Страница 10 из 59
– Регент, наверняка, пытался расшифровать текст на табличке, – произнес журналист.
– Этого мы не знаем. Возможно, он вообще не отдавал себе отчета в том, что получил в свои руки вещь огромной исторической ценности. Абдаль Иллах носил титул наследного принца, был фельдмаршалом и командовал ВВС. Он купался в роскоши. Что ему какой–то там кусок золота с древними письменами.
– И, тем не менее, вождя, который ему его принес, он убил, – напомнил Дэвид.
– Такой это был человек. Все приближенные ненавидели его. Когда утром 14 июля две бригады восставших вошли в Багдад и оцепили королевский дворец, именно Али–младший первым проник в здание. Бывшего регента он убил лично, вышвырнул тело во двор, привязал к пикапу, провез по всему городу, под крики толпы подвесил труп за ноги на одной из центральных площадей и разделал, как тушу барана на бойне.
– Остальной королевской семье, получается, повезло больше, – поморщился юноша, – их ведь просто расстреляли.
– Началась новая эпоха в жизни страны.
– В которой было еще больше крови.
– Что поделать, это – Восток.
– А табличка? – спросил Дэвид.
– Лежала среди других сокровищ в дворцовых кладовых. Али–младший забрал ее оттуда и хранил затем долгие годы.
– Так этот мясник–мститель еще жив? Ему сейчас должно быть за 80.
– Я вижу, вы ему ничуть не симпатизируете, – отозвался Барзани.
– В этой вашей истории все такие милые, что трудно сразу вот так решить, кто же достоин большего восхищения, – съязвил Дэвид.
– Али–младший мстил за отца. Я его не осуждаю. Он был моим армейским наставником и близким другом. Три года назад, 28 апреля 2000 года вновь был открыт для посетителей Национальный музей Ирака. В этот день по почте в адрес музея пришла посылка с золотой табличкой и кратким письмом, в котором рассказывалось, где и когда она была найдена. Али–младший умер вскоре после этого. Он покинул этот мир, зная, что исполнил свой долг. Справедливость восторжествовала. И так продолжалось до тех пор, пока несколько часов назад какой–то никому неизвестный ночной сторож не вынес древнюю реликвию из музея.
– Судя по тому, что я видел, там много всего было украдено.
– Именно так, и я хочу разобраться, почему это произошло и, по возможности, вернуть похищенное. Это, если хотите, и мой долг тоже. На этом все. Теперь мне хотелось бы узнать, что точно видели вы. Возможно, отыщется какая–то зацепка.
– Минуту. Еще пара вопросов. Была ли эта табличка самым ценным из того, что можно было похитить в музее?
– Конечно, нет. Там хранилось много поистине бесценных вещей.
– То есть тот, кто завладел артефактом, охотился только за ним.
– Именно так.
– Пока у меня вопросов больше нет, – произнес журналист, – можете приступать к опросу, но все, что видел, я уже рассказал имаму.
– Опишите человека в машине.
– Седая шевелюра, такая же борода — возможно накладная. Европеец. Темные очки. Широкие плечи. Вообще, торс очень мощный. Мышцы под рубашкой с короткими рукавами прям–таки переливались. Сильный физически человек. И совсем не старый. Лет 45–50. Может чуть меньше.
– Как он двигался, как вел себя, какие–нибудь еще приметы. Любая информация, которая позволила бы опознать этого человека.
– Он не выходил из автомобиля. Смотрел на происходящее спокойно, даже несколько флегматично.
– А машина?
– Белый пикап. Такие тут часто встречаются.
– Номер?
– Я не обратил внимание.
– Фары круглые, большая радиаторная решетка?
– Верно.
– «Симург»6, иранского производства.
– В честь птицы? – уточнил Дэвид.
– Ага. Старье–старьем.
Последнее, понял репортер, относились к автомобилю, а не к мифическому существу, которое у древних иранцев было принято изображать в виде соколицы с львиными лапами и с девичьей грудью. Собеседник журналиста о чем–то напряженно думал, потирая лоб.
– О помощи, – напомнил Дэвид.
– Что?
– Вы говорили, что собираетесь просить меня о помощи.
– Ах, да, – Барзани нахмурил брови, как бы собираясь с мыслями, – понимаете, из музея были похищены тысячи экспонатов. У нас народ здесь не слишком искушенный. Вряд ли мародеры даже осознают, что попало им в руки. Американцам плевать на все. Надо поднять эту тему, надо кричать во весь голос о произошедшем! Пусть начнут шевелиться, пусть обратятся к людям с просьбой вернуть награбленное в обмен на отказ от преследования или за небольшое вознаграждение. Поверьте, многие согласятся.
– Так что вы от меня хотите?
– Чтобы вы делали свою работу. Напишите об этом.
– Я и так занимаюсь этим делом, так что статья непременно появится. Большего обещать не могу.
– Вот и чудно. Замечательно. Еще хотел спросить, с вами ничего необычного в последние часы не случалось?
Дэвид припомнил, что происходило с ним в последние часы, и мысленно растянулся в блаженной улыбке.
– Ничего, что могло бы относиться к этому делу, – наконец сухо ответил он.
– А если вы еще раз увидите этого человека, то сможете опознать?
– Думаю, да. Вы, я вижу, собираетесь приложить все усилия к его поиску. Что такого в этой табличке? Все дело ведь в зашифрованном тексте? Там сокрыта какая–то важная информация?
– Откуда мне знать. Али–младший верил, что это какие–то древние заклинания, иначе, зачем использовать столь ценный материал. Обычное письмо или договор выдавили бы на глине.
Барзани поднялся с кресла.
– Мои люди довезут вас до гостиницы. Также по реке. На этот раз, уверен, все пройдет гладко. Рацию оставьте у себя. Вдруг разузнаете что–то новое. Если понадобится связаться – частота вам известна. Канал шифруется автоматически, так что можете говорить, не опасаясь быть подслушанным. Со своей стороны обещаю делиться информацией, которую добуду, и которая может представлять интерес для вашей статьи.
Дэвид холодно поклонился. Руки пожимать друг другу не стали.
Барзани был прав. Обратное путешествие действительно прошло без происшествий. Первую часть пути Дэвид проделал с повязкой на глазах. Ее сняли, как только лодка снова оказалась в черте города. «Мост 14 июля» был пуст.
В гостиницу репортер вошел, когда на часах было начало пятого. Он поднялся к себе в номер и открыл дверь. Едва Дэвид протянул руку к выключателю, как кто–то стремительно бросился на него и повалил на пол.
Глава VI. Пасть гиены
Персидская империя,
местность в трех дневных переходах
к югу от Вавилона,
30 июля 331 года до н.э., 17 часов 15 минут
Пловец и лодочка, знаю,
Погибнут среди зыбей;
И всякий так погибает
От песен Лорелей.
«Лорелея», Генрих Гейне,
пер. А.Блока
На закате, когда тюльпаны, провожая солнце, закрывали бутоны и клонились к земле, а ветер нес к подножию высоких серебристых тополей речную прохладу, на поляне недалеко от идущей с севера на юг дороги встретились двое. Первый — широкоплечий мужчина средних лет с курчавой черной шевелюрой и такой же, правда, уже тронутой едва заметной проседью бородой. Второй — примерно того же возраста, что и первый, но огненно рыжий, не носивший бороды вовсе. У первого кожа была бронзового оттенка. У второго — бледно–белого. Оба при этом были эллинами и наедине друг с другом говорили по–гречески.
– Выяснил, как вы войдете? – спросил первый.
– Нет ничего проще. Переберемся через частокол да порежем их, – ответил рыжий, – нас четверо, против десяти–то потянем.
– Без нужды не убивайте. Там нет персов. А если погибнут местные, то ущерб для нас будет огромным. Раструбят повсюду, что шпионы Александра вырезали вавилонян. Нам это не к чему.
– Тебе легко отдавать приказы. Исполнять–то нам. Так, как ты говоришь — возни в два раза больше.
– Ничего, – произнес первый тоном, не терпящим возражений, – повозитесь.