Страница 7 из 9
И незатейливо развела руками.
Эта провинциальная выскочка вызывала у Иласа исключительно матерные чувства.
– Странная у вас сестрица манера - отвечать на все вопросы которые я НЕ задавал. – язвительно бросил блондин, насмешливо глядя на три батистовых платочка, так старательно разложенных Вассарией на столике.
Девушка разозлилась: «Да что этот сукин сын о себе возомнил!». У нее возникло желание размозжить о голову этого красавчика что-нибудь потяжелее, однако она ограничилась не менее язвительной фразой в тон:
- Вы для ответов специально яд у гадюк собираете?
- Нет, этого добра у меня самого навалом. Могу поделиться с сирыми и убогими, так сказать по родственному, задаром.
Илас же цинично оглядел девушку, как кобылу на торгу, пока Вассария придумывала достойный и главное литературный ответ. Хотя на язык у нее просились такие, у которых из цензурного – одни запятые. Ну да приличным фирремнам таких слов знать не положено, а произносить уж тем более.
Воспользовавшись заминкой, Илас прокомментировал увиденное:
- Да Вас я вижу мозг умными мыслями не балует…
«Спокойствие, спокойствие и бутылка валериановой настойки!» - Васса ощущала, что еще немного и «игральный фасад» затрещит по швам, обнажая ту бурь эмоций, что бушевала внутри девушки.
В это мгновенье на пороге появился слуга, приближения которого Вассария даже не услышала.
- Вас желает видеть его сиятельство граф Алияс-Гронт’ди Бертран – провозгласил камердинер. – Следуйте за мной.
Алияс-Гронт с утра был не в духе. Сегодня должны были прибыть его сын, Илас Бертран и падчерица – Вассария, увы, по опрометчивой глупости тоже Бертран. Ее мать и его законная супруга по совместительству сумела уговорить его сделать столь щедрый свадебный подарок – признать падчерицу графиней. И хоть виконтское отродье он не видел уже 11 лет, да и желания лицезреть ее и ныне не было, падчерица все же станет достаточно прибыльным прожектом.
Улрон Клест стар, препротивен и дьявольски умен. А еще пережил мракобесью дюжину жен. Это обстоятельство и было причиной того, что последние две его «нареченные» предпочли стать хогановыми невестами и уйти в монастырь, не прельстившись радостями столь короткой (в среднем пару месяцев) супружеской жизни. Ну подумаешь, две фьерры Клест упали, убившись насмерть – одна с лестницы, другая с замковой стены. Четыре перешли в мир иной по родильной горячки. Одна повесилась, троих заставили пойти по пути, из которого еще ни один не вернулся, странные и скоротечные болезни. В общем Улрон Клест ныне был единственным представителем некогда многочисленного и славного рода. И последние несколько лет исступленно мечтал о наследнике. Но вот оказия – почему-то девицы знатных родов, благонравные и способные одарить его долгожданным чадом не горели желанием одеть на шею брачную цепочку.Помог Улрону в столь щекотливом деле его давний нет, не друг (чем больше власти, тем призрачнее не то что дружба, а даже приятельские отношения), а задолжавший ему услугу великий инквизитор. Он-то и предложил Алияс-Гронту в обмен на руку его падчерицы свою милость и расположение.
Поэтому сейчас граф Бертран выл взволнован. Вассария – не его сын. Единственное, чем он может ей угрожать – отречением от рода и монастырем. Но ведь эта дура и стать хогановой невестой может согласиться, кто их девок-дурех знает?
С Иласом в этом плане было проще.
А этой надо будет доказать, убедить, чтобы дура не подалась в монастырь.
Вот такие невеселые думы были у герра Бертрана, когда в его кабинет вошла Васса.
«Изменился, обрюзг, полысел» - первое, что подумалось девушке, когда она увидела своего отчима, от былой стати которого не осталось и следа. Лишь надменность была в избытке, о чем свидетельствовали опущенные уголки губ и тяжелый, давящий взгляд.
Ни Васса, ни Альяс-Гронт не спешили начать разговор. Одна оценивала, продумывала линию поведения, второй банально не знал с чего начать. Пауза затянулась и Васса, уже было решила, что лучшей линией поведения будет «игра на выдохе», как называл это дедушка. Когда шулер косит под расслабленного и наивного дурачка, свято верящего, что вот сейчас придет нужная карта. Девушка уже открыла было рот, но тут герр наконец-то разродился приветственной речью.
- Вассария, 11 лет назад я признал тебя графиней Бертран и обеспечил твое воспитание и пансион
Назидательно начал Альяс-Гронт, а девушке подумалось, что под словом «обеспечил» граф подразумевал «не взимал налоги», поскольку от отчима за все эти годы она не получила не медьки. Меж тем Бертран-старший продолжал:
- И сейчас ты должна будешь, повинуясь дочернему долгу, выйти замуж за графа Клеста.
Альяс-Гронт все же не выдержал и поморщился, как от зубной боли. Перед кем он распинается? Эта никчемная девица, лишь по недоразумению носящая фамилию Бертран, глаза бы ее не видели, а надо… и смиренно так стоит, глаза в пол.Аж раздражает.
Вассария же тем временем впилась ногтями в ладонь так, что на коже остались полумесяцы ранок, споро начавшие наполняться кровью. И молчала, опустив взгляд долу.
Граф, посчитав свою миссию «свата» выполненной и не дождавшись вопросов, стенаний и сцен, к коми внутренне, но все же готовился, изрек:
- Сегодня будет званый вечер, на котором я и объявлю о вашей помолвке. Можешь быть свободна.
Вассария, не проронившая ни слова до этого, присела в реверансе и со словами
-Да, батюшка, как прикажите
Удалилась.
Глава 4
Вкоторой есть место и интригам, и вечерним конфузам.
- Выдохните, графинюшка, еще чуток… - служанка тянула шнуровку корсета, словно умелый возница вожжи коренной, пустившейся в ошалелый галоп. Приложенная при этом дюжая сила, коей не всякий молодец похвастаться мог, не уступала объемным телесам Мариции ’ди Ренару, не желавшим впихиваться в этот пыточной предмет дамского туалета. Корсет уже трещал по швам, но все же приводил фигуру фьеррины к тому знаменателю, который позволил бы Мариции поместиться в новое платье, сшитое аккурат к сегодняшнему дню.
Ренару вцепилась дебелыми ручками в спинку кровати, зававала на одной ноте:
- Сил моих больше нет!
-Потерпите еще немного – увещевала служанка. Наконец она стянула шнуровку и, утерев пот со лба, как после дня работы в поле выдохнула: - все!
Мариция, медленно отцепилась от своей опоры и, слегка расставив руки в стороны, сделала несколько неуверенных шагов.
Корсет стойко держал оборону, подобно тихонским партизанам времен великой эргонейской войны, перекрывая канал поставок продовольствия противника, в смысле воздуха. Отчего графиня дышала неглубоко и часто. Зато у нее в кои-то веки наметился остаточный след талии.
- Особи чуток, яхонтовая, щас раздышусь и платье будем надевать – меж тем промолвила служанка – дородная женщина из тех, что и коня и мужика из горящей избы на закорках вынесет.
И вправду через пару клинов Мариция стояла перед зеркалом облаченная в жемчужно-розовый, с кучей рющей и рюшечек туалет, слегка уступавший габаритами чехлу от кареты.
Сегодня был день, которого Мариция ждала больше двух лет, день, когда объявят о ее помолвке с Иласом Бертраном.
Сколько истерик пришлось закатить папеньке, безоглядно обожавшем свою дочурку! Даже два раза объявить голодовку (впрочем, продлившуюся ровно до ближайшего обеда – покушать Мариция любила и с размахом) и один раз потравиться (жаль только, что вместо сонных капель графинюшка приняла слабительные, перепутав этикетки, но отец все равно испугался за дитяти, решившееся на самоубиение). Мытьем и катаньем, угрозами и посулами, но фьеррина все же добилась своего. Герр Ренару подключил все свои связи, кого подкупил, кого принудил, но спустя год и два месяца сумел-таки сговорить герра Бертрана-старшего (за весьма солидное приданое надо сказать) на помолвку.
Сердце Мариции трепетало. Фьеррина была объята любовным томлением в тот самый миг, как впервые увидела Иласа Бертрана на ежегодном новогоднем императорском балу. Высокой, гордый, неприступный, уверенный в себе и манящий холодной красотой вечных льдов – он показался ей тогда хогановым воплощением, сошедшим с небес. И Девушка решила во что бы то ни стало сменить свою фамилию на Бертран, благо и знатность и состояние ей это позволяли. Будучи же единственной и выпестованной дочкой рано овдовевшего герра Ренару она не знала ни в чем отказу. И хот в этот раз папенька и заупрямился, но в итоге вышло все, как захотела Мариция.