Страница 12 из 37
Анна была вне себя от гнева.
— Убирайся вон! Иначе я вызову полицию!
— Никто из цивилизованных людей не выгонит меня отсюда. Я твой муж!
И он последовал за ней.
Анна предложила ему разместиться в гостиной.
— Но только на одну ночь! — сказала она.
Всю ночь Анна просидела в кабинете, не сомкнув глаз.
Прошло три дня.
«Напрасно я надеялась, что он уедет в Рим. Никаких дел, как оказалось, у него там нет. Он целыми днями просиживает в моем номере!»
— Может ты перестанешь за мной следить? — допытывалась она у Бориса.
Но тот не отступал. Более того, он стал к ней приставать, так что Анна решила куда-нибудь переехать.
В один из дней позвонила Матильда, сообщив, что ей стало лучше и Эдуард, покинув ее, отлучился на время в Париж.
— Он будет звонить тебе из Парижа, — сказала Матильда.
Анне пришлось повременить с переездом, пока не позвонит Эдуард.
Вторая неделя была на исходе, а звонка все не было.
Анна забирала телефон в кабинет и запиралась там. Борис сначала пытался как-то проникнуть к ней, но потом решил терпеливо ждать.
«Опять измор!» — думала женщина.
Эдуард все-таки позвонил.
Услышав его голос, Анна расплакалась.
— Анна, моя Анна! — его голос выдавал волнение. — Я спешу к тебе!
Было так плохо слышно, что Анна дальше ничего не разобрала.
— Анна, слышишь? Я хочу, чтобы ты…
— Эдуард!
В трубке раздались короткие гудки.
Анна опустилась в кресло.
«Я сейчас сойду с ума! Если бы Эдуард знал, что мне здесь приходится переживать!»
На следующий день она немедленно покинула гостиницу.
Джулия, одна из солисток театра, предложила ей комнату в своей квартире.
Каждый день, выходя из театра, Анна оглядывалась по сторонам: не появится ли Эдуард или хотя бы Луиджи.
О Борисе она ничего не хотела знать. Однако в газетах стали появляться заметки о кем с броскими названиями, например: «Скучающий муж русской примадонны» или «Верность мужа». В них во всех красках расписывался Борис, который, якобы, очень заинтересован делом своей жены, любит ее и всячески помогает.
Анна комкала эти газеты и выбрасывала, но слухи начали проникать в театр и многие желали познакомиться с любящим и самоотверженным человеком.
«Ему ничего не надо, только бы обратить на себя внимание».
В одном из вечерних номеров Анна прочла, что в Венеции открывается выставка Эдуарда Рашеля. Это ее очень обрадовало, ибо означало, что Эдуард должен приехать со дня на день.
Белый «линкольн» стоял у театра.
Анна бежала к нему со всех ног.
— Эдуард!..
Он заключил ее в объятия.
Жар поцелуев обжигал губы Анны.
«Как я ждала этого дня! Кажется, прошла целая вечность! Ничто мне не заменит его руки и губы. Никакой ангел не сравнится с ним по красоте, никакой волшебник не подарит таких ночей, какие дарит он!»
— Анна! Мы едем с тобой к Луиджи!
— Да!
— Мы будем вместе!
— Да!
— А потом — в Венецию!
— Да! Хоть на край света, лишь бы с тобой и подальше отсюда!
— Тебе надоел Милан?
Анна молчала.
«Я ничего не скажу о Борисе. Не хочу, не люблю, ненавижу его!»
И вдруг она вспомнила, что ключи от виллы Луиджи остались у нее в номере.
— Эдуард, мне нужно забежать в гостиницу, там ключи от виллы.
— Нет проблем! А почему это тебя так расстроило?
— Нет, нет. Что ты!
Анна не хотела новой встречи с Борисом, но ничего не оставалось делать, как ехать за ключами.
Они остановились у гостиницы.
— Я сейчас.
Анна поднялась к своему номеру, позвонила. Никто не открывал. Она спустилась вниз.
«Может, он куда-нибудь вышел, оставив ключ от номера?»
Но ключа не было.
— Он никуда не выходил! — сказали Анне.
Пришлось снова подниматься и звонить у двери.
Наконец послышались шорохи и голос Бориса:
— Кто еще?
Анна молчала.
Ключ повернулся в замке, и дверь открылась.
То, что увидела Анна, превзошло все ее ожидания.
Борис полураздетый стоял в гостиной, а в спальне, на разобранной кровати лежала обнаженная незнакомая женщина.
— Эмилия… — лениво протянула та, пытаясь познакомиться с Анной.
Ничего не отвечая, Анна схватила ключи и выбежала из номера.
Всю дорогу она старалась быть как можно спокойнее.
«Только бы Эдуард ничего не заметил!»
Она улыбалась, говорила ему ласковые слова, но успокоилась только тогда, когда они подъехали к вилле.
«Здесь я чувствую себя в безопасности».
Он шутил, смеялся и не мог насмотреться на свою любимую.
В постели Анна окончательно забыла о своих волнениях, полностью отдавшись любви.
Два дня спустя в Венеции открылась выставка Эдуарда.
Он и Анна прибыли сюда на автомобиле, оставив его в огромном гараже на площади Рима.
В одном из дворцов, украшающих берега Большого канала главной «улицы» Венеции, разместилась выставка работ Эдуарда Рашеля.
«Какой красивый город! Бесконечная вода, каналы и гондольеры. Такое ощущение, будто попадаешь в другое время, в другой мир, и ничего больше не существует, кроме красивейших соборов и воды, плещущейся о фундаменты домов».
На черной гондоле, миновав несколько горбатых мостиков, Анна и Эдуард прибыли к самой большой площади Венеции — пьяцца Сан-Марко.
Анна ахнула, увидев открывшийся ее взору собор потрясающей красоты.
— Это собор Святого Марка, — пояснил Эдуард, заметив ее удивление. — Он построен в византийском стиле с элементами венецианской готики.
Анна не могла оторвать восторженного взора от его золотых куполов.
— Ничего подобного я не встречала, — тихо сказала она, заслоняя рукой солнце, светящее в глаза. — По своей грандиозности он не уступает Миланскому собору.
Эдуард улыбнулся.
— На свете много чудес. Но не стоит так высоко поднимать свою голову. Она может закружиться.
Он попытался привлечь внимание Анны к себе, обняв ее за плечи и отняв ее руку от лица.
— Через пятнадцать минут открытие моей выставки. Если мы немедленно запрыгнем вон в ту гондолу, то еще можем успеть.
Анна смутилась.
— У нас еще будет предостаточно времени, чтобы полюбоваться прелестями «города на воде», — сказал Эдуард.
Он привел Анну в выставочный зал.
— Эдуард! — Анна покраснела от смущения.
В первом же зале, почти в полный рост, висел ее портрет. Тот самый, который Эдуард написал с нее на вилле Луиджи.
— Нравится? — он улыбаясь смотрел на нее.
«Конечно же нравится, — думала Анна, — вот только теперь все увидят мое обнаженное тело, скрывающееся под прозрачной розовой тканью».
Публика любовалась картиной, а кое-кто уже начал замечать явное сходство между Анной и портретом.
Анне стало неловко.
— Эдуард, пойдем в другой зал!
Они прошли, и она наконец-то смогла восхититься талантом своего возлюбленного.
Многочисленные пейзажи, море в тающей дымке, очертания каких-то незнакомых лиц, абстрактные фигуры были исполнены в совершенно свободной манере. Необычность техники и приемов поразили Анну. Она засыпала Эдуарда вопросами: «А это как? А это?»
Он терпеливо объяснял ей и всячески старался намекнуть, что публика не сводит с нее глаз.
Анна прекрасно это видела.
Когда были пройдены все залы, к ним подошел фоторепортер местной газеты.
— Пожалуйста, попозируйте мне, — обратился он к Анне и Эдуарду. — Вы просто замечательная пара! Я уже запечатлел портрет этой синьоры, теперь мне хочется сфотографировать вас обоих.
Анна принялась отказываться, но было поздно.
— Вот так. Грация, грация. Очень хорошо! — он раскланялся и вышел из зала.
На следующий день венецианские газеты напечатали не только фотографию Эдуарда и Анны, но и картину, открывающую выставку. Заголовки типа: «Тайная любовь французского художника и русской примадонны» или «Муж «звезды» в проигрыше», украшали газетные полосы. А один, падкий на сенсации умник, выдвинул предположение, что Анна — женщина легкого поведения и имеет в Италии контакты со многими мужчинами: «… так что, кому не лень, — заканчивал он, — добро пожаловать! Травиата есть Травиата!»