Страница 111 из 121
Включив первую скорость, таксист поворачивается ко мне.
— Вы за желто-розовых или за фиолетово-голубых? — спрашивает он.
— За сине-зеленых, — отвечаю.
Он что-то мрачно бормочет, но я на это ноль внимания.
Теперь я по горло увяз в этой истории, и мне ничего другого не остается, как жать на все педали.
Готов держать пари на стакан «бурбона», что Ого Пальма и его игроки невинны и чисты как ягнята.
Мне-то ничего доказывать не надо, но как убедить лейтенанта Трама?
Остается одно: отыскать виновного и принести его лейтенанту на блюдечке с каемочкой.
Исход завтрашней встречи и всего чемпионата меня не волнует, но тут дело принципа.
И потом, разве не лежат у меня в кармане тридцать тысяч лир аванса?
Для моей работы этого мало, но я взял обязательство, а свои обязательства я привык выполнять.
Если мне удастся завтра вывести на поле «Буйни-клуб», его президент просто обязан отдать мне половину выручки.
Черт возьми, я это заслужил с лихвой!
Но нельзя, друзья, терять ни секунды драгоценного времени.
Такси останавливается у въезда во двор, где находится гараж.
— Вы точно не за фиолетово-голубых? — спрашивает таксист.
— Точнее некуда. А что?
— А то, что, если вы случайно болеете за фиолетово-голубых, — отвечает таксист, — я вас отвезу на прежнее место и высажу.
Плачу и поворачиваюсь к нему спиной.
Все только и думают о завтрашнем матче, друзья.
Глава шестая
Однако иногда случаются интересные встречи. Похоже, что у футболистов прыткие подружки. Разрешите и мне потанцевать с вами.
Я даже не подумал искать Огрезу в ее доме. Должно быть, там уже полно фараонов.
Если только они не связали Огрезу и не бросили в камеру.
Но будем надеяться, что они ее еще не нашли.
Я помчался в рекламное агентство «Сонорвокс»: в этот поздний час вряд ли там удастся кого-нибудь застать, но попытаться стоит.
Агентство располагается в полуподвале служебного здания. Входишь со двора и спускаешься вниз на восемь ступенек.
Я увидел распахнутую стеклянную дверь, а за ней человека, державшего в руке метлу и тряпку. На нем фартук в синюю полоску, а подбородок не отваливается лишь из-за платка, который завязан узлом на макушке лысого черепа.
— Есть кто-нибудь? — спрашиваю.
Он прикладывает руку к правой вспухшей щеке.
— У меня флюс, — говорит он, с трудом выговорив букву «ф».
Замечаю, что с правой стороны он явно толще. Опухоль, что называется, налицо.
— Кроме вас и флюса, — говорю, — больше тут никого нет?
Он отрицательно качает головой.
— Все ушли в шесть. Агентство откроется завтра в девять утра.
— Знаете некую Пастиллу?
Он пытается улыбнуться, но улыбка оборачивается гримасой боли.
— Знаю, — отвечает.
— Видели ее? Где она?
— Нет, — говорит. — Я пришел всего пять минут назад.
Собираюсь уйти, но вижу, что он с адским усилием мне подмигивает.
— Почему бы вам не попытать счастья в «Завитушке»? — говорит. — Если там ее нет, то наверняка есть ее подруга. Знаете Пушинку?
— Нет, — отвечаю.
Он показывает ручкой метлы на правую стену.
Смотрю и вижу на стене цветной плакат — машину с открытым багажником. А в багажнике сидит блондинка.
— Красивая машина, — говорю.
На этот раз ему удалось улыбнуться, и он закивал головой.
— Получше Пастиллы, не правда ли? — говорит. — Загляните в «Завитушку», думаю, она там.
Мне захотелось вместо чаевых одним ударом избавить его от флюса. Но потом я передумал и дал ему сто лир.
Я слыхал о «Завитушке», но никогда в ней не был.
Насколько мне известно, это ресторан, который посещают спортсмены — футболисты, баскетболисты, регбисты — и игроки в покер. Под рестораном находится подземный бар «Виски рекой», и открыт он до пяти утра.
Куда мне теперь ткнуться — просто не знаю, так что стоит, пожалуй, в него заглянуть. Заодно и подкреплюсь чем-нибудь существенным, а то уже девять вечера.
Свой «блимбуст» я оставил на стоянке у ресторана в девять тридцать, а дверь «Завитушки» открыл ровно в девять тридцать одну.
Первое помещение приспособлено под бар. Справа стойка, слева — столики.
За столиками и на табуретках у стойки сидят восемь девушек.
Едва я вошел, все восемь обернулись и, увидев меня, присвистнули.
Тут, друзья, ошибки быть не может — так же вот свистим мы, когда видим шикарную блондинку. Можете считать меня кретином, но я опустил глаза, проходя по залу, а уши мои стали огненно-красными.
Я умею укротить любую красотку, которая мне встречается, но если их сразу восемь, я себя чувствую селедкой в окружении стаи акул.
Так что я ускорил шаг и оказался вне сферы досягаемости их глаз-пистолетов. Затем вошел в зал ресторана и почувствовал, что уши похолодели.
В зале полным-полно жующих и спорящих людей.
Тип в черном фраке одарил меня широкой улыбкой, устремленной прямо в мой пупок, а знаком показал в глубину зала.
— Синьор один? — спрашивает он.
Отвечаю, что да, один, и он подводит меня к столику, откуда еще не убраны грязные тарелки, а вся скатерть засыпана крошками.
Сажусь, а он начинает лихорадочно убирать со стола.
— Вечер немного тревожный, — говорит он. — И немудрено, после того что сегодня случилось! Вы, конечно, слыхали?
— Слыхал, — отвечаю.
— Игроки «Апатиа», едва об этом узнали, покинули свое убежище и примчались в город. Настроение у них довольно кислое.
Смотрю, куда он показывает глазами. Слева через два столика от меня за большим столом сидит куча народу.
По лицам сразу видно, что это игроки «Апатиа». Что у них за лица — не стану подробно рассказывать. Съешьте жабу вкрутую, к тому же подгнившую, и поглядите на себя в зеркало. Вот такие у них были лица.
— Бедняги! — вздыхает тип в черном. — Сейчас пришлю вам официанта.
Снимает грязную скатерть и уходит.
Я узнаю тренера «Апатиа». С виду он самый старший и сейчас о чем-то вполголоса беседует с игроком, который то и дело отправляет в рот кусок и согласно кивает.
Заказываю ножку верблюда а-ля зуав и полбутылки «бурбона». Ем, а сам не выпускаю из поля зрения стол с игроками.
У одного из них волосы подстрижены под гребенку, он разглядывает ломтики жареного картофеля в тарелке и каждый орошает слезой.
Сидящий с ним рядом одет в пиджак в розовую и желтую клетку. Смотрит на своего печального приятеля, потом толкает его локтем, и вилка бедняги вонзается в яблоко на самом верху корзины, стоящей посреди стола.
— Хватит слезу пускать! — говорит он. — В конце концов, он тебе матерью не доводился!
Тренер перегнулся через стол.
— Что там такое? — спрашивает.
— Джимми Короста все еще хнычет, — отвечает Пиджак в клетку.
— Успокойтесь, ребята, — говорит Лука Громини, — что произошло, то произошло. Официант, принесите бутылку коньяка, все равно завтра матч не состоится. Дай ему выпить, Петарда.
Все заволновались, загорланили.
— Я хочу играть, — говорит один.
— С кем? — отвечает второй. — Если «Буйни» выйдет завтра на поле, их всех упекут в тюрягу.
— Да их надо на электрический стул посадить! — восклицает третий.
Официант приносит коньяк, и Джимми Короста первым осушает добрый стакан.
И сразу же начинает рыдать.
— Брось, ведь тебе-то повезло, — говорит сидящий рядом игрок. — Собственно, ты должен радоваться. Займешь его место.
— Дудки, — отвечает Джимми Короста. — Я буду играть на краю. Место Оралы займет Петарда.
— Завтра центром нападения будешь играть ты, — говорит Лука Громини.
— Тем более что «Буйни-клуб» заранее опустил лапки, — добавляет игрок, которого мне не видно.
Кто-то засмеялся, а Джимми Короста покраснел как рак.
Он опрокинул еще стаканчик коньяку, и тут все посмотрели на дверь.
Входит человек с пачкой газет под мышкой.