,где в крайний час, когда рассвет незрим,я дале всех от завтрашнего мартаи от всего, что следует за ним.Я мешкаю в Ладыжинском оврагеи в домысле: расход моих чернил,к нему пристрастных, не строку бумаге,а вклад в рельеф округе причинил.К метафорам усмешлив мой избранник.Играть со мною недосуг ему.Округлый склон оврагом – рвано ранен.Он придан месту, словно мысль уму.Замечу: не́ из-за моих писанийон знаменит. Всеопытный народнасквозь торил путь простодушный самыйотсель в Ладыгу и наоборот.Сердешный мой, неутолимый гений!В своей тоске, но по твоим следам,влекусь тропою вековых хождений,и нет другой, чтоб разминуться нам.От вас, овраг осиливших с котомкой,услышала, при быстрой влаге глаз:– Мы все читали твой стишок. – Который? —– Да твой стишок, там про овраг, про нас.Чем и горжусь. Но не в само́м овраге.Паденья миг меня доставит вниз.Эй, эй! Помене гордости и влаги.Посуше будь все то, что меж ресниц.Люблю оврага образ и устройство.Сорвёмся с кручи, вольная строка!Внизу – помедлим. Восходить – не просто.Подумаем на тёмном дне стиха.Нам повезло, что не был лоб расшиблено дерево. Он пригодится нам.Зрачок – приметлив, хладен, не расширен.Вверху – светает. Точка – тоже там.Я шла в овраг. Давно ли это было?До этих слов, до солнца и до дня.Я выбираюсь. На краю обрываготовый день стоит и ждет меня.Успею ль до полуночного часаузнать: чем заплачу́ календарюза лишний день? за непомерность счастья?Я всё это беру? иль отдаю?29 февраля – 4 марта 1984Таруса