Душенька

Но Душенькин супруг тогда нередко был

Задумчив и уныл,

И часто повторял угрюмы разговоры,

Являя ей тщету и света и похвал.

Впоследок Душеньку в слезах увещавал.

Чтобы, храня завет среди утех любовных.

Боялась в том измен от самых даже кровных;

Что зависть ей беды возможет нанести,

И, если судит так предел богов верховных,

Ее от лютых зол не может он спасти.

Вздохнув по Душеньке в боязнях толь суровых,

Супруг едва тогда из дому отлетел,

Как некакий зефир, посыланный для дел.

Принес отвсюду к ней пуки известий новых.

Она уведала, что две ее сестры

Пришли искать ее у страшной той горы,

Откуда некогда счастливейшим зефиром

Она вознесена во области над миром;

Что тамо под горой из множества пещер

Стращают их драконы,

И что он мог принесть царевне от сестер,

Вернее всех вестей, и письма и поклоны.

Зефир! Зефир! Когда б ты знал

Сих злобных сестр коварны лести,

Конечно бы тогда скрывал

Для Душеньки такие вести!

Почто не встретился какой ли б скорый дух,

Кому бы ведом был о том подробный слух

И кто бы, при такой от кровных ей измене,

Зефиру мог сказать, чтоб он болтал помене?

Но воля в том была небес,

Чтобы зефир, без всякой встречи,

По воздуху ловя на свете всяки речи,

К царевне с ветром их принес;

И так уставили злодеющи ей боги,

Чтоб сестр она потом взяла к себе в чертоги.

Обыкши Душенька любить родную кровь

И должную хранить к сестрам своим любовь,

Супружние тогда забыла все советы:

Зефиру тот же час, скорее как ни есть,

Сестер перед себя велела в рай привесть.

Не видя ж никакой коварства их приметы,

Желала показать

Наряды, и парчи, и камки, и кровать,

И дом, и все пожитки

И с ними разделить своих богатств избытки.

Богатство мало веселит,

Когда о том никто не знает,

И радость только тот вкушает,

С другими кто ее делит.

Не в долгом времени царевны к ней предстали,

И обе Душеньку со счастьем поздравляли,

И за руку трясли, и крепко обнимали,

И радость изъявляли

С усмешкой на лицах.

Но зависть весь свой яд простерла в их сердцах,

Представя их очам, как будто грех натуры,

Что младшая сестра за красоту свою

Живет, господствуя в прекраснейшем раю,

И тамо служат ей зефиры и амуры.

К тому сказала им царевна с хвастовством,

И что супруг ее любезней Аполлона,

Прекрасней Купидона;

Что он из смертных всех красот

На выбор взял ее в супруги;

Что отдал ей во власть летучий свой народ

И рай в ее услуги.

Такая похвала была ли безо лжи?

Читатель ведает – когда кого мы любим,

О том с прибавкой правду трубим.

«Да где ж супруг, скажи?..»

Не зная, что сказать и как себя оправить,

Сестрам своим в ответ

Царевна, покраснев, сказала: «Дома нет».

Но как она притом старалась их забавить,

Легко тогда могли они себе представить,

Что Душенькин супруг

Имеет в небе рай, и трон, и много слуг,

И младость, и красу, и радость без печали,

И Душеньку на жизнь вознес в небесный круг;

И то, чего они не знали, не видали,

Завидуя сестре, легко воображали

И с горькой жалобой промеж собой шептали:

«За что супруга ей судьбы такого дали?

А мы и на земли

Едва мужей нашли,

И те, как деды, стары,

И нам негодны в пары»;

И, завистью дыша,

Царевны Душеньку нещадно тут хулили

И с повторением впоследок говорили,

Что Душенька была отнюдь не хороша.

Злоумна ненависть, судя повсюду строго,

Очей имеет много

И видит сквозь покров закрытые дела.

Вотще от сестр своих царевна их скрывала,

И день, и два, и три притворство продолжала,

Как будто бы она супруга въявь ждала:

Сестры темнили вид, под чем он был не явен.

Чего не вымыслит коварная хула?

Он был, по их речам, и страшен и злонравен,

И, верно, Душенька с чудовищем жила.

Советы скромности в сей час она забыла;

Сестры ли в том виной, судьба ли то, иль рок,

Иль Душенькин то был порок,

Она, вздохнув, сестрам открыла,

Что только тень одну в супружестве любила;

Открыла, как и где приходит тень на срок,

И происшествия подробно рассказала;

Но только лишь сказать не знала,

Каков и кто ее супруг,

Колдун, иль змей, иль бог, иль дух.

Коварные сестры тогда, с лицом усмешным,

Взглянулись меж собой, и сей лукавый взгляд

Удвоил лести яд,

Который был прикрыт приязни видом внешным.

Они, то с жалостью, то с гневом и стыдом,

И с неким ужасом сестре внушить старались,

Что в страшных сих местах всего они боялись,

Что тамо был неистов дом

Что в нем живут, конечно, змеи

Или злотворны чародеи,

Которые, устроив рай

И все возможные забавы,

Манят людей в сей чудный край

Для сущей их отравы.

К тому прибавили, что будто в стороне

Поутру видели оне

С домового балкона

Над гротом в воздухе подобие дракона,

И будто б там летал с рогами страшный змей,

И будто б искры там он сыпал из ноздрей,

И в роще, наконец, склонясь у гор к партеру,

При их глазах пополз, сгибаючись, в пещеру.

Царевны впоследи вмешали в разговор

Бесчестье и позор

На будущие роды,

Когда пойдут от ней нелепые уроды

Иль чуды, с коими не можно будет жить

И кои будут мир страшить.

Во многом Душеньку уверить было трудно;

Но правда, что она сама свой тайный брак

Почесть не знала как:

Ее замужство ей всегда казалось чудно.

Зачем бы сей супруг скрывался от людей,

Когда бы не был змей

Иль лютый чародей?

Впоследок Душенька в задумчивости мнила,

Что некая в дому неистовая сила

Ее обворожила;

Что муж ее, как змей, как самый хищный тать,

При свете никому не смел себя казать;

Что он не мог иметь ни веры, ни закона

И хуже был дракона.

Царевна в сей прискорбный час

Забыла райские утехи;

Замолк приятных песен глас,

Уныли радости и смехи.

Злотворных сестр и речь и взгляд

Простерли мрачной скуки яд.

Амуры вдруг вострепетали

И с плачем дале отлетали

От сих любимых им палат.

Царевна там одна с сестрами

В свободе продолжала речь,

И непременными судьбами

Сих слов никто не мог стеречь.

«Могу ль я в свете жить? – царевна говорила. –

Постыл мне муж и жизнь постыла.

Несчастна Душенька! ты мнила быть в раю,

И участь выше всех считала ты свою;

Но, с родом разлучась и вне земного круга,