Страница 64 из 87
Но когда пала ночь 7 августа, этот конец еще не был виден. Никто не терял надежды, все было как раз наоборот. Все испытали огромное облегчение оттого, что высадка прошла успешно, а генералы были уверены, что, если им дадут немного времени, чтобы привести все в порядок, они смогут продолжать наступление.
Ночь была холодная и совершенно тихая. Где-то на юге, на секторе АНЗАК, без перерыва грохотала артиллерия, но на Сувле не выстрелила ни одна пушка. Не было предпринято ни одной попытки выдвинуть вперед патрули либо от Шоколадной горы, либо вдоль Киреч-Тепе, и нигде враг не входил в контакт с десантниками. 8 августа, вскоре после 5.00 утра, когда взошло палящее солнце, сцена событий оставалась такой же, как и предыдущим вечером. Равнина была по-прежнему пустынна, не было слышно никаких ружейных выстрелов, а на высотах Текке-Тепе все так же не было турок. Вильмер сосредоточил своих солдат вокруг Анафарта-Сагир, на юге, в уверенности, что в любой момент британцы нанесут по нему настоящий, концентрированный удар.
И на самом деле у Хаммерсли на уме было что-то подобное, и рано утром он отправился на Сувлу, чтобы посоветоваться с бригадирами. Его, однако, обескуражили, заявив, что солдаты слишком устали, чтобы двигаться вперед. А когда генерал ничего не услышал от Стопфорда, он вообще отказался от идеи наступления.
Действия Стопфорда в то утро 8 августа были аналогичными: через несколько минут после 7.00 утра он послал сигнал Магону на Киреч-Тепе окапываться. В 9.30 он отправляет поздравления своим генералам, а в десять сообщает Гамильтону о своем удовлетворении ходом событий. «Учтите, — говорит он, — что генерал-майор Хаммерсли и войска под его командованием заслужили огромные похвалы за результат, достигнутый в борьбе с ожесточенным сопротивлением и невзирая на большие трудности. — И добавляет: — А теперь я должен закрепиться на занятом рубеже».
Гамильтон озадачен. Что там, черт побери, происходит на Сувле? Уже более двадцати четырех часов на берегу находятся свыше 20 000 человек, а из докладов авиации он знал, что перед ними нет никаких серьезных препятствий. А Стопфорд, похоже, весьма доволен, но все еще не наступает. Считалось, что туркам понадобятся тридцать шесть часов, чтобы перебросить подкрепления с Булаира, а сейчас, утром 8 августа, осталось максимум шесть-семь часов. Он послал за полковником Эспиналем и отправил его на Сувлу с поручением выяснить, в чем дело.
Эспиналю передали приказ незадолго до 6.00 утра, и он тут же вместе с полковником Хэнки бросился к докам на Имбросе, но только в 9.30 ему удалось найти тральщик, чтобы отправиться на материк. Прошло еще два часа, пока они добрались до залива Сувла и там с изумлением увидели сцену на берегу. Потом они рассказывали, что картина была точь-в-точь как в выходной день в Англии. В дрожащем летнем воздухе не было слышно ни звука. На ласковых волнах качалось множество лодок, а на берегу раздетые солдаты сотнями купались в море и готовили еду на кострах. В глубине материка за соленым озером царила полная тишина. Никто никуда не спешил, никто не выглядел озабоченным, кроме группы солдат, копавших длинную траншею вдоль берега. «Кажется, вы занялись благоустройством», — заметил Хэнки стоявшему рядом штабисту. «Мы собираемся оставаться здесь надолго», — был ответ.
Этой приятной атмосфере могло быть лишь одно объяснение — мол, холмы взяты, а до фронта далеко, — и Эспиналь с Хэнки сошли на берег в более радостном настроении. Оставив Хэнки на берегу, Эспиналь сразу же отправился в глубь участка в поисках Стопфорда. Однако не успел он пройти нескольких шагов, как к нему подбежал офицер-артиллерист и сказал, что тут надо быть осторожным, потому что рядом — линия фронта. Она была от них в каких-то ста метрах.
«Но где же турки?» — спросил Эспиналь.
«Нет никаких турок, но мы не получали никаких приказов заранее, а командир корпуса все еще на борту „Джонквила“.
Тут Эспиналю показалось, что лучшее, что можно предпринять, — это отыскать штаб 11-й дивизии, и им указали на полоску песка на южном берегу залива. Там им сразу же рассказали разочаровывавшую истину. Генерал Хаммерсли во весь рост лежал на земле, обхватив голову руками, и было ясно, что он все еще не пришел в себя от обстрела своего штаба и от натиска событий с момента десанта. Армия все еще была прикована к берегу. Так случилось, что от Стопфорда только что пришла телеграмма, в которой им предлагалось наступать, но в ней также говорилось: «Ввиду отсутствия адекватной артиллерийской поддержки я не хотел бы, чтобы вы атаковали укрепленные позиции, упорно обороняемые противником». В этих обстоятельствах и Хаммерсли, и Магон решили, что будет лучше не идти вперед, пока не прибудут пушки. Хаммерсли заявил, что солдаты смертельно устали, что понесены тяжелые потери. Возможно, на следующий день они смогут наступать.
Уже было далеко за полдень, и Эспиналь, не на шутку встревоженный, отправился к Стопфорду на его «Джонквил». Последовавшая за этим сцена явилась одним из худших моментов всей кампании, и Эспиналь сам описал ее в официальном документе:
«Прибыв на борт „Джонквила“ примерно в 15.00, Эспиналь нашел генерала Стопфорда на палубе. Тот находился в приподнятом состоянии духа и сразу подошел поприветствовать прибывшего офицера. „Итак, Эспиналь, — сказал он, — солдаты отлично поработали и были великолепны“. — „Сэр, но они так и не достигли холмов!“ — ответил Эспиналь. „Еще нет, — ответил Стопфорд, — но они уже на берегу“.
Эспиналь заявил, что был уверен, что сэр Ян будет огорчен тем, что высоты все еще не взяты, и умолял его отдать приказ о немедленном наступлении до того, как вражеские войска с Булаира смогут опередить британцев.
Генерал Стопфорд ответил, что полностью осознает важность потери времени, но, пока солдаты не отдохнут и пока на берегу не окажется больше орудий, никакое наступление невозможно. Он намеревался отдать приказ о новом наступлении на следующий день».
Эспиналь оказался в деликатном положении. Он не мог продолжать настаивать на своем перед старшим по званию. И хотя пока все еще имело смысл немедленно связаться с Гамильтоном, он не мог врываться к связистам с тем крайне резким донесением, которое сложилось у него в голове. Он решил проблему, отправившись «в отчаянии», как он говорит, на флагман де Робека «Четем» по другую сторону залива. Там он нашел и Кейса, и адмирала в состоянии крайней тревоги по поводу задержки операции. Кейс был взбешен. Он сам только что был на «Джонквиле», и этот визит, как он впоследствии писал, «почти довел его до состояния открытого мятежа». Де Робек также отправил сигнал Гамильтону, призывая того прибыть на Сувлу, а сейчас еще Эспиналь добавил свою каплю. «Только что был на берегу, — говорилось в донесении, — где все в состоянии полного спокойствия. Никакого ружейного огня, никакого артиллерийского обстрела и, очевидно, никаких турок. 9-й корпус отдыхает. Уверен, что теряются золотые возможности, и считаю ситуацию крайне серьезной».
Так случилось, что Гамильтон не получил ни одного из этих сообщений: донесения от адмирала постоянно попадали не туда, а информация от Эспиналя пришла лишь на следующее утро. Но это мало что значило, потому что Гамильтон наконец-то был в пути. Он с возрастающим нетерпением ждал новостей все утро. В 10.00 его мгновенно успокоило донесение Стопфорда о том, что солдаты Хаммерсли и его собственные заслужили большой похвалы за свою работу, и на это Гамильтон ответил: «Вы и ваши войска действовали отлично. Пожалуйста, передайте Хаммерсли, что мы очень надеемся на его умелое и быстрое наступление». Но вскоре после этого им опять овладели сомнения. Где Эспиналь? Ведь до Сувлы только час пути, а он уехал еще на рассвете. Почему нет докладов от Стопфорда? Почему он окапывается? И к 11.00 у Гамильтона уже не осталось терпения: он приказал подготовить свой дежурный эсминец «Арно» (построенный в Италии и ходивший под португальским флагом), чтобы доставить его на материк. И тут злая судьба Сувлы добавила штрих совершенной иронии. «Арно» оказался не готов. Обнаружились неисправности в котле, огни были затушены, и до вечера эсминец должен оставаться на якоре. Тогда другой корабль? Флот приносил извинения, но других в наличии не было.