Страница 6 из 140
Нападки на Рим в упомянутых трех речах принимают крайне резкую форму. У римлян ненасытная жажда крови, власти, богатства, они стремятся к власти над миром. Чем ближе к ним, чем благороднее царство, тем более ожесточенными его врагами являются римляне. Впрочем, борьба с ними не безнадежна: они терпели ряд поражений в прошлом. Город Рим основан на братоубийстве. Все должны поднять оружие против этого народа-разбойника (latronem).
Сравнительно немногие упоминания о доблести, энергии и сдержанности римлян теряются среди этих выпадов. Было бы неосторожно приписывать целиком антиримские высказывания Трогу – они несомненно составляли существенную часть идеологического содержания того труда греческого историка, который был использован римским автором.
Ливий, как было упомянуто выше, говорит об авторе, возвеличивающем Парфию. Ввиду многократных попыток отождествить этого писателя с автором греческого оригинала «Historiae Philippicae» важно присмотреться к тому, как относится Трог к Парфии, как изображает он парфянских царей. Ведь парфянам принадлежит власть над Востоком (ibid. XLI 1, 1). Однако и в характеристике Парфии мы встречаем те же черты, что и в истории Македонской или Римской державы. Парфяне – изгнанники скифов (Scytharum exsules: ibid. XLI 1,1). Они находились в порабощении у македонян, и только счастливая судьба сделала их властелинами прежних владык. Отличительными чертами их правителей были жестокость, высокомерие. Начало Парфянского государства – время деятельности Арсака – связано с выступлением разбойников. Фатум Парфии в том, что преступнейший из всех
Фраат стал ее царем (ibid. XLII 4, 16). Судьба, избавившая парфян от порабощения македонянами, возвела их при Митридате на самую вершину власти (ibid. XLI 6, 2).
Наряду с историей возникновения и развития держав важнейшей составной частью содержания «Historiae Philippicae» является первоначальная история культуры, обозначаемая термином origines.
Если понятие origines и не является однозначным(14), если нельзя точно определить грань, отделяющую начальный период развития от последующего времени, то все же содержание этого понятия у Трога достаточно определенно. История культурно-исторических и этнографических экскурсов восходит к началу развития греческой прозы – к произведениям логографов и Геродота. Большое значение получила обработка этого материала в аспекте историко-философских идей и политических теорий IV в. до н.э. (Эфор, Феопомп, школа Аристотеля) и эллинистической эпохи (стоики, в особенности Посидоний). В результате образовалась определенная схема, совокупность приемов и характеристик, переносившихся с одного народа на другой. Типологичность в греко-римской историографии проявляется особенно сильно в изображении ранних ступеней развития общества и культуры. При изображении origines того или иного народа автор разрабатывал, обычно с применением риторических приемов, традиционные topoi, темы, прочно вошедшие в научный обиход: происхождение народа, объяснение его имени, физические свойства, вооружение и способ ведения войны, одежда, жилище, пища, образ жизни, способ правления, обычаи, религиозные верования и пр.(15) Понятно, что содержание origines, т.е. первоначальной истории культуры, находилось в тесной связи с исторической концепцией данного автора, с его политическими взглядами, с философскими представлениями об изменении нравов и об их роли в истории политического развития.
Соответствующие части труда Трога представляют большой интерес, так как в «Historiae Philippicae» собран обширный материал по истории культуры всего средиземноморского мира. О значении изложения origines в произведении Трога свидетельствует сопоставление того, что сохранилось в эпитоме Юстина, с Прологами. Всего можно насчитать более сорока origines самых различных племен, государств, городов: македонян, эпиротов у Кирены, Апулии, Византия, Афин, Родоса, парфян и пр. Все в целом представляет собой пеструю смесь картин из ранней истории, экскурсов в область топонимики, этнографии, истории культуры и религиозных верований. Содержание origines теснейшим образом связано с историей царей мифической или древнейшей исторической эпохи соответственно тому положению, которое у Юстина стоит в самом начале изложения: «Изначала власть над племенами и народами находилась в руках царей...» (ibid. I 1, 1). Нередко для начала культурного развития имела особенное значение деятельность законодателя. В Эпире Арриба первый дал законы, установил формы государственного управления, сделал жизнь «более культурной» (ibid. XVII 3, 13; III 2sqq.). Может быть, здесь проявляется влияние Посидония, который подчеркивал роль законодателя.
Однако перед нами не просто картина из древнейшей жизни человеческих обществ: через весь труд Помпея Трога проходит противопоставление двух миров – origines и imperia. Изображение первоначальных добрых нравов, мирных успехов культуры представляет резкий контраст с картиной роскоши, безудержной жажды наживы и агрессивных войн, характерных для позднейших империй. В описании бережливости, энергии и сурового быта македонян в древнейший период их истории, спартанцев, луканов, обитателей Испании и других нетрудно подметить влияние Посидония.
Уже в древности наметились две различные концепции развития человеческого общества. Одним казалось, что «золотой век» существовал на заре истории. Все последующее развитие рисовалось как путь, который вел к упадку, к гибели старинной доблести, простоты нравов, к господству низменных страстей и власти денег. С этой точки зрения и преобладание римлян во всем Средиземноморье, их опустошительные походы и многочисленные победы были вовсе не началом нового «века», новой блестящей эпохи всеобщего мира и изобилия, но лишь новым шагом по прежнему пути.
Согласно другому пониманию, «золотой век» предстоит человечеству в далеком или даже и не очень далеком будущем. Не вечны будут страдания и слезы, не всегда будут погибать лучшие и торжествовать злые или нечестивые. Наступит время, когда мир, справедливость, любовь будут составлять основу человеческих отношений, когда осуществится то, что вдохновенно предрекали древнееврейские пророки, о чем говорилось в изречениях Сивиллы, что так ярко изобразил в своей четвертой эклоге автор «Энеиды».
В основе исторической концепции Помпея Трога лежит идея о том, что «золотой век» далеко позади. Весь использованный им исторический материал говорит о победе в ходе исторического процесса наихудших стремлений людей, об их отходе от старинного нравственного идеала и благодетельных общественных порядков. Самая идея, как мы видели, не оригинальна. Почти все выдающиеся писатели эпохи Цезаря и Августа говорили об этом. Оригинальность автора «Historiae Philippicae» состоит в том, как он развивает эту идею, используя огромный исторический материал, ярко изображая контраст между начальным состоянием человеческого общества и временем образования великих держав, представляющими два различных этапа в истории человечества.
Вопрос о политическом успехе того или иного государства, о причинах его победы и об установлении более или менее прочного его господства вызывал большой интерес в эллинистической и римской историографии. Зрелище событий, в ходе которых рушились или возвышались целые государства, непрочность личного благосостояния, когда вчерашний богач сегодня становился нищим, сознание зависимости человека от слепых и, как казалось, непреодолимых сил еще в начале эллинистического периода придали новое значение представлению о τύχη (судьбе), бывшей олицетворением внешних обстоятельств, игры счастья. Проблема власти судьбы, «переменчивой», нередко «благоприятствующей недостойным», занимала философов, историков, поэтов. Ее решение было связано с оценкой существующих социальных отношений или исторических событий.
Завоевания Александра Македонского произвели огромное впечатление на современников и на последующие поколения и заставили многих призадуматься над объяснением успехов великого завоевателя. Идея «тихе», которая правит миром, казалось, давала удовлетворительный ответ. Другие под влиянием философии видели основную причину успехов в доблести (αρετή) Александра. Эти споры продолжались и в римские времена. Произведения Помпея Трога, Курция Руфа и, с другой стороны, та часть традиции, которая сохранилась у Арриана и Плутарха, представляют различные толкования чудесной загадки блистательных успехов основателя мировой державы, различные историко-философские концепции.