Последний еврей Багдада

– К тому же захватить маяк это только полдела. Важно еще, чтобы в крепости не поняли, что он – под нашим контролем. А с этим–то как раз и проблема. Крепость и маяк в прямой видимости друг от друга. И днем и ночью где–то раз в час, иногда чаще они обмениваются световыми сигналами. Как бы это лучше сказать, перемигиваются что ли. Из крепости посылают запрос, а с маяка отвечают. Один раз у них там, похоже, что–то пошло не так. Всадники налетели тут же. Старший их долго орал. Я в трубу видел. Так что кого–то из захваченных живьем придется расспросить с пристрастием, как и на какое количество световых сигналов отвечать. Это я к тому говорю, что без пыток, как ты хочешь, Элай, все равно не обойтись.

– Я сказал, оружие применять только в случае крайней необходимости, а ты про пытки! Одно дело сделаем, другое завалим. Давай, рассказывай, что там за сигналы, – приказал тот, кого рыжий назвал Элаем.

– Да нечего особо рассказывать. Я на ветке в первый и второй день зарубки делал, а потом надоело. Бессмыслица какая–то. Вообще никакой системы.

– И ветку ту ты, Леон, конечно, с собой не принес, – скорчил недовольную гримасу Элай.

– Может еще и дерево, на котором я сидел, спилить, да волоком тебе притаранить? – возмущенно ответил названный Леоном. – А вообще я запомнил, если надо. Не все, но... Вот, например, в первый день из крепости подают пять сигналов, с маяка отвечают десятью. Сигналят четыре раза, а в ответ — одиннадцать. Ночью с крепости – девять, с маяка — опять одиннадцать. Затем пять и не десять, как в прошлый–то раз, а, чтоб им всем сгинуть в пустыне, – пятнадцать! Тогда же следом – семнадцать и три – обратно.

– А вечером в форт кто–то приходил, – кивнул грек, который, как стало ясно из диалога, был начальником над рыжим.

– Откуда узнал!? Тоже следил? Мне, значит, не доверяешь? – огненные брови рыжего сошлись к переносице.

– Дурак ты, Леон. Как только ты в банде своей так высоко поднялся. Ну, полно–полно–то бычиться. Ты – мой самый верный товарищ. Кто вечером–то приходил?

Леон по–прежнему смотрел на начальника недоверчиво, но все же ответил:

– Все три дня, что я следил за маяком, незадолго до заката из крепости приезжал старикашка. На одном муле, значит, он, а сзади, на привязи – второй и мешок на нем. Я решил, что это кормежка для десяти человек, но ты–то откуда про старика проведал?

– А я, пока ты про сигналы не рассказал, ничего о нем и не знал. Просто кто–то должен был доставлять пароль на маяк на следующие сутки. Пять и десять, четыре и одиннадцать – и то и другое в сумме – пятнадцать. Ночью, девять плюс одиннадцать, пять плюс пятнадцать, а также семнадцать и три. Все пары чисел при сложении дают двадцать. Понимаешь теперь? Старик сообщает дежурным на маяке определенное число. Они отсчитывали, сколько раз им сигналят, отнимают от известного им пароля и ответ отправляют назад. А когда переполох подняли, о котором ты говоришь, они, значит, что–то напутали.

– Так просто! – хлопнул себя ладонью по лбу Леон.

– Один запрос и один ответ на весь день вводить было бы глупо. Заранее договариваться о разных вариантах на сутки вперед — запутаешься. А так для стороннего наблюдателя перемигивание маяка с крепостью выглядит абракадаброй. Уверен, они и с другими маяками на реке также поддерживают связь. В крепости помигали, ответ получили, сложили два числа, если верно, то можно быть спокойным — все в порядке, водный путь под контролем, судам ничто не угрожает.

– Ну, ты и голова, Элай. Извини, что вспылил тут.

– Считай, что я уже забыл об этом. Караван удалось задержать?

– Атрей все устроил. К узкой и скалистой протоке, местные зовут ее «Пасть гиены», суда подойдут ночью. Луны сейчас нет, так что будет кромешная темнота. А далее им один только путь будет – на дно.

– Значит, действуем, как и планировали. Штурм начинайте, как только узнаете новый пароль. Я – на плотине.

– Один–то справишься? – скептически посмотрел на начальника Леон.

– Не сомневайся.

Когда заговорщики разошлись каждый в свою сторону, караван из восьми судов, о котором они вели речь, миновал очередной поворот великой реки и неспешно вышел на просторы озера Лахама7. На палубе первого из кораблей, скрестив ноги, сидел щуплый, весь покрытый причудливыми тату индус.

Размеренный бой барабанов болью отдавался в его висках. Парс прислушивался к собственному сердцу. На десятый день плавания по Евфрату оно, казалось, стало биться в такт ударам бамбуковой дубинки по туго натянутой коже.

По морю добрались без приключений. Помотало и помутило, конечно, и слонов, и погонщиков, но в целом перенесли плавание без потерь. В устье же махаутов8 и животных перевели на суда особой конструкции – широченные и плоскодонные. Капитан, правивший караваном, рассказал, что их в кратчайшие сроки построили по приказу самого сатрапа!

Таких кораблей Парс еще никогда еще видел: три ряда весел, посередине надстройка. Две трети гребцов были рабами. Их легко было отличить по кандалам на ногах. Остальные – вольнонаемные. Операция проводилась в условиях строжайшей секретности. Пятнадцать бесценных боевых слонов из далекой Индии – родины Парса – ждали в Вавилоне к исходу недели, поэтому и остановок почти не делали, плыли даже ночью. Лишь утром возникла небольшая заминка, заставившая задержаться до полудня. Капитан взялся наверстывать упущенное, потому и барабан на корме бил чаще прежнего. Гребцы погружали весла в воду в такт его ударам, а индусу казалось, что делают они это в такт его сердцу.

По берегам росли пальмы. Время от времени встречались небольшие форты, а раз в день попадались настоящие крепости. Одна из двух главных водных артерий Междуречья прекрасно охранялась. Окинув невозмутимым взглядом озеро, в которое вошли корабли, Парс вновь погрузился в воспоминания.

Индус часто задумывался над тем, как получилось так, что он, появившийся на свет в крестьянской семье, чьи родители были убиты стадом разъяренных слонов, стал профессиональным погонщиком. Историю гибели отца и матери ему много раз рассказывал человек, заменивший их. Племя Парса пришло на берега реки, не имевшей в те времена даже названия. Рубили деревья, отвоевывая у джунглей землю под посевы. Пни жгли прямо в поле, удобряя пашню золой. Дома огораживали частоколом из толстых бревен. Все обитатели уничтожаемого людьми леса вынуждены были уходить дальше вглубь чащи. Все, кроме слонов. Это сейчас–то Парс уже знает, что они умеют смеяться, плакать, сочувствовать чужой беде, воспитывать потомство совершенно не так, как другие звери, и хоронить сородичей. Но тогда ни он — неразумный малыш, ни его соплеменники не имели об этом ни малейшего представления.

Нападение на деревню произошло незадолго до рассвета, когда все спали. Огромные самцы бивнями сокрушили ворота, и все стадо ворвалось внутрь. Первым делом они разрушили амбар в центре поселения. Весь запас семян был уничтожен. Если бы кто из обитателей деревушки и выжил, они все равно были бы обречены на голодную смерть. Но никто не уцелел. В пробитые слонами бреши устремились почувствовавшие запах крови тигры. Никогда прежде предки Парса не видели ничего подобного. Казалось, разные звери, в природе лишь обитающие неподалеку друг от друга, сейчас действовали заодно!

Парса нашли не на руинах разграбленного поселения, а в поле. Спустя пару лет оно вновь заросло джунглями. Люди надолго покинули те места. Повзрослев, махаут понял, что слоны защищали свою территорию. У них был выбор – смириться и уйти или остаться и сражаться. Они свой выбор сделали и победили.

– Огонь! – закричали на носу.

Впереди и справа по курсу в наступающих сумерках, действительно появилась едва заметная мерцающая точка. Удары в барабан вновь ощутимо ускорились. Передохнуть гребцам теперь удастся не скоро. Для быстрой проводки кораблей с ценным грузом хитроумные персы ввели специальную световую сигнализацию. На самых опасных участках они построили маяки, позволяющие избегать порогов, огибать мели и входить в нужные протоки. На реке действовало правило правой руки: сигнальные огни полагалось оставлять справа по борту.