Страница 74 из 112
Тогда он сел на скамейку и задумался. Может быть, отмена единственного развлечения — это месть за то, что из-за него они всю ночь прыгали, как перепуганные блохи? Или они подозревают ригелиан и не хотят, чтобы он с ними общался?
Так или иначе, но он задал врагам перцу! И причем в одиночку! А это уже кое-что. То, что боец попал в плен, вовсе не означает, что он вышел из боя. Даже из-за этих толстых стен он сумеет насолить противнику, отнимая время и энергию, внеся сумятицу в его ряды, обезвредив хотя бы немногих из вражеской шайки.
“Теперь, — решил он, — самое время распространить и усилить заклятье”. И сделать это как можно основательнее. Чем шире он его распространит и чем в более туманные слова облечет, тем успешнее сумеет приписать его действию любые несчастья, которые раньше или позже непременно случатся.
Так бывает с гаданиями цыганок. Люди склонны придавать особый смысл туманным изречениям, когда возникают обстоятельства, которые можно истолковать в свою пользу. Тут даже не нужно быть особенно легковерным. Заставьте человека чего-то ожидать, а потом, когда случится нечто подобное, он так и ахнет от удивления.
— Очень скоро на валяем пути встретится высокий брюнет.
После этого сообщения годится любой мужчина, ростом выше среднего и не альбинос. А под “очень скоро” подразумевается любой срок от пяти минут до пяти лет.
— Мамочка, вчера заходил страховой агент. Так вот, он мне улыбнулся! Ты ведь помнишь, что говорила цыганка?
Чтобы получилось что-то стоящее, нужно приспособиться к окружению. Если оно в корне отличается от обычного, то и приспосабливаться к нему придется совершенно по–особому. Насколько ему известно, он, Лиминг, — единственный землянин в этой тюрьме. Мало того, он единственный узник, которого содержат в одиночной камере. Значит, его тактика не должна иметь ничего общего с планами ригелиан.
Ригелиане, несомненно, что-то затевают. Они не стали бы таиться просто так. Скорее всего, они роют подкоп. Может быть, и сейчас кто-то из них, сидя под землей, скребет и царапает землю голыми руками, пробиваясь через грунт и скалу, продвигаясь за ночь на мучительные два–три дюйма. Да еще постоянный риск быть пойманным на месте преступления и безжалостно убитым. Труд целого года может оказаться бесполезным от единственного окрика, одной автоматной очереди. А между тем, чтобы вырваться из неприступного каменного мешка, совсем необязательно совершать отчаянный побег. Имея достаточно терпения, изобретательности, красноречия и хитрости, можно убедить врага распахнуть двери и выпустить тебя на свободу.
Просто нужно хорошенько пораскинуть мозгами, которыми наградил тебя Бог.
По теории вероятности, в тюрьме и за ее стенами должны происходить разные события, в том числе и неприятные для врага. У кого-то из офицеров может заболеть живот. Или какому-нибудь охраннику повезет упасть с лестницы, ведущей на сторожевую вышку, и сломать ногу. Кто-то может потерять деньги, штаны или голову. Где-нибудь поблизости может рухнуть мост, или сойти с рельсов поезд, или разбиться при взлете корабль. Может произойти взрыв на фабрике боеприпасов. Какой-нибудь начальник может отдать Богу душу, если она у него, конечно, имеется. И тогда, если Лиминг сумеет доказать, что именно он — причина большинства этих бед, у него сразу появятся козыри. Главное — так все обставить, чтобы они не смогли его разоблачить и отомстить, бросив в камеру пыток,
Идеальная стратегия Лиминга — найти такой способ убедить врага в своих возможностях, чтобы он при этом уверился в собственном бессилии противостоять ему. Если это получится, что еще неизвестно, то неприятель должен прийти к логическому выводу о том, что единственный способ избавиться от постоянных неприятностей — это избавиться от самого Лиминга, причем отпустив его живым и невредимым.
Если бы он сумел — а это тоже вопрос — накрепко связать причину и следствие, то им, чтобы избавиться от следствия, пришлось бы устранить причину.
Задача, как именно достичь столь фантастического результата, — огромная проблема, которая, будь он дома, повергла бы его в полное смятение. Скорее всего, он просто объявил бы ее неразрешимой, несмотря на основную заповедь звездных войн, согласно которой неразрешимых ситуаций не бывает. Но у него было целых три месяца, — чтобы придумать свой план, а суровая необходимость прекрасно стимулирует умственную деятельность. Очень хорошо, что у него была идея наготове — всего через десять минут ему пришлось ею воспользоваться.
Дверь распахнулась, на него мрачно смотрели трое охранников. Один из них объявил:
— Тебя срочно требует комендант. Амаш, фаплап.
Лиминг вышел со словами:
— Запомните раз и навсегда: я вам не фаплап. Ясно?
Охранник подтолкнул его вперед.
Комендант лениво развалился за письменным столом. С каждой стороны от него примостилось по офицеру. Глаза начальника, прикрытые роговыми наростами, были без век, что придавало ему холодный, неприступный вид.
Пока он изучал Лиминга, тот непринужденно расположился в удобном кресле, но офицер, сидевший справа, сразу же прикрикнул на него:
— Стоять смирно в присутствии коменданта!
Комендант махнул рукой, отменяя приказ, и устало сказал:
— Пусть сидит.
“Первая уступка”, — начал счет Лиминг.
Он с любопытством покосился на стопку бумаг на столе. “Наверно, здесь полный список моих прегрешений, — подумал он. — Что ж, время покажет. Во всяком случае, у меня есть в запасе пара–другая уловок, которые можно пустить в ход против врага.
Было бы обидно не воспользоваться их неведением. Союзники ничего не знают о зангах. Но и занги также ничего или почти ничего не знают о некоторых народах, в том числе и о землянах. Разговаривая с ними, они общаются с незнакомой величиной”.
А теперь эта величина удваивается, так как к ней добавлен X.
— Мне стало известно, что вы уже освоили наш язык, — начал комендант.
— Не стану отрицать, — признался Лиминг.
— Вот и отлично. Теперь расскажите нам все о себе.
— Я уже все рассказывал в беседе с майором Клавизом.
— Меня это не касается. Отвечайте на мои вопросы. И я вам советую говорить правду.
Разложив на столе официальный бланк, он взял перо.
— Название родной планеты?
— Земля.
Комендант записал транслитерацию на своем родном языке и продолжил допрос:
— Название расы?
— Землянин.
— Название вида?
— Homo nostpaca[1], — сказал Лиминг, сохраняя на лице серьезное выражение.
Записав название, комендант с сомнением поинтересовался:
— А что это значит?
— Странствующий в космосе, — ответил Лиминг.
— Г–м, — ответ произвел на собеседника впечатление. — Ваше имя?
— Джон Лиминг.
— Джон Лиминг, — повторил комендант, записывая.
— И еще Юстас Фенакертибан, — без заминки отбарабанил Лиминг.
Этот ответ тоже был записан, хотя комендант с некоторым трудом подыскал подходящие крючки и закорючки, чтобы передать имя Фенакертибан. Он дважды попросил Лиминга повторить странную фамилию. Тот с достоинством сделал такое одолжение. Изучая результат, напоминавший китайский рецепт приготовления супа из тухлых яиц, комендант спросил:
— Значит, у вас принято иметь два имени и две фамилии?
— Да, — подтвердил Лиминг. — А как же иначе: ведь нас двое. — Вздернув несуществующие брови, собеседник изобразил некоторое удивление.
— Вы хотите сказать, что всегда рождаетесь по два. Каждый раз — по две одинаковые особи мужского или женского пола?
— Нет, не так. — Лиминг напустил на себя вид человека, вынужденного объяснять очевидную истину. — Когда землянин рождается, у него сразу же появляется Юстас.
— Юстас?
— Да.
Комендант нахмурился, поковырял в зубах и посмотрел на других офицеров. Если он надеялся встретить у них хоть искорку понимания, то ему не повезло. На их лицах читалась смертельная скука, как у людей, пришедших единственно для того, чтобы поддержать компанию.
1
Homo nostpaca (лат.) — человек, сотворивший нас.