Смерть в Занзибаре

Затем вдруг овал часов снова стал видимым.

Темнота, закрывавшая его, сдвинулась справа налево, а это означало, что оно – что 'бы это ни было – двигалось по направлению к ней.

Дэни раскрыла рот, чтобы закричать, и обнаружила, что горло ее настолько пересохло и сжалось от ужаса, что единственным звуком, вырвавшимся из него, был слабый дурацкий хриплый кашель. Но даже этот звук оказался ошибкой.

Она ощутила резкое движение в темноте, и что-то коснулось края кровати. И неожиданно, разбуженные отчаянным инстинктом самосохранения, к ней вернулись смелость и сила нормального мышления. Этот дурацкий кашель только направил к ней кого-то; и хотя, закричав, она могла бы разбудить Лэша, но он все равно не смог бы попасть к ней, так как она заперла дверь. А у нее может не хватить времени ни на что больше, кроме одного только крика…

Дэни собралась с силами и внезапно отпрянула в сторону, перекатилась в дальний конец постели и оказалась на полу на ногах.

Внезапность этого движения, по-видимому, изумила незваного посетителя, так как она услышала резкое нарушение ритма дыхания и быстрое движение, сопровождавшееся невольным шипением от боли. Значит, все-таки это был человек, и он был босиком или в носках, так как споткнулся о ножку кровати. Звук выдал его местоположение, так же как ее собственная попытка закричать выдала ее, и это по крайней мере помогло ей. Но только на один момент.

Дэни отступила в темноту и только тогда поняла, что кто бы ни был в ее комнате, он не был обычным вором. Вор, почувствовав, что она проснулась и имея за спиной окно, просто удрал бы на улицу, не теряя времени. Но это был кто-то, кто хотел напасть на нее – на Дэни Эштон! Убить ее… На какое-то ужасное мгновенье перед ней в воздухе проплыло напряженное, чопорное лицо мистера Хонивуда.

Убийство… Это уже не было просто пугающим словом в газетных заголовках. Оно стало реальностью. Оно было здесь, в этом номере, рядом. Убийство. Когда она двигалась, оно двигалось тоже. Когда она стояла затаившись, пытаясь что-нибудь услышать, оно тоже стояло тихо, тоже прислушиваясь, в ожидании момента, чтобы напасть…

Ее била такая дрожь, что она едва могла стоять, к тому же она чувствовала, что сейчас сойдет с ума от страха. Она потеряла ориентировку, и, хотя ее холодные руки касались стены и она ощущала ее протяженность, она больше не знала, в каком направлении двигаться. Шла ли она к двери в гостиную или удалялась от нее? Где находится ее кровать? Где окно?

И тут на краткий миг она снова увидела циферблат часов, и теперь она знала, где она. Но в следующее мгновение послышался стук и едва слышимое хихикание – ужасный звук в темноте – и свет исчез. Часы были умышленно перевернуты и больше не могли показывать ей путь или выдавать движение.

Но теперь она уже была на расстоянии одного ярда от двери. Должна быть. Еще три шага, и она доберется до двери.

Что-то ударилось в стену рядом с ней с резким звуком «шлеп!», и она чудом удержалась, чтобы не вскрикнуть. От усилия сдержать крик и не совершить резкого движения лоб ее покрылся холодным потом, а ладони вспотели, но следующий шаг дал ей уверенность, что она спасена, и она поняла, что произвело этот звук.

Нападавший бросил через всю комнату одну из ее бархатных ночных туфель без каблука, чтобы заставить ее вскрикнуть и сделать заметное движение, которое выдало бы, где она находится. Нога ее коснулась туфли, она осторожно и беззвучно наклонилась и, подняв ее, бросила в направлении двери ванной.

Та ударилась о стену с глухим шлепком, и Дэни снова еще раз услышала хриплый быстрый вдох и быстрое движение ног в носках в сторону звука. Но она уже добралась до двери гостиной и ощутила в пальцах холод ключа. Она повернула его и нажала на ручку двери потными от страха ладонями, такими мокрыми, что на мгновенье ручка выскользнула. Но затем дверь открылась, и она вырвалась, натыкаясь на мебель и криком зовя Лэша.

Она слышала, как ее преследователь столкнулся с полуоткрытой дверью, но она уже добралась до софы, и Лэш проснулся.

– Какого черта?… – воскликнул он. И при звуке его голоса послышался быстрый недоверчивый возглас и целый поток звуков, который завершился грохотом захлопнутой двери. И они остались одни.

Лэш, богохульствуя, добрался ощупью до ближайшего выключателя, причем его успеху в значительной мере мешала Дэни, вцепившаяся в него с отчаянным упорством моллюска-прилипалы, но затем свет вспыхнул, и он изумленно сощурился, машинально гладя ее вздрагивающие плечи.

– Лэш… Лэш… О, Лэш! – всхлипывала Дэни, заливаясь слезами от пережитого ужаса.

– Все в порядке, – неуклюже успокаивал ее Лэш. – Я здесь. Все в порядке. Очень страшный сон приснился, солнышко?

– Это был совсем не сон, – плакала Дэни. – Это был убийца! Убийца!

– Не думай об этом, девочка, – спокойно посоветовал Лэш. – Зачем позволять всем этим вещам расстраивать себя. Перестань плакать, солнышко.

Но Дэни только еще крепче вцепилась в него.

– Вы не понимаете – я совсем не спала. Это было на самом деле. Это было на самом деле…

– О’кей, это было на самом деле, – успокаивающе говорил Лэш. – Но не стоит меня душить. Слушайте, как насчет глотка виски и кучи аспирина?

Не получив ответа на свое предложение и обнаружив, что Дэни не намерена отцепляться от него, он поднял ее на руки и, вернувшись к софе, уселся, продолжая ее держать, и протянул руку через ее голову к подносу с напитками, который он предусмотрительно поместил в пределах досягаемости от своего временного ложа.

– Теперь вот что: ради всего святого, сядьте прямо и держитесь сами. Вот, выпейте это – это просто вода… Молодец. Знаете, сейчас вы больше всего нуждаетесь в носовом платке. Давайте-ка, солнышко, кончайте реветь. Вы меня насквозь промочите, и я подхвачу страшную простуду.

Дэни подняла голову с его мокрого плеча, села, показав свое зареванное и перепуганное лицо, и беспомощно начала себя оглядывать.

– Что вы ищете? – осведомился Лэш.

– Н-носовой платок, конечно.

– Если вы с меня слезете, я вам найду платок.

Он освободился от цепких пальцев Дэни и, посадив ее на другой конец софы, вытащил носовой платок из кармана валяющегося смокинга и передал ей.

– Кажется, я помню эту ночную рубашку, – заметил он, закуривая сигарету и улыбаясь ей сквозь дым. – Она была на вас вместе с газетным листом, когда мы впервые встретились. Это было так давно. Признаюсь, как раз сейчас ваше лицо выглядит не так уж здорово, но если это вас хоть сколько-нибудь утешит, все остальное – просто наслаждение для глаз.

Это наблюдение не вызвало вообще никакой реакции, и улыбка исчезла из серых глаз Лэша, сменившись тревогой.

– Вам пришлось пережить трудное время, не так ли, малыш? Но теперь все будет хорошо. Вот увидите. Ну-ну, вы же уже проснулись.

Дэни выронила носовой платок и уставилась на него удивленными и покрасневшими от слез глазами.

– Вы все еще думаете, что это был сон, да? Это был не сон. Кто-то был в моей комнате. Я услышала звук и проснулась, и… тогда л… тогда я увидела часы. Они… их видно в темноте. Они люминисцентные. А потом… я вдруг перестала их видеть, потому что кто-то стоял перед ними…

Фраза завершилась яростной дрожью, от которой у нее застучали зубы, и лицо Лэша внезапно резко изменилось. Он отбросил сигарету и двумя быстрыми широкими шагами оказался у двери в спальню, нащупывая выключатель. Выключатель щелкнул, обнаружив смятую постель и занавеску, лениво колышащуюся от легкого предрассветного ветерка. Больше никого не было.

Комната была пуста, и свет переливался на маленькой жемчужной броши с бриллиантами и узком золотом браслете для часов, которые носила Дэни. Она оставила их на туалетном столике, а рядом с ними, лицом вниз, лежали позолоченные дорожные часики.

– Чушь! – сказал Лэш, и облегчение сменилось раздражением. – Вам это приснилось. Если бы здесь был вор, он бы уж позаботился об этих вещичках и…

Он замолчал. На полу рядом с дверью в туалет что-то лежало, а дверь была распахнута настежь.