Страница 37 из 76
— Мы проверим, — заверил его Кайзвальтер.
Пеньковский продолжал:
— Во-вторых, используя ваши каналы информации, вы могли бы выяснить, не докладывал ли кто-нибудь обо мне по поводу моего отца. В-третьих, может, вам известно, что существовали какие-то записи в немецких архивах, которые попали в руки КГБ и которые изучают уже многие годы. У меня на работе просто не знают, что в связи с этим со мной делать. Они могут открыто обсудить мое дело, не арестовывая меня, но, если бы мне не выдали паспорт, чтобы приехать сюда, я, по-видимому, нашел бы другой способ, например через ваше посольство.
Пеньковский имел в виду обращение с просьбой о политическом убежище в американское или британское посольства в Москве. Когда в КГБ узнали о белогвардейском прошлом его отца, подозрение пало и на самого Пеньковского, особенно если отец его еще жив и может связаться с сыном. Если сегодня подобную теорию можно принять с натяжкой, для того времени это была основа советской доктрины безопасности для высших разведывательных служб КГБ, ГРУ и охранников Кремля.
— Так или иначе, меня вызвал Шумский и сказал: «Ваш отец был белогвардейцем и получил высшее образование, ваш дед был аристократом, судьей в Ставрополе». Было сказано и о моем двоюродном дяде. Когда-то до войны он служил на Дальнем Востоке командующим полком ПВО, и его тоже из-за родословной в одночасье посадили в тюрьму (в 1937–1939 годах). Его зовут Валентин Антонович Пеньковский. Позже его выпустили из тюрьмы, во время войны он стал начальником штаба 21-й армии. Затем командующим 6-й Гвардейской армией. В конце войны его послали на Дальний Восток, где он принял участие в кампании против японской Квантунской армии. Потом он остался на Дальнем Востоке и стал начальником штаба под командованием Малиновского. Когда Малиновского, наконец, назначили министром обороны вместо Жукова, он оставил моего дядю на Дальнем Востоке, поскольку тот хорошо знал те места. Мы не общаемся, потому что не хотим будоражить прошлое друг друга{155}.
Когда Шумский выложил мне все это, он приказал написать мою версию биографии. Я сказал ему, что уже писал об этом, но, вероятно, моя мать может к этому что-то добавить. Мама написала заявление, я его передал, но сразу же прекратили мое оформление в Индию, куда я должен был ехать в качестве резидента ГРУ. Я должен был работать военным атташе, но вместо меня послали какого-то генерала, который до этого не занимался ни дипломатической, ни какой-либо иной Деятельностью. Затем я был без работы около двух месяцев и уже стал волноваться. Я находился в резерве ГРУ. Все это произошло, когда я закончил ускоренные курсы по ракетам. Мне очень повезло, что я был на этих курсах, иначе я не смог бы добыть для вас эту информацию. Вы бы узнали от меня только о ГРУ{156}.
Промучившись два месяца, я почувствовал, что в моей жизни должны произойти большие перемены. Я уже скопировал материалы в академии и сделал это по той причине, что ко мне стали относиться с недоверием. На пост в Турцию меня уже не вернули бы после стычки с генералом Рубенко, который выдвинул против меня ряд обвинений. Все это было оскорбительно. А я очень хотел вернуться в Турцию, где у меня был широкий круг знакомств в среде дипломатов, включая полковника Пика. К тому времени и созрело решение выйти на вас, но я не торопился, поскольку был приучен к осторожности. А тем временем собирал этот материал, поскольку считал, что в будущем, когда у меня появится возможность связаться с вами, он может вам пригодиться{157}.
Я стал начальником курса, поскольку был полковником. Кроме меня там было еще шесть или восемь полковников. А остальные — подполковники, майоры и несколько капитанов. Я переписывал все дословно, но слова вынужден был сокращать. А дома дописывал все сокращения, чтобы вы смогли потом разобраться. Единственное место, которое я изложил не полностью, — описание оборудования некой пусковой площадки, поскольку ее достаточно один раз подробно описать, ведь остальные типы площадок ничем не отличаются{158}.
Таким образом, я занимался этим почти год. Однажды, когда я был на дежурстве, произошел инцидент с Пауэрсом. Я рассказал об этом двум американским студентам. Когда я на дежурстве, то у меня находятся ключи от всех кабинетов, за исключением ключей от сейфов, которые лежат в опечатанном ящике. В то время я не собирался взламывать сейфы, но теперь, если вы сделаете такую же печать, я смогу открывать сейфы. В ту ночь мы менялись с напарником, отдыхая по очереди. Пока он спал, я взял копирку и переписал из специальной книги кодовые имена (список кодовых и настоящих имен). Дома я перепечатал их в том виде, в котором передал вам. Конечно же, меня может выдать моя пишущая машинка, но если уж дело дойдет до этого, то меня в любом случае прикончат. И хотя я находился один, когда переписывал документы, я все равно нервничал. В любой момент мог войти какой-нибудь особо высокопоставленный дежурный офицер, например генерал из Первого управления Генерального штаба. Ночью могли поступить разные специальные телеграммы, в основном с информацией о каких-либо перелетах. Я знал, когда ваши самолеты летали над Киевом{159}.
Я дежурил в ночь с 1 на 2 мая. Смена начинается в 15 часов. Только я заступил на дежурство, как пришло сообщение о том, что сбит У-2 и американский пилот взят под стражу, а также описаны обстоятельства, при которых все произошло, они мне хорошо известны. Когда Пауэрс летел над Свердловском, ему не повезло — он наткнулся на ракетный батальон V-75 (СА-2, противовоздушные ракеты «земля — воздух»). Он летел не прямо над расположением самого батальона, а лишь краем задел эту территорию, и его сразу же стал преследовать МИГ-19. Пилот был лейтенантом. В этот день был праздник — День международной солидарности трудящихся. В батальоне объявили тревогу и по самолету открыли огонь{160}.
Прямых попаданий не было, только повреждение хвостовой части и крыла. Поврежденные части (самолета) не были показаны на выставке в Москве, сотрудники вашей разведки должны были это заметить. Самолет находился в радиусе взрыва, и в результате взрывной волны был разрушен, а бедный Пауэрс получил контузию. Не знаю, что он рассказывал своим родителям или кому-то другому, но пока он падал, то несколько раз терял сознание. Он был без сознания, когда приземлился на парашюте и когда его взяли. Утверждения о том, что было прямое попадание, конечно же, абсурдно. 12 августа прошлого года я вам уже об этом сообщал и еще писал о RB-47{161}.
Дальнейшие детали очень заинтересовали членов спецгруппы, поскольку, кроме официального сообщения, они не знали никаких подробностей. На основании информации Пеньковского об инциденте с У-2 для сотрудников разведки было составлено специальное донесение{162}.
Пеньковский сказал, что Пауэрса привезли в Москву на самолете. И, когда он прибыл, у КГБ в тот момент не было переводчика с английского.
— Предполагалось, что говорить с ним буду я, поскольку не нашлось никого, кто хоть мало-мальски знал английский, и я уже рассказывал об этом случае некоторым генералам. Если бы в последнюю минуту в КГБ не нашли переводчика, я был бы первым, кто бы стал допрашивать Пауэрса.
На самом деле председатель КГБ Александр Шелепин, бывший вождь комсомола, сменивший на этом посту генерала Серова, хотел лично доложить Хрущеву обо всем случившемся[26].
Шелепин взял переводчика и забрал Пауэрса. Пауэрса сбили военные, и самолет Пауэрса считали военным. Поэтому его должны были отдать нам, Генеральному штабу. Но его забрали в КГБ, на площадь Дзержинского, и написали донесение от себя. Поскольку Пауэрс все еще находился в состоянии шока, он был под присмотром врача. Вы могли бы обменять Пауэрса на этого Мелеха, от которого вам так не терпелось избавиться. — Пеньковский имел в виду Ивана Мелеха, офицера ГРУ, который был сотрудником ООН с 1955 по 1960 год и был арестован в октябре 1960 года и которого, как, очевидно, считал Пеньковский, очень быстро выпустили. Мелеха выдворили из страны в апреле 1961 года с условием, что он никогда не вернется в Соединенные Штаты{163}.
26
Александр Шелепин (1918 года рождения) являлся председателем КГБ с декабря 1958-го по ноябрь 1961 года. Пока Хрущева в октябре 1964 года не отстранили от власти, Шелепин занимал высокие партийные и правительственные посты, был членом Политбюро. Брежнев, боясь, что он представляет для него угрозу постепенно снял его со всех постов и лишил власти.