Софья (обманутые иллюзии)

Корсакова в дом Завадских влекла не столько дружба с Андреем, сколько его очаровательная сестра Лидия. Лиди благосклонно принимала ухаживания молодого привлекательного гусара в надежде получить от него предложение руки и сердца. Все, шло к тому: родители Лидии и Андрея не возражали против подобного сватовства, однако сам Алексей медлил, не решаясь связать себя брачными узами. Алексей Кириллович понимал, что должен либо прекратить наносить Лидии визиты, либо сделать окончательный и решительный шаг.

- Завтра, - улыбаясь, заявил он в один из вечеров, что проводил в компании Завадского и Раневского в одном из Московских трактиров. – Завтра, господа, я, пожалуй, готов буду к решительным переменам в своей жизни.

- За это следует выпить, mon ami (друг мой), - знаком подзывая полового, предложил Александр.

Андрей, не спуская внимательного взгляда с Корсакова, едва заметно улыбнулся, подставляя свой бокал. «Лиди несомненно будет счастлива, сбылись ее самые заветные надежды, но вот другое сердце сие известие непременно разобьет», - вздохнул он.

- За любовь, господа! – предложил тост Алексей.

- За любовь! – поддержал его Александр.

- За любовь, - отозвался Андрей, поднимая бокал.

Как же прав он был в своих опасениях. Последующий вечер в доме Завадских отличался от остальных: после долгого Рождественского поста давали бал.

Ольга Николаевна долго готовилась к тому: рассылались приглашения, начищали паркет и зеркала. В оранжерее почти подчистую срезали все розы, дабы украсить ими бальную залу в день торжества. С самого утра обе барышни готовились к вечернему выходу, но если для Лидии это был уже второй сезон, то для Софи все было впервые.

Софья, взволнованная предстоящим событием не ела с самого утра: кусок не лез в горло. Сидя перед зеркалом, она нетерпеливо ерзала на месте, пока Алёна, ее камеристка неспешно раскручивала папильотки на пепельно-русых волосах барышни. «Вот, пожалуй, и все богатство, окромя приданого, - вздохнула Алёна, разбирая локоны и укладывая их в сложную прическу. Ну, глаза, пожалуй, тоже хороши, - взглянула она на барышню через зеркало, - а вот в остальном… Толи дело Лидия Дмитриевна тонкая, гибкая, что молодая ива, а вот Софье Михайловне в том не свезло…» Окончив с прической, камеристка взялась затягивать корсет.

- Ну же, барышня, - изо всех сил тянула шнурки Алёна, - еще самую малость.

- Не могу больше, - выдохнула Софи, которой казалось, что корсет настолько сдавил ее ребра, что она не сможет дышать.

Осторожно, чтобы не помять прическу, девушка помогла надеть барышне бальное платье из белого муслина. Скромное, простое, как и приличествует невинной девице: из украшений лишь тонкая полоска кружева по вырезу и голубая атласная лента, что обхватывала стан Софьи под грудью. Ленты того же тона Алёна вплела в сложную прическу. Полюбовавшись делом рук своих, девушка помогла Софи вдеть в уши небольшие жемчужные сережки и подала белые шелковые перчатки, скрывающие руку почти до локтя.

- Ну, с Богом, Софья Михайловна, - улыбнувшись, перекрестила девушку Алёна.

Робко улыбнувшись своему отражению, Софи повесила на руку бальную книжку на шнурке, взяла в руки кружевной веер – подарок Дмитрия Петровича на ее шестнадцатилетие и вышла в коридор. Лидию, которая, свесившись вниз через мраморную балюстраду верхней площадки, рассматривала небольшую группу молодых людей только что вошедших в вестибюль, она заметила сразу.

- Софи, поди сюда, - подозвала она кузину.

Движимая любопытством Софья шагнула к ней.

- Взгляни. Корсаков и с ним Раневский, - зашептала Лидия, указывая сложенным веером на высокого темноволосого офицера в алом мундире.

- Тише, Лиди, - прошептала в ответ Софья, во все глаза, разглядывая того, кем так восхищалась кузина.

- Andrй, говорил, что он спрашивал обо мне. Но где же он сам? – оглянулась она в поисках брата.

Подняв голову и заметив девушек, Корсаков приветливо улыбнулся. Кровь бросилась Софье в лицо, и она смущенно отвела глаза, спрятав пылающие румянцем щеки за раскрытым веером. Отпрянув от мраморной балюстрады, она едва не наступила на ногу кузену, что в этот момент неслышно подошел к сестрам.

- Pardo

- Дамы, вы обворожительны, - улыбнулся Андрей, предлагая одну руку сестре, а вторую кузине. – Позвольте проводить вас.

Спускаясь по лестнице, Софи украдкой бросила взгляд на Андрея. Как же ему к лицу мундир кавалергарда, как возмужал он за последние два года. С тех пор как он вернулся домой после кровавой бойни при Аустерлице, что-то неуловимое взгляду изменилось в нем. Это нельзя было увидеть, лишь почувствовать, как то чувствовала она, всегда подмечавшая малейшие изменения в его настроении. Потом был Прейсиш-Элау. Вся семья затаив дыхание ждала весточки от него. Когда же вернулся, цел и невредим, не один благодарственный молебен был отслужен по этому поводу в небольшом храме Завадного.

В те редкие моменты, когда Андрей в годы учебы и после в перерывах между военными походами бывал в родном имении, Софья ходила за ним словно тень. Ей одной в минуту душевной слабости Андрей поведал о тех ужасах, что довелось ему пережить на полях сражений. Никогда ей не забыть тот вечер, когда нашла его в библиотеке пьяного в дым, как сидя у ее ног он говорил, говорил и говорил, а она лишь молча гладила русые кудри всем сердцем жалея того юношу, что впервые оказался в самой гуще кровавой битвы и лишь чудом остался жив. Вместе с ним переживала боль от потерь, когда вокруг него падали друзья, сраженные кто пулей, кто картечью, кто саблей или палашом, страх того, что никогда более не доведётся увидеть ему родное Завадное, родителей, деда, сестер и брата.

Когда Софья только появилась в Завадном, Андрей, поначалу испытывал лишь жалость к рано осиротевшей кузине, но с течением времени привязался к девочке даже больше, чем к родной сестре. Все дело было в характере Софьи. Мягкая, тихая и скромная по своей природе, рано познавшая боль утрат и потерь, Софи всегда с вниманием относилась к нуждам и переживаниям ближних. Господь не наделил ее яркой красотой, как Лиди, не дал других особых талантов ни в музыке, ни в рисовании, но, как говорил ее дед, у нее был самый главный и редкий дар – доброта души и чистота помыслов.

Привязанность между Андреем и Софьей все больше крепла, превращаясь в прочные узы любви и дружбы, какая редко бывает даже между родными братом и сестрой. В присутствии Андрея даже Лидия старалась не задевать кузину, остро завидуя столь тесной близости между ними и, это тоже легло в копилку грехов, что она уже успела отнести на счет Софи. Мыслимо ли, чтобы родной брат любил ее, кузину, больше, чем свою родную сестру? Лиди злилась от того, что эти двое понимали друг друга без слов, улыбались одним им понятным шуткам и всегда и во всем поддерживали друг друга, что бы ни случилось.

- Софи, - тихо окликнул ее Андрей, возвращая из мира грез в бальную залу.

Софья удивленно моргнула и смущенно улыбнулась, вновь встретившись взглядом с Корсаковым. Как получилось так, что она мыслями своими настолько погрузилась в прошлое, что не заметила, как миновали они вход в бальную залу и остановились у небольшой компании молодых людей? Такое и ранее с ней случалось, что задумавшись о чем-нибудь, она совершенно не замечала того, что происходит вокруг нее. «Так недолго все пропустить, - улыбнулась она своим мыслям, - но не сегодня, в свой первый выход в свет». Сегодня она должна сполна насладиться этим вечером, который, несомненно, надолго останется в ее памяти.

Центром внимания их маленькой компании как всегда стала Лидия. Да разве и могла смущенно алеющая Софья быть соперницей этой сирене, чаровнице, когда все глаза были обращены только на Лиди, когда любой мужчина в их кругу ловил каждое слово, сказанное ей. «Ну отчего она не может быть столь же остроумной и приятной как Лидия? – вздохнула Софи. – Отчего ей не дано пленять и привлекать? Что толку стоять здесь и слушать досужие разговоры, если ее все равно, что нет здесь», - нахмурилась Софья, отходя от Лидии, Андрея и его друзей. Скоро начнутся танцы, и вряд ли кто-нибудь поспешит внести свое имя в ее бальную карточку. Андрей, конечно же, пригласит ее и она, конечно же, согласится. Пожалуй, он будет единственным, с кем ей доведется танцевать сегодня. Грустно стало от этих мыслей. «Так много ждала от этого вечера», - невесело усмехнулась Софи, рассеяно обвела глазами залу, многочисленных гостей Завадских, роскошные яркие туалеты замужних дам и более скромные девиц на выданье, мундиры, фраки, улыбающиеся лица – всем нашлось место на этом празднике. Только не ей, она словно чужая здесь: не умеет легко и непринужденно вести беседу, не бросает кокетливых взглядов из-под ресниц, как это виртуозно делает Лиди. «Как много их, - невольно мелькнуло в голове. – Столько людей вокруг, а я одна среди всего этого множества. Что будет, уйди я сейчас? Верно никто и не заметит и он, конечно же тоже, не заметит того». - Повернувшись к выходу, она заметила Петра Гавриловича в кресле у стены. Граф укоризненно покачал головой, словно прочел ее мысли о трусливом бегстве. Улыбнувшись деду, Софья поспешила присоединиться к нему.