Страница 5 из 7
Оружие и техника у республики есть. Так почему же они не там, где надо? Почему рядом с батальонами гвардии, с честью державшими удары врага, стали создавать новые мелкие части из территориально-спасательных отрядов? Поначалу тоже хорошие были отряды, как здешний, бендерский отряд. Но уже весной в ТСО начали брать всех подряд, и дисциплина упала. Все хуже и хуже народец идет в Черноморское казачество. Никто не спорит, первые казаки были орлы! Грамотные отставные военные, идейные добровольцы. Они-то в первую очередь и полегли в траншеях под Кошницей и здесь, на площади у горисполкома. А теперь вместо них кто? Наглецы в широченных галифе с лампасами, на кабацком «умняке». Ведут себя не лучше, а то и хуже молдавских волонтеров. И отдельно от всех продолжают существовать совсем плохо вооруженные отряды и батальоны рабочих ополченцев. Их набирали как на убой. Без грамотных командиров, без набравшихся опыта товарищей-гвардейцев, они несли наибольшие потери.
Такой был общий порыв, когда все начиналось, казалось, сожми этот кулак – горы можно сдвинуть! Но вместо этого все вразнобой и кое-как, вместо кулака – растопыренные пальцы. Лишь теперь, с опозданием на многие месяцы, пришел приказ об объединении разношерстных и уже потерявших лучших командиров и бойцов частей в бригады. Мы прочитали и ахнули: бригады создаются не на основе проявивших наибольшую стойкость батальонов, а как собрания обломков, которыми продолжают жонглировать полковники из Управления обороны ПМР. Как теперь объединить в одно целое гвардейцев, казаков, ополченцев и ТСО? Кому нужны такие бригады? Все это неспроста. Я догадываюсь, почему так делается. Они же боятся не только националистов, но и нас! Боятся, что армия, которую сами же и создали, вмешается в политику и не даст «пожать плоды»!
Тем же путем партократы угробили Советскую Армию. Тасовали ее и перетасовывали. Утюжили связи между командирами и частями, преследовали за инициативу. И сдохла армия, бессильно проводив в гроб Союз, который поголовно давала присягу защищать до последней капли крови. Один маршал повесился, второй в тюряге кается. Позорище неслыханное!
Видеть последствия такой политики, безуспешно звать на защиту населения эту разложенную Советскую Армию и тут же делать со своими едва созданными приднестровскими войсками то же самое?! В это тяжело поверить, но дела красноречивее слов. Что же это за пещерная логика у наших политиков такая? Когда испугались – зазвали и дали в руки оружие куче мальчишек, не забыв налить им на мозги наскоро вскипяченного идейного отстоя пятидесятилетней давности про власть Советов, новоявленных фашистов, румын-оккупантов. Худо повернулась война – затаились, пропали за их спинами. Будто не стало на другом берегу Днестра Тирасполя. Телефонные вызовы и курьеры с просьбами о помощи уходили за реку как в никуда. А вышло отсидеться – тут же вылезли снова руководить и разбираться, кто хорошо воевал, а кто плохо! Я не знаю солдата, которого не трясло бы от этого.
Костенко был умнее прочих и первым начал понимать: что-то в ПМР пошло не так. И справились с ним так легко потому, что остальные, вроде меня, все еще продолжали клювами щелкать! Мотаю головой и скрежещу зубами. Ловлю удивленный взгляд идущего рядом со мной Феди. Все! Стоп! Опять разнервничался. Зацепил-таки меня Али-Паша. Нервы-нервишки прячем, успокаиваемся и топаем кушать, больше ни о чем не думаем. Я, как целостный организм, вам, закипающим мозгам, приказываю! Выполнять!!!
3
Входим в нашу штаб-квартиру в соседнем, почти не тронутом войной подъезде. Рассаживаемся на кухне за столом, в приятной, сохранившейся обстановке. Целое окно радует глаз. Пусть даже его может выбить ударной волной и порезать морды осколками, все равно не стоит уничтожать такое приятное напоминание о мире, как целое стекло. Тятя превзошел самого себя. На столе стоит недурственный сервиз. В расписные бело-синие блюдца и тарелки «гжель» разложена жратва. Картошечка в мундире, тушенка. В хрустальных салатнице и вазочке посередине – лущеные грецкие орехи и искусственный мед. В больших, «сиротских» чашках дымится только что заваренный кофе. Ба! У нас есть хлеб! Это приятно. К хлебу мы относимся с уважением, его возят из-за Днестра с оказией, когда румынва ведет себя тихо. Картошка – оттуда же. Была своя, да уж давно кончилась. Гуменюк и Семзенис тоже здесь, – проглоты, облизываются. И еще у нас, похоже, гости… Ну, конечно, Миша Тенин!
– Привет, ребята!
– Слава героям!
Жмем руки, раздаем и получаем приятельские тумаки. Настроение сразу поднимается. Садимся и тянемся по очереди за хлебом. Кто начинает мостить на него тушенку, кто мед. Федя заботливо чистит от шелухи картошку. Тятя окидывает всех взглядом, по-доброму, от души улыбается и делает над столом легкое движение пальцами руки.
– А по чуть-чуть?
Али-Паша предостерегающе поднимает бровь. Он и сам не против, но его долг командира, да и мой тоже – пресечь могущий оказаться довольно быстрым переход от «чуть-чуть» к мощной пьянке. Это иногда бывает сложно по той причине, что почти все наши имеют склонность успокаивать шалящие нервы таким способом. Кто не имеет такой склонности, у того нервы не шалили, а значит, он не совсем наш. Но командир молчит, и Тятя обнажает объект.
Смотрю и глазам своим не верю. Коньяк «Виктория». Лучший из молдавских. Двадцать пять лет выдержки! Я такой не пил ни разу, только видел. В разбитых и разворованных молдавскими волонтерами городских магазинах и кафе мы не встречали ничего круче «Сюрпризного». Все, что осталось после мулей, грабивших город в ночь на двадцатое июня, наши воины давно выжрали без остатка. Фруктовую спиртовую эссенцию из танков завода безалкогольных напитков допиваем. Гадость. Мозги от нее слипаются так же быстро, как кишки.
Паша сдается без боя. Лед сломан. Общее оживление за столом.
– Тятя, рюмки!
Василий достает дипломатично не выставленные им сразу на стол, чтобы не породить преждевременного начальственного сопротивления, рюмашки.
– Миша, а повод? – спрашивает взводный.
– Когда друзья вместе и враги не мешают, – это уже повод! Скажем, у меня день ангела!
– Так я провидец, – говорю я и начинаю рассказывать о том, как только что вспоминал о дне ангела, но это никому не интересно.
Миша сует мне в руки бутылку:
– Предвидел – наливай!
– Давай, сынок, у тебя рука легкая, – подбадривает Тятя.
Разливаю коньяк. Над столом повисает тонкий аромат винограда. Окидываю взглядом честную компанию, всем ли налил. Тесновата «хрущобная» кухонька, всех не вмещает. В коридоре сиротливо сидит с бутербродом Сережа Дунаев, из последнего пополнения, прибывшего неделю назад. Он чем-то понравился Али-Паше, и тот определил его не к Сержу и Жоржу, а ко мне, Феде и Тяте.
Негусто их тогда прибыло. Хорошо, к тому времени самая опасная заноза – кинотеатр «Дружба» – была вытащена и вторую неделю держалось местное перемирие между нами и нашими лучшими врагами – ротой батальона полиции особого назначения, базировавшейся за парком, в укрепленном пятиэтажном общежитии по улице Кавриаго, шесть. Благодаря этому боевые действия в последний период сводились в основном к минометным и гранатометным обстрелам, снайперским засадам, перестрелкам вокруг кладбища и на дальних дистанциях с гопниками[4], да еще с какими-то идиотами, которые засели в нескольких пятиэтажках посреди частного сектора в направлении микрорайонов Ленинский и Шелковый.
По причине своей удаленности от линии фронта эти мули чувствовали себя этакими Андриешами[5] и каждый божий вечер, нажравшись, открывали беспорядочную стрельбу по верхним этажам наших зданий на улицах Первомайской и Калинина, да и по всем высоткам центра города вообще. Огонь этот был неопасен, но раздражителен. Сколько мы ни упрашивали минометчиков дать этим недоумкам как следует прикурить, цель была только пристреляна. Лишь изредка туда кидали одну-две мины, когда мули наглели до полного безобразия. Мы тоже периодически слали им ленту-другую из ПК. Мули пугались и замолкали. Зато разражался звоном и бранью полевой телефон. Из штаба батальона осведомлялись, почему из-за какого-то «нетерпеливого п…раса» они должны выслушивать горисполкомовское нытье и требования покарать нарушителя каких-то всеобщих межправительственных мирных договоренностей, существующих лишь на бумаге и в воображении высоких чинов. На том конце провода требовали к трубке взводного, а он по таким поводам выходить на связь был не дурак. Постовой обреченно докладывал, что мамки по уважительной причине нет дома. И трубка, осекшись было от злости, хрипела: «О, б…дь, ну и дисциплина, вашу мать! О восьмой школе слухи до вас, что, не дошли, глухари е…ные? Через пятнадцать минут не выйдет на связь – всем чукотский песец! Комиссар[6] уже икру мечет!!!» И потом еще несколько накатов и наворотов.
4
Гопники – подразделение противника, занимавшее городской отдел полиции (бывший городской отдел милиции) на улице Дзержинского, сокращенно ГОП, от чего и получили это прозвище.
5
Андриеш – деятельный и удачливый персонаж молдавских народных сказок.
6
Комиссарами в Бендерах называли особых уполномоченных от горисполкома и Управления обороны ПМР, которые контролировали соблюдение подразделениями ПМР договоренностей о прекращении огня, которые неоднократно принимались и нарушались в период с 7 июля до 1 августа 1992 года.