Зарево над Волгой

— А если будет много раненых, станете тащить их на себе? — снова усмехнулся военврач, поправляя на голове фуражку. — Силенок у вас не хватит. Надо еще хотя бы пяток носилок. Передайте мое распоряжение старшине, чтобы принес их сюда.

Ей следовало произнести «слушаюсь» и исполнять приказание, а она, глядя на него, улыбнулась.

— А вот фуражка вам никак не идет, — сорвалось с ее губ. — Наденьте белый чепчик, как и полагается военврачу.

В эту минуту в блиндаж внесли первого раненого.

— Куда его, товарищ военврач? — спросил санитар.

— На койку положите, я сейчас буду его осматривать…

Оксана не без интереса посмотрела на бойца. Кровь выступила у него на правой руке, чуть ниже плеча. Был он в сознании, лишь тихо стонал. У него было круглое, с розовым оттенком лицо, широкие, как у цыгана, брови, а лоб прямой и тоже широкий.

— Чего так глядишь, сестрица? — спросил раненый, и усмешка скользнула по его губам.

— Нравишься ты мне, вот и гляжу! — улыбнулась медсестра.

— Ты тоже мне по душе… — Передохнув, он серьезно добавил: — У меня есть жена, Анюта. У нее такие же глаза, как у тебя, только в них почему-то много грусти… — Он кашлянул. — У тебя есть вода? Дай попить. Понимаешь, мина у бруствера рванула, двоих наповал уложила, а мне руку задела. Может, перевяжешь, а то повязка вся пропиталась кровью?

Она дала ему воды и подозвала санитара, который сидел за столиком и что-то писал.

— Перевяжи раненого, мне надо уходить туда… — небрежно бросила Оксана.

«Туда» — это значит на поле боя, где сражаются войска и откуда доносятся орудийные выстрелы и взрывы гранат.

— Наверное, наши ребята пошли в атаку, — подал голос военврач, глядя, как она собирается. Он подошел к ней ближе. — Будь, пожалуйста, там осторожнее и не вздумай шагать во весь рост — фрицы сразу возьмут на мушку.

— Ну и что? — с горячностью спросила она, тряхнув кудрями. — Все равно по мне некому слезы лить!

— А может, и есть кому… — Военврач строго взглянул на нее. — Не очень-то храбрись. Пуля не разбирает, кто ты есть… Что, разве забыла, как тебя взрывная волна сбросила с кормы судна в Волгу? Твое счастье, что спасли, не то мне пришлось бы посылать похоронку твоим родным.

— Я и сама все еще не верю, что осталась жива, — сказала Оксана.

— Твой спаситель — герой, — произнес военврач.

— Капитан-танкист смельчак, ничего не скажешь…

— Ты, наверное, его отблагодарила?

Оксана напряглась:

— В каком смысле?

— Ну хотя бы поцеловала его?

— Еще что придумали, — усмехнулась медсестра, а про себя подумала: «Вот и очкарика влечет моя персона, но у тебя, дружок, ничего не получится».

Наконец двое санитаров принесли еще пять носилок. Оксана уложила их и подошла к военврачу, который сидел за столом и листал журнал, куда вносили данные о раненых.

— Я могу идти за ранеными? — спросила она.

— Иди, голубка, — весело изрек военврач. — в пекло не лезь. Твой объект — раненый боец. Спасай его от смерти, как можешь. Если что, санитары там есть и тебе помогут.

Оксана короткими перебежками продвигалась вперед, где горели два танка и слышалась стрельба, но бой шел уже где-то за Мамаевым курганом, а может, ей так почудилось. Было три часа дня. В небе гуляли косяками черные тучи, казалось, что вот-вот брызнет дождь. Октябрьское солнце скупо пригревало землю, но в воздухе чувствовался запах приближающейся зимы. От быстрой ходьбы Оксане стало жарко, она расстегнула ворот гимнастерки. Впереди замаячил небольшой куст, а рядом с ним что-то чернело. Она вгляделась. Так это же боец лежит! Она присела на корточки и с минуту напряженно на него смотрела, но он не двигался. «Наверное, убит», — решила Оксана и выпрямилась. И тут же по ней дал очередь фашистский автоматчик, засевший неподалеку за камнями. Она пригнулась к земле. Слышно было, как над головой просвистели пули. Тогда Оксана грудью прижалась к земле. Она пахла чем-то горелым и прелыми листьями, и Оксана дважды чихнула. Передохнув, она поползла дальше. А вот и боец. Он лежал на правом боку и негромко стонал.

— Живой! — воскликнула от радости Оксана и, увидев на лбу бойца рану, повернула его лицом к себе и начала обрабатывать ее куском ваты. — Ты меня слышишь, солдат? — спросила она громко, с надрывом.

Но боец молчал. Глаза у него были закрыты, дышал он тяжело и неровно. Оксана быстро перевязала рану и на секунду задумалась: то ли позвать санитаров и они унесут бойца на носилках, то ли попытаться самой вытащить его из опасного места. «Да, надо его унести отсюда», — решила она. Взяв плащ-накидку бойца, она перекатила на нее раненого и стала тянуть его за собой. Не успела пройти и пяти метров, как немец снова открыл по ней огонь. Свиста пуль она в этот раз не слыша, а ощутила лишь легкий толчок в левое плечо — пуля сорвала кусок гимнастерки, но тело не задела.

«Вот паршивец, засел где-то в окопе и постреливает», — выругалась в душе медсестра. Напрягая силы, она с трудом тянула раненого. Наконец добралась до окопа, втащила его и начала приводить в чувство. Выдула из своей медицинской сумки пузырек с нашатырным спиртом и поднесла его к носу раненого. Тот раз-два потянул носом и вдруг открыл глаза. У него они были большие и голубые-голубые, как вода в горном озере.

— Где я? — тихо спросил он, пристально глядя на нее.

— У Мамаева кургана, где фрицы подстрелили тебя, — с улыбкой сказала медсестра. — Сейчас оттащу тебя на санпункт, и, если ранение сложное, отправим в госпиталь. Болит-то что у тебя?

— В голове шум, сестрица, — прошептал боец. — И в правом боку колет, будто шилом. Опять же не раз терял сознание.

Она приподняла ему правый бок. Вся его гимнастерка была в крови, запах острый и какой-то неприятный. Пощупала пальцами рану. Там была дыра…

— Рана в боку опасная, — засуетилась Оксана. — Надо скорее добраться до санпункта.

— Ты перевяжи мне бок, сестрица, а уж после потащишь меня, — попросил раненый. — А где мой товарищ? Его тоже ранило, и он лежал рядом со мной.

Она удивленно заморгала длинными ресницами:

— Нет, солдатик, ты лежал один, потом я притащила тебя в окоп.

— Там он, мой друг, — простонал раненый. — Сходи за ним, прошу тебя…

— Хорошо, но ты будь здесь, пока я не вернусь, — предупредила она раненого.

Бой еще продолжался, но уже где-то далеко за курганом. Там в небо поднимались черные клубы дыма, слышались пулеметные и автоматные очереди, периодически ухали орудия. Видимо, противник обстреливал наши войска, которые упорно продвигались вперед. Все звуки сливались в один протяжный гул, впечатление было такое, что рядом гремит гром, хотя день выдался тихий.

Вот наконец и то место, обозначенное кустарником, где Оксана взяла раненого. Но тут никого не было, если не считать разбросанных во все стороны камней и глубокой воронки от шального снаряда. Впереди чернел холмик, а чуть дальше горел танк, но другой, не тот, который она видела раньше. Это был наш Т-34, у него разорвалась гусеница и снарядом сорвало часть башни. Она шагнула чуть в сторону и увидела бойца. Он лежал на спине, глядел куда-то в небо и стонал едва слышно. Оксана нагнулась к нему, провела мягкой ладонью по лицу. Увидев ее, раненый попытался улыбнуться, но улыбка получилась натянутой и какой-то неживой.

— Воды… — прошептал раненый. — Дай пить…

Оксана присела на корточки, чтобы ее не задела шальная пуля, и стала выяснять, куда он ранен. Хотела спросить у него, но он заговорил первым.

— Понимаешь, сестрица, рядом с пупком дырка от пули, — натужно произнес он, потом вынул из-под гимнастерки руку с окровавленным носовым платком. — Надо было кровь остановить, так я платком…

Она начала бинтовать его.

— Твоего друга я оттащила в окоп, это он сказал, что ты ранен. — Оксана куском бинта вытерла раненому лицо, нежное, как у девушки. — Можешь встать?

— Помоги мне, только тихонько, адская боль в животе, — часто дыша, промолвил он и попытался поднять голову. Она подложила под нее свою руку, и ему стало легче. — Где окоп-то?