Душенька

И Душенька оттоль пошла назад в чертоги.

Не стану представлять

Читателю пред очи

Приятны сны ее в последовавши ночи;

Он сам удобно их возможет отгадать.

Но дни бывали там причиною разлуки,

И дни, среди утех, свои имели скуки.

По слуху, говорят,

Что Душенька тогда пускалася в наряд;

Особо же во дни, когда сбиралась в сад,

Со вкусом щеголих обновы надевала.

На свете часто слух имеет правды склад:

Прилично было б то, что Душенька гуляла

И скуку иногда гульбою прогоняла.

В один из оных дней,

Прошедши в лес далече,

Царевна там на встрече

Увидела ручей,

Который по дуброве,

Как будто бы на зов,

Пред нею вытек внове.

Но красота брегов,

При токе вод хрустальных,

Скрывалась в рощах дальних,

И обольщенный взор

Вела потом до гор,

Откуда чисты токи,

Прервал земли упор,

Давали ей из нор

Растительные соки.

Тогда открылся грот,

Устроенный у вод

По новому манеру;

Он вел потом в пещеру,

Где солнечны лучи

Светили лишь при входе

И где, журча, ключи,

Подобно как в ночи,

Во мрачнейшей свободе

Являли скрытый вид

Иль таинство в природе.

История гласит,

И знают то в народе,

Что Душенька, вошед

В неведомый ей след,

При темном дел начале

Идти не смела дале.

Но чудом тамо вдруг,

Без всякой дальней речи,

Невидимо супруг

Схватил ее под плечи,

И в самой темноте,

На некой высоте

Из дернов зеленистых,

При токах вод ручьистых,

С собою посадил

И много говорил

И прозой и стихами,

Как водится меж нами.

Не ведает никто,

В каких словах на то

Царевна отвечала;

Известно только нам,

Что после к сим местам

Дорожку протоптала.

С тех пор царева дочь

Часы и в день и в ночь

С супругом провождала

И боле всех охот

Любила темный грот.

Когда же застигалась

Ночною темнотой,

То вместе возвращалась

С супругом в свой покой.

Тогда воздушна колесница

Несла их в облаке густом

Под темным некаким шатром;

И каждый день сих мест царица,

Спокоенная сладким сном,

Пускалась в прежний путь потом,

Из дома в грот, из грота в дом.

Но разум требует себе часов свободы,

Скучает проводить в любови целый день

Царевна следуя уставу в том природы.

Тогда изобрела потех различны роды,

Амуров с нимфами веселы хороводов,

И жмурки, и плетень,

Со всякими играми,

Какие и до днесь остались между нами.

Амуры, наконец, старались изобресть

По вкусу Душеньки, комедии, балеты,

Концерты, оперы, забавны оперетты

И всё, что острый ум удобен произвесть

В счастливых днях и безмятежных

К утехам чувствий нежных.

Во Греции Менандр, во Франции Мольер,

Кино, Детуш, Реньяр, Руссо и сам Вольтер,

В России, наконец, подобный враг пороков,

Писатель наших дней, почтенный Сумароков

Театру Душеньки старались подражать,

И в поздних лишь веках могли изображать

Различны действия натуры,

Какие в первый раз явили там амуры.

Но чтобы длилися веселья без помех,

Печальный всякий вид смертей, скорбей, измены

Неведом был в раю, где царствовал лишь смех,

И где, среди утех,

Оставлен был кинжал плачевной Мельпомены.

Царевна, с возрастом познательнейших лет,

Знакомым прежде ей любила видеть свет

И часто, детские оставивши забавы,

Желала боле знать людские разны нравы,

И кто, и как живал, и с пользой или нет;

Сии познания о каждом человеке

Легко могла найти в своей библиотеке.

Великая громада книг,

И малых и больших,

Ее от чтения сначала отвращала,

Но скоро Душенька узнала,

Что разум ко всему возможно приучать, –

Узнала дельный смысл от шуток отличать,

Судить и примечать.

В историях правдивых

Довольное число нашла прибавок лживых.

В писателях систем

Нашла, при всякой смеси,

Довольно вздорной спеси,

Хоть часто их предлог не кончился ничем.

Нечаянно же ей во оной книг громаде

Одну трагедию случилось развернуть, –

Писатель тщился там слезами всех тронуть,

И там любовница в печальнейшем наряде,

Не зная, что сказать, кричала часто: ах!

Но чем и как в бедах

Ее вершился страх?

Она, сказав «люблю», бежала из покоя

И ахать одного оставила героя.

Царевна там взяла читать еще стихи,

Но, их читаючи, как будто за грехи,

Узнала в первый раз уполненную скуку

И, бросив их под стол, при том ушибла руку.

Носился после слух, что будто наконец

Несчастных сих стихов творец

Указом Аполлона

Навеки согнан с Геликона

И будто Душенька боясь подобных скук

Иль ради сохраненья рук,

Стихов с неделю не читала,

Хотя любила их и некогда слагала.

Во время такова изгнания стихов,

Когда не члися там ни песни к ней, ни оды,

Желала посмотреть царевна переводы

Известнейших творцов;

Но часто их тогда она не разумела

И для того велела

Исправным слогом вновь амурам перевесть,

Чтоб можно было их без тягости прочесть,

Зефиры, наконец, царевне приносили

Различные листки, которые на свет

Из самых древних лет

Между полезными продерзко выходили

И кипами грозили

Тягчить усильно Геликон.

Царевна, знав кому неведом был закон,

Листомарателей свобод не нарушала,

Но их творений не читала.

Уже три года, как царевна провождала

И доле так жила, когда б сей светлый рай

Желаниям ее возмог соделать край;

Но любопытный ум, при всякой в жизни воле,

Нередко слабостью бывает в женском поле.

Царевна, распознав

Супруга своего приятный ум и нрав,

О нем желала ведать боле:

Во всех свиданьях с ним, по дням и по ночам

И в облачном полете,

Просила с жалобой, чтоб он ее очам

Явил себя при свете.

Вотще супруг всегда царевну уверял,

Что он себя скрывал

Для следствий самых важных;

Вотще ей знать давал,

Что он не мог никак нарушить слов присяжных

И Стиксом клялся в том богам.

Царевна Стиксом насмехалась

И часто удержать старалась

Супруга в доме по утрам,

И часто, силяся без меры,

На свет тащила из пещеры;

Но он из рук ее тогда,

Как ветер, уходил неведомо куда.

В другие времена такие нежны споры

Рождали б радости наместо дальной ссоры;