Исповедь Дракулы

– Что случилось, откуда пришли дурные новости?

Давний друг понтифика, кардинал Николай Кузанский[11], входил в покои папы запросто, без приглашений, словно в те старые добрые времена, когда они весело проводили время в философских беседах, состязаясь в красноречии, пили доброе вино и любили красивых женщин. Пий не ответил, не поднял головы, сосредоточенно вчитываясь в донесение папского посланника.

– Что случилось? – повторил кардинал, нарушая недоброе молчание.

– Модрусса сообщает об аресте Дракулы. Венгерский король схватил его, обвинив в тайной переписке с султаном. Говорят, что Дракула обсуждал с Мехмедом возможность захвата Матьяша.

– Я бы назвал это неудачной шуткой.

– Мне не смешно, Николай. После похода валашского князя на территорию оккупированной турками Болгарии этой зимой, после его блестящей победы и освобождения христиан, казалось, что в Европе появился лидер, способный вести в бой крестоносцев и даже, кто знает, – освободить Константинополь. Среди правителей других стран нет никого, кто действительно умеет воевать с турками. Короли трусят, короли заняты интригами, они пируют, когда их дом горит. Дракула иной – он четко осознает свои цели и готов мертвой хваткой повиснуть на горле врага. Султан боится его. Мехмед и Дракула – равные противники, они стоят один другого. Так я, во всяком случае, полагал до последнего времени… – Пий умолк, сообразив, что по инерции слишком горячо защищает валашского князя.

– Да, я помню всеобщий восторг по поводу побед князя этой крошечной Валахии. У нас жителей его страны начали называть draguli в честь их бесстрашного князя. Толпа легко восторгается и так же легко проклинает. Тогда мне действительно казалось, что произошло невозможное. Мало кто решился бы напасть на Османскую империю, а Дракула сделал это в одиночку и, как ни странно, одержал довольно значительную победу. Он считается непримиримым борцом с османами. И что же теперь, когда последовал ответный удар, он сдался и перешел на сторону султана?

– Получается, так. Проблема состоит в том, что его можно было назвать моим протеже, по сути, он рассматривался как неформальный лидер крестоносцев, именно под его кандидатуру я выделил деньги на крестовый поход, и что он…

– Православный.

– Будь уверен, мои враги обязательно напомнят о его вероисповедании! Говорят, что Дракула когда-то уже собирался перейти в католицизм, но так и не сделал этого. Я призывал к объединению всех христиан, говорил, что в данной ситуации различия в вере не столь существенны, а в результате оказался в нелепом положении…

– Деньги уже перечислены?

– Да. Я отправил королю Матьяшу сорок тысяч гульденов.

– Немало, – Николай Кузанский только покачал головой. – И что же теперь с ними будет?

– Пока не ясно. Но крестовый поход придется отложить.

– А если это чья-то интрига? Может быть, дела в Буде обстоят совсем не так, как это хотят представить? Дракула – непримиримый борец с османами, это знает вся Европа и поверить, что он в одночасье переменился, превратившись изо льва в трусливую собачонку, сложно. Надо бы посмотреть его письма к султану.

– Да… – в голосе понтифика неожиданно зазвучало равнодушие. – Я прикажу Модруссе провести расследование. Но к каким бы результатам оно не привело, завистники не простят мне того, что я активно поддерживал исповедующего православие князя.

– Пусть Модрусса получше вникнет в это дело. Мне кажется, здесь не все так просто, как на первый взгляд.

– Может быть, – откликнулся Пий II, задумчиво теребя золотую кисть портьеры. – Но мне надо думать о проблемах сегодняшнего дня. Надежда на чудо и победы Дракулы – перевернутая страница.

Король Венгрии Матьяш Корвин гордился своей библиотекой. Всякий раз, когда он входил в обитель знаний и окидывал взглядом бесчисленные стеллажи с книгами, сердце его наполняла гордость. Он начал собирать библиотеку не так давно, но уже успел обзавестись редчайшими, поистине бесценными экземплярами, за которые без сожаления расплачивался звонкой монетой. Стоявшие на дубовых полках произведения античных авторов мирно соседствовали с трудами отцов церкви, трактаты схоластов с любовной лирикой, – король приветствовал многообразие жанров, равно как и внешнее богатство оформления книг. Потому большую часть его собрания составляли великолепно иллюстрированные манускрипты, заказанные в Италии. Скупой от природы Матьяш принципиально не жалел денег на коллекционирование, намереваясь собрать лучшую в мире коллекцию, превосходящую даже библиотеку Ватикана.

Смеркалось. Свечи в дорогих, отделанных венецианским стеклом канделябрах бросали отблески света на тисненные золотом корешки книг. Холод пронизывал помещение, и Матьяш поплотнее закутался в подбитый мехом плащ. Король был еще очень молод, ему исполнилось только девятнадцать лет, но уже четыре года он носил на своей голове венгерскую корону. Это был молодой человек с нездоровым, склонным к полноте лицом, пристальным взглядом небольших глаз и надменным выражением рта. Несмотря на свой возраст, появившийся над верхней губой Матьяша пушок никак не желал превращаться в усы, и втайне это очень тревожило и печалило короля. Он с трудом скрывал зависть, глядя на своих сверстников, уже успевших обзавестись растительностью на лице, постепенно начиная понимать, что вряд ли когда-нибудь сумеет стать обладателем пышных усов и бороды. Впрочем, Матьяш был изобретательным человеком с фантазией, большим выдумщиком, а потому ему пришла в голову отличная идея, кстати, соответствовавшая всем его остальным действиям. Король Матьяш I любил представать перед своим двором, а особенно позировать художникам, в образе римского императора древности с лавровым венком на челе, и такое подражание цезарям вполне объясняло отсутствие усов на лице короля. Порой Матьяш и сам начинал убеждать себя в том, что принял такой облик специально, однако не только гладкий подбородок, но и другие, более серьезные проблемы, заставляли его мрачнеть среди веселья, задумываясь о своей дальнейшей судьбе…

Наверное, только здесь, в просторном зале библиотеки, король отдыхал от забот, чувствовал себя счастливым человеком, всецело погружаясь в изучение бесценных фолиантов. Во время длительных отъездов Матьяшу очень не хватало его любимых книг, и теперь, вернувшись из трудного путешествия в Брашов, он долгие зимние вечера проводил, уединившись в своей библиотеке. Поездка заняла столько времени, холод зимних дорог и прочие неудобства здорово измотали его, и королю хотелось расслабиться, вознаградив себя за многочисленные трудности долгого перехода вместе с армией.

Бесшумно вошел слуга с кубком дорогого вина на золотом подносе и так же бесшумно удалился. Матьяш достал с полки стопку документов. Формально они не шли ни в какое сравнение с бесценными фолиантами, хранившимися в его библиотеке – подлинными сокровищами, которыми гордился бы каждый коллекционер, но именно эти опусы тешили душу короля. В стопке лежали протоколы допросов подозреваемых в связи с дьяволом женщин, дешевые гравюры, запечатлевшие казни и загробные мучения грешников, иллюстрированные описания различных пыточных инструментов, позволявших развязать языки упрямым ведьмам.

«Затем ее раздели, зажали на правой ноге испанский сапог, подняли на воздух и секли в две розги. Когда она обещала добровольно признаться, ее спустили и раскрутили болты. Но ее слова оказались двусмысленны; ей надели на левую ногу тиски, довольно сильно сдавили, немного приподняли, еще раз закрепили винты, натянули веревку, и она повисла в воздухе на связанных за спиной руках. Ее стали сечь розгами. Когда ее опустили вниз, она опять все отрицала, и тогда ее так долго завинчивали, растягивали и били розгами, что она, наконец, во всем призналась».

Язык протокола был скупым, фразы – точными, но отстраненными. Писец фиксировал только манипуляции, совершаемые палачом, однако обходил вниманием поведение ведьмы. Зато у короля было богатое воображение. Откинувшись в кресле, он представлял сцену допроса. Вот красивую полногрудую девицу вталкивают в пыточную камеру, срывают с нее одежду, оставив нагишом, вот палач туго скручивает ей руки за спиной, веревка впивается в нежную кожу, девица, парализованная ужасом, даже не пытается сопротивляться, ее затравленный взгляд мечется по камере, натыкаясь на жуткие инструменты, которыми долгими часами будут терзать ее упругую молодую плоть…

11

Николай Кузанский (1401–1464) философ, теолог, ученый, друг и ближайший советчик Пия II, разработавший так и не осуществленные до конца реформаторские планы папы.