Страница 16 из 56
Коннахт менял компрессы и делал перевязки в течение ближайших полутора недель. Конан этому не противился, у него просто не было сил. Мальчик мечтал побыстрее встать и броситься по следу врагов, но его хватало только на то, чтобы откинуть шкуру зубра и присесть на кровати, когда дед приносил ему бульон, а спустя несколько дней — тушеное мясо.
Кроме еды, в жизни Конана имел место еще и сон. Иногда, мучимый кошмарами, он кричал посреди ночи, но дед всегда находился рядом. Успокоив внука, старик рассказывал ему какую-нибудь историю. Эти рассказы немного отличались от тех, которыми Коннахт потчевал слушателей во время посещения им деревни, но звука его голоса было достаточно, чтобы позволить Конану вновь заснуть.
Пару раз мальчик пробуждался в течение дня, и однажды ему показалось, что его дед с кем-то разговаривает за дверью хижины. Чуть позже он поинтересовался об этом у старика.
— Да, было дело, — кивнул Коннахт. — С юга пришел Эйден, чтобы сообщить мне о гибели вашей деревни. После межплеменной стычки люди их клана возвращались домой через твое селение. Не обнаружив выживших, они сложили в кучу все тела и предали огню. Эйден принес некоторые вещи твоего отца, добавив, что среди мертвых тебя не нашли.
— А ты сказал, что я жив?
— Он не спрашивал, но, вероятно, знал. Теперь это не важно.
— Хорошо. Значит, враги не будут меня ждать.
— Конан, ты даже не знаешь о них ничего.
— Кто украшает себя шлемом в виде маски с щупальцами?
— Никто.
— Как это? — воскликнул Конан.
— Я путешествовал по разным странам, парень. Ни один народ не носит подобные шлемы.
— А как же Ахерон?
Коннахт принес внуку миску с похлебкой и ослабил его повязки, но так, чтобы ожоги не оголились.
— Поешь, а я попробую рассказать тебе об Ахероне.
— Ты бывал там?
— Я не настолько стар, Конан, — усмехнулся пожилой киммериец. — Ахерон пал в древние времена, когда Киммерии еще не существовало. Говорят, это было злое место: Бросишь дохлого кота и обязательно попадешь в некроманта, а то и сразу в троих. Запри в одном доме четверых колдунов вместе, и потом оттуда, глядишь, вылупится не меньше десятка. Вот так. Злобные люди, мечтавшие владеть всем миром. Чтобы осуществить задуманное, они сделали эту вещь. Маску. Потом колдуны вручили ее своему богу-королю, или как его там называли. Он и его орды вырезали целые племена… Ну, тебе и Эйдену теперь это известно. Но представь себе падения королевств, Конан. Государства, полностью стертые с лица земли.
Мальчик кивал, все же ища на лице деда хотя бы малейший признак лжи. Он совал ложку в рот, механически жуя и вытирая губы тыльной стороной ладони.
— Угроза неумолимо распространялась, и люди с севера воспротивились возвышению Ахерона, — продолжал старик. — Несмотря на магию, армии из разных стран объединились и во главе с северянами положили конец его могуществу. Они взяли маску и разбили ее на части. Представитель каждого народа получил один фрагмент, чтобы потом спрятать его подальше. Им оставалось надеяться, что никто впоследствии не сможет это собрать и вновь принести миру ужасные страдания.
— Как кто-то смог узнать про маску? — Конан хрустнул, разгрызая хрящ.
— Можешь не сомневаться, парень, всегда найдется тот, кто будет разнюхивать, что ему не предназначено, а затем создавать настоящую проблему, неумением держать язык за зубами, — на мгновение замолчав, старик хмыкнул: — В своей жизни ты еще столкнешься с множеством таких людей.
Ложка застыла на полпути ко рту Конана.
— Ты стал провидцем?
— Нет, — покачал головой Коннахт, — я лишь делаю выводы из того, что видел раньше. Люди стремятся к власти, и есть некоторые, кто охотится за тайнами Ахерона. Как, например, твой Кларзин. Правда, сохраняется надежда, что демоны заберут этого любителя черной магии прежде, чем он сможет пролить реки крови.
— Не о демонах он должен беспокоиться, — Конан отдал деду пустую миску. — Добавки, пожалуйста. И еще мне нужно твое содействие.
— Конечно, я твой дед, — сказал Коннахт, вернувшись с новой порцией. — Но какой от меня особый прок?
— Я пока не готов пойти и убить этого Кларзина… — мальчик глубоко вздохнул.
— Значит, тебя опять гложут прежние мысли?
— Я нуждаюсь в твоей помощи. Отец многому меня научил. Ты же преподал ему гораздо больше. Я должен все это знать.
Коннахт поднял бровь.
— Даже вся моя наука не уберегла от смерти твоего отца.
— Если откажешься меня обучать, я найду другого мастера меча.
— Нет способа тебя отговорить? — после недолгих размышлений спросил старик.
— Я хочу свершить свою месть.
— И ты будешь беспрекословно выполнять все, что я говорю?
— Да, — выдохнул Конан, слыша в устах деда отцовские слова.
— Очень хорошо. Тогда через неделю мы начинаем. — Коннахт встал. — Заканчивай ужин и спи. Сейчас можно спать, сколько угодно. Ведь, когда ты станешь моим учеником, у тебя совсем не будет времени на подобную ерунду.
Может быть, у Конана и возникали шальные мысли о том, что дед пошутил, но старик очень быстро убедил его в обратном. Он установил режим, при котором Конан, просыпаясь на восходе, заползал в кровать поздно вечером. А если мальчику за день удавалось вообще не двигаться, то это означало выполнение им некого упражнения на силу или сохранение равновесия. Самая малая часть обучения включала в себя работу с мечом, что не могло не раздражать подростка, пока не раскрылся замысел дела.
Первые две недели все было сосредоточено на возвращении его силы и выносливости, так же как на восстановление здоровья рук. Конан никогда не отличался тучностью, но болезнь оставила от него лишь кожу и кости. Однако Коннахт заставлял внука таскать камни по пояс в воде, постепенно увеличивая расстояние. Затем был бег с мешочками, набитыми щебнем либо железным ломом для увеличения веса.
Наибольшее внимание уделялось обожженным рукам. Волдыри давно сошли, и болезнь отступила. Тем не менее, дед постоянно следил, чтобы мальчик втирал в ладони зловонную мазь, изготовленную из рыбьих потрохов, медвежьего жира и каких-то высушенных корешков. Конан также продолжал обертывать руки тряпками и надевал рукавицы при подъеме тяжестей. Кроме того, Коннахт вынуждал его сгибать — разгибать руки сотни раз за день.
— У тебя навсегда останутся шрамы на руках, но это не означает, что ты не должен их разрабатывать, — приговаривал старик.
Долгожданные боевые тренировки, наконец, начались, вот только не в том виде, в каком ожидал Конан. Дед по-прежнему практически не позволял ему касаться меча.
— Клинок лишь металлическое жало. Настоящее оружие воина — его тело. Того, кто умеет им владеть, не волнует, насколько остр меч.
Старик объяснял внуку каждый прием борьбы из арсенала, полученного в течение долгой жизни, полной всяких стычек и драк. Конан подозревал, что после встреч с его дедом немногие смогли уйти на собственных ногах. Коннахт, несмотря на то, что был вчетверо старше, швырял внука, словно тряпичную куклу. Мальчик смутно помнил, как обвинял Корина в нечестной борьбе, но сейчас тот казался ему вершиной благородства по сравнению со своим отцом. От пинков, тычков, ударов головой и локтями Конан летал по всему двору перед хижиной. Коннахт даже умудрился однажды его укусить!
При других обстоятельствах Конан, наверное, запротестовал бы, но он не забыл Кларзина, который, парировав меч, ударил его ногой в грудь. Безусловно, Корин не ошибался. Бойцы вправе сколько угодно рассказывать о честном поединке, опуская при этом определенные детали. Пусть мальчик не мог вспомнить хотя бы одну из дедовских историй, где бы говорилось об укусах им противника, но старик доказал на практике, что подобное, скорее всего, случалось.
Конан отбивался, как умел, и даже иногда доставал деда кулаком или ногой. Только его удары не наносили Коннахту ущерба, и не потому, что тот терпел боль. Просто старик перемещался достаточно быстро, чтобы большинство ударов проходили вскользь, и имел богатый опыт, чтобы предугадывать следующий шаг Конана. Однако с течением времени удачные атакующие действия подростка стали более последовательными, чем промахи. Защита также несравненно улучшилась.