Баженов

Василий свесил с кровати ноги, укутался в одеяло и продолжал дремать сидя. Оделся только тогда, когда все ушли умываться.

Накануне, на исходе дня, в темноте и тишине хорошо думалось, и сон пришел только под утро. Не давала покоя мысль: почему некоторые дома, богато украшенные фантазией архитектора, не производят того впечатления, как дома, кои просты в своем убранстве, подобно одежде крестьянки? В чем секрет красоты? Отчего сие чувство зависимо? Только ли мне так кажется, размышлял Василий, что палаты князя Гагарина на Тверской[1] — это нежный цветок, на который не устаешь смотреть, забывая о том, что есть дворцы побогаче? А дом дьяка Волкова у Красных ворот[2]! Конечно, трудно ему тягаться с дворцом князя Голицына, что в Охотном ряду, у коего крыша золоченая и узоров поболее, но есть в нем своя красивость, пленяющая взор и сердце.

Василий много раз пробовал мысленно и в набросках на клочках бумаги переносить архитектурные убранства с дорогих дворцов на здания более скромные, которые непонятно чем впечатляли его. Получалось нечто безобразное, и это лишний раз убеждало его, что у красоты есть свои законы, что дело не в «позолоте».

С шести до семи утра в учебных горницах шло, как всегда, приготовление уроков. Василий на сей раз был занят другим. Все необходимое он сделал вчера, в свободные часы, когда в университетском саду обычно начинается гвалт: игры в кегли, в свайку, в мячи. Баженов редко принимал в этом участие. Был замкнут, предпочитал уединение.

Баженов был жаден до знаний. Он дорожил каждой минутой, использовал часы отдыха для изучения древних и новых языков. Именно для этого он и был определен на последний, четвертый, курс гимназии. Свободные дни использовал для дела. «Любимое было его упражнение, вместо забавы, срисовывать здания, церкви и надгробные памятники по разным монастырям», — писал Е. Болховитинов, первый биограф Баженова.

…Василий вабился в угол комнаты, вырвал из тетради листы с рисунками, разложил на столе своеобразный пасьянс. Его интересовали законы композиции. Перекладывая рисунки, подставляя одно здание к другому и находя нужные пропорции, Баженов пытался создать ансамбль. Вначале он руководствовался в этом лишь чувством, интуицией, восприятием красоты. Но, когда архитектурный пасьянс начинал «звучать», Василий приступал к анализу, выводил закономерность, делал замеры зданий, составлял схемы. Это стало одним из его любимых занятий. Этому Василий посвящал многие часы.

Семь утра: пора принимать пищу. После завтрака утренняя молитва в церкви св. мученицы Татьяны. С восьми до двенадцати занятия в классах. Василий сидел в первых рядах. Его удостоили этой чести за «благонравное» поведение и «прилежание» в учебе. «В классах почиталось большой наградой пересесть выше, с одной скамьи на другую или с нижнего конца своей скамьи на верхний, или хотя на несколько человек продвинуться вперед». Надо полагать, Баженова это мало волновало. Главное, что он допущен в храм науки, впервые организованный в России. В какой-то степени ему в этом смысле просто повезло. Первоначально университет хотели организовать специально для дворян и прочих знатных семей. Но последние не очень охотно отпускали своих детей «на чужбину»: из родного города или деревни на «чужие руки». К тому же отдавали предпочтение военной карьере. «При открытии университета в 1755 году едва набралось 10–12 вольных слушателей на все предметы учебного преподавания». Вот тогда-то меценат Шувалов, куратор университета, и вынужден был привлечь к учебе в университете не только детей дворян, но и разночинцев, организовав для представителей сословий две группы подготовительной гимназии. Эти обстоятельства и сопутствовали Баженову.

Его успехи в учебе очевидны. Очень скоро подготовительные занятия остались позади, Баженова зачислили студентом. Профессорам и духовным наставникам прилежность Баженова в учебе нравилась. Нравился и его кроткий нрав. Они считали, что юноша искренне внемлет христианскому призыву «Не идущий да не укоряет идущего» и подает другим благородный пример, как надобно «довольствоваться той участью, какую кому пошлет Провидение, не страшиться бедности, не завидовать богатству». Но сам Баженов над этим меньше всего задумывался, а точнее, в этот период жизни думал о другом.

К бедности и неустроенности он относился как к неизбежным капризам погоды. Василий открыл для себя новый мир, в котором нет места мелочным заботам, нет повседневной суетности, — мир творчества. Молчаливость, замкнутость, отчужденность, работоспособность, неожиданное проявление талантливости — у одних это вызывало уважение, других это раздражало. Что же касается самого Баженова, то он просто был одержим архитектурой, но всякий раз убеждался, что еще очень многое для него в этой области остается загадкой. Его бурной фантазии не хватало знаний, чтобы воздушные замки сделать земными.

ПОД ОБЩИМ ЗНАМЕНАТЕЛЕМ

В то время, когда Баженов учился в университете, в оном храме науки студентами были также Старов, Фонвизин, Новиков, Потемкин. Двух последних потом отчислили из университета «за леность и нехождение в классы».

Эта формулировка без каких-либо комментариев кочует в литературе вплоть до наших дней. Правда, когда речь идет о Новикове, некоторые биографы обходят этот факт стороной или просто говорят о том, что он преждевременно покинул стены университета. Видимо, всякий раз смущает столь странное соседство — Потемкин, Новиков — под общим знаменателем. Первый прославился тем, что стал самым влиятельным фаворитом Екатерины II, был представителем самодержавной власти, прославленным полководцем. Второй — навсегда вошел в историю как крупнейший издатель XVIII века, просветитель, талантливый редактор и журналист.

Новиков родился в Подмосковье, в Авдотьине, в семье состоятельного дворянина Ивана Васильевича Новикова, статского советника, начавшего свою карьеру в петровском флоте. Начальное образование получил в Тихвинской церкви, обучался у дьячка. Сам отец усиленно занимался с сыном, готовя его к военной службе. Николай Новиков был человеком увлекающимся, впечатлительным, внешне спокойным, но вместе с тем легковозбудимым. Он рано стал интересоваться вопросами философии, много читал. Мучительно искал ответы на вопросы, которые его волновали. Он искал их и в трудах древних философов, и в произведениях великих утопистов, и в трактатах крупнейших просветителей Европы, его современников, и в святых писаниях, религиозных догмах. Его трудолюбию мог позавидовать каждый. Доказательство этому — вся его жизнь, его многогранная деятельность, огромная эрудиция, богатое наследие его литературных и журналистских работ. Поэтому маловероятно, что увольнение из университета связано с «леностью» Новикова. Тем более что это противоречит сообщению университетской газеты «Московские ведомости» от 12 мая 1758 года. Новиков — в списке лучших учеников гимназии. Хотя, впрочем, не исключено, что в дальнейшем он был не очень аккуратен в выполнении обязательных заданий, так как много времени тратил на изучение тех наук и чтение книг, которые его больше интересовали. Вероятно, он не стеснялся спорить с педагогами и задавать им каверзные вопросы. Это не очень приветствовалось. Даже несколько позднее, в 1800-е годы, когда в университете началось брожение умов, а вольнодумство сделалось чуть ли не модой, захлестнув и профессорско-преподавательский состав, то и тогда наставники молодежи не переставали повторять: «Неверие и злочестие всегда влекло за собой лютейшие бедствия, и часто ниспровергало могущественные царства… Блюстители общественного блага! Самый важный, самый священный долг ваш — распространять и утверждать в народе дух религии, дух страха Божия. Родители и наставники! Самый первый, самый главный предмет ваш — впечатлевать в умы и сердца детей святые истины религии, более всего споспешествующей добрым нравам, истинному просвещению…»

1

Дом построен в 1707–1708 годах по проекту неизвестного архитектора.

2

Здание в несколько измененном виде сохранилось и поныне.