Страница 63 из 87
Это было типично для многих вещей, происходивших в этот день. В самом деле, нужен более чем обычный интерес к мелочам военной истории, чтобы проследить за начавшимися сейчас маршами и контрмаршами, потоком приказов, каждый из которых отменяет предыдущий, чтобы понять разногласия между различными штабами, долгое молчание и внезапные бурные перемены на фронте. Лучшая часть двух дивизий уже была на берегу, 11-я Хаммерсли и 10-я Магона, и вряд ли кто-нибудь был там, где ему было положено быть. Роты, батальоны и даже целые бригады безнадежно смешались друг с другом, и любое решительное действие, которое происходило время от времени, обычно становилось результатом действий какого-нибудь младшего командира, бравшего на ограниченном участке дело в свои руки.
Обосновавшийся на краю мыса Нибрунеси генерал Хаммерсли тяжело переносил жару, а еще больше был расстроен, когда на его штаб упал снаряд и убил несколько человек. В течение утра он три раза менял план, и, как только уходил один приказ, вдогонку ему следовал другой, ставящий другие задачи для других комбинаций войск и в позднее время. Примерно в 7.00 бросились искать гору Десяти, которую наконец нашли, а защищавшую ее сотню турок сбросили с вершины. Сейчас было в самый раз повернуть на восток к горам — в частности, взять Шоколадную гору и длинный отрог, сбегающий на равнину с Анафарта-Сагир, а потом двинуться к высотам Текке-Тепе на следующей гряде. Но вместо этого войска устремились на север общим направлением на Киреч-Тепе, и даже здесь порыв скоро иссяк. И тут, и там бригадиры или полковники были готовы идти вперед при условии, что кто-то отдаст приказ, но даже в этом возникло осложнение. На картах, в последнюю минуту розданных офицерам, в некоторых случаях элементы равнины носили турецкие названия. С другой стороны, в приказах Хаммерсли эти же места имели английские имена. И иногда случалось так, что подразделения двигались к совершенно не тем целям. Другие офицеры просто поддались тому, что Кейс описал как «ужасающую инерцию», и отказывались куда-либо двигаться, пока войска не отдохнут. Было очень жарко, примерно 32 градуса в тени, и это было слишком много для людей, которые лишь за два дня до этого получили прививки от холеры, а запас воды во флягах закончился. Достигнув берега, многие сотни бросились в море купаться.
В заливе Сувла картина была не менее беспорядочная, чем на материке. Везде план высадки нарушался, частично из-за скрытых подводных рифов в море и частично из-за внезапной грозы, бушевавшей над морем час или два. В тот день на берег было выгружено не более пятидесяти мулов и ни одного орудия. Но самая серьезная нехватка испытывалась в воде. На флоте никак не ожидали, что ее потребуется на целых две дивизии — считалось, что солдаты продвинутся в глубь материка, где находилось много колодцев. И даже при этом ситуацию можно было бы спасти, если бы два лихтера с водой не сели на мель в заливе и если бы многие солдаты, мучимые жаждой, не сгрудились на берегу. Они были в отчаянном положении, языки их почернели, лица были запачканы пылью и потом, и у них просто не хватило терпения. Им была нужна вода. Кое-кто заходил в море и пил соленую воду, другие разрезали брезентовые шланги, через которые корабль-цистерна «Крайни» перекачивал воду из своих танков на берег. Боевые корабли делали что могли. Один капитан эсминца отрезал свою цистерну с водой и отправил ее на берег вместе с брезентовой ванной и держал обе емкости наполненными. А позже в течение дня всем другим кораблям в заливе было приказано последовать этому примеру. И все равно этого было недостаточно.
На рассвете произошло воссоединение с плацдармом АНЗАК на берегу, а вскоре некоторые связисты Бёдвуда протянули телефонную линию к штабу Хаммерсли. Утром по этой линии поступило сообщение о том, что с высот АНЗАК замечено, что есть признаки всеобщего отступления врага на равнину Сувла: были видны повозки, направляющиеся к горам, орудия перевозились в тыл. Возможно, ободренный этой новостью, Хаммерсли приказал войскам наступать, по крайней мере до Шоколадной горы. Но он все еще не был до конца уверен, что впереди нет крупных вражеских траншей, он все еще сомневался в положении собственных войск, а поэтому отданные им приказы не отличались ясностью. К полудню атака еще не началась, а бригадир, который должен был ее возглавлять, все еще месил ногами пески, чтобы убедиться, что он правильно понял отданный ему приказ. Наконец уже после полудня продвижение началось, но оно остановилось почти сразу же, как только генерал по зрелом размышлении решил задержаться до 17.30, когда он будет в состоянии провести более мощную атаку.
И так час за часом продолжалось это невероятное зрелище, в котором 1500 турок с несколькими гаубицами и без пулеметов заставляли 20-тысячную армию метаться взад-вперед по пустой равнине. Британские солдаты не имели никакого боевого опыта. Майор Вильмер отмечал в своем докладе Лиману, что они ходили прямо по струнке, даже не пытаясь укрыться за кустами, и добавил: «Не произошло никаких энергичных атак со стороны врага. Напротив, противник продвигался очень скромно». Но такое состояние не могло длиться вечно, и он умолял Лимана поторопиться с присылкой подкреплений, которые шли с Булаира на севере.
Только вечером 7 августа британцы наконец начали продвигаться через соленое озеро, но им удалось взять лишь Шоколадную гору. Они захватили ее смелой атакой, преодолев все колебания и сомнения, владевшие ими в этот день, и прошли еще четверть мили и взяли также Зеленую гору. Теперь они находились в одной-двух милях от главных высот, являвшихся целью всего наступления, и турецкие посты разбегались перед ними. Однако так случилось, что ни один из британских бригадиров, участвовавших в этом бою, не пошел вперед с авангардными частями. Они оставались в двух милях в тылу. И потому войска не получили приказов на дальнейшие действия. Вместо преследования турок, они уселись и стали ждать. Когда наступила ночь, весь контакт с врагом был потерян.
Теперь вся командная цепочка была полностью разорвана. Генерал Хаммерсли не мог принять никакого серьезного решения, даже если бы и хотел этого, потому что он не знал, что Шоколадная гора была взята задолго до полуночи, а новость о Зеленой горе дошла до него лишь на следующее утро. Стопфорд продолжал свою фактическую изоляцию на борту «Джонквила» весь день, а штаб на Имбросе был еще более недосягаем. Гамильтон, невероятно довольный тем, что новая армия высадилась, предполагал, что она достигнет холмов до наступления утра 7 августа, а новости из вторых рук, которые он получил с АНЗАК и с кораблей, вернувшихся из Сувлы, создали у него впечатление, что все идет хорошо. А потому для него определенным шоком стало первое сообщение от Стопфорда, пришедшее в середине дня. «Как видите, — говорилось в нем, — мы смогли лишь чуть-чуть продвинуться от берега». В это трудно было поверить. Но Гамильтон успокоился, когда обратил внимание на то, что требовалось какое-то время, чтобы сообщение дошло до него, и доклад касается ситуации, возникшей вскоре после восхода солнца 7 августа. С тех пор наверняка, рассуждал он, должно начаться наступление. Но когда затем с «Джонквила» не поступило ни одного донесения, в нем начала расти тревога. Чуть после 16.00 он отправил Стопфорду сигнал, требуя идти вперед. И на это ответа не последовало.
Таким образом, за двадцать четыре часа в Сувле произошли очень небольшие изменения. Войска продвинулись в глубину на какие-то две мили, а генералы оставались на тех же самых местах — Хаммерсли на берегу, Стопфорд на «Джонквиле», а Гамильтон — на Имбросе. Единственным новым фактором явилось то, что турки, выведя из строя около 1600 британских солдат и офицеров, что превышало их собственную численность, отступили, и теперь равнина Сувла была свободна.
В этой ситуации была какая-то насмешка, что-то настолько ненормальное, что нельзя объяснить лишь одними неудачами и ошибками, имевшими место в тот день: главнокомандующим, который мерил шагами свой кабинет в штабе на Имбросе, когда мог бы тоже поспать; Стопфордом, лежавшим на кровати в море, когда он должен был вовсю бодрствовать на берегу; высадкой на рассвете неоперившихся юнцов вместо бывалых воинов; назначением старых по возрасту, неумелых военачальников; излишней секретностью, из-за чего многие не знали того, что должны были знать; жаждой, жарой и необозначенными рифами у берега. Перед лицом столь многочисленных помех операция и не могла быть успешной, но все же не до такой степени. Кажется, что был упущен какой-то фактор, который не был учтен — не учтен какой-то элемент везения, какой-то сверхъестественный случай, какая-то дьявольская цепочка совпадений, которой никто не ожидал. И все же этот десант отличался от апрельского. Уже не было ощущения, что это ненадежное дело, что небольшие изменения в плане выправят ситуацию. Вместо этого было сильное чувство неизбежности; каждое событие совершенно неумолимо ведет к следующему, и не имеет значения, был ли Гамильтон в постели или нет, сошел ли Стопфорд на берег или оставался на «Джонквиле», вели ли бригадиры свои части в этом или ином направлении — результат был бы тем же самым. Учитывая этот комплекс обстоятельств, все должно было привести операцию к предписанному судьбой финалу.