Страница 27 из 36
Сергей Есенин у Хинли представлен «великим пьяницей, бабником и саморекламным хулиганом»[179]… Александра Твардовского советолог объявляет «официально признанным автором стихов», которые-де… «воспринимались» только «неинтеллигентным читателем»[180]…
Зато с большой назойливостью Хинли пытается навязать читателям в качестве якобы «широко признанного» в СССР некоего Бродского, хотя стихи рекламируемого им сочинителя, как отмечает сам же советолог, едва ли печатались в СССР, так как он покинул пределы страны еще в 1972 году.
Рассуждения Хинли о литературной жизни в Советском Союзе весьма путаны и противоречивы. С одной стороны, следуя устоявшимся жестким канонам антикоммунистической пропаганды, он твердит о существовании неких строгих политических ограничений, которые сковывают художественное воображение советских писателей и ведут к унылому конформизму и гладкописи; с другой — признает наличие высокохудожественных талантливых произведений в советской литературе. Выясняется, что и «власти» в СССР поощряют литературу высокого художественного достоинства. Хинли готов даже признать, что в СССР высокое художественное качество литературных произведений «не встречает возражений» (!)[181].
Высказывания Хинли о Союзе писателей СССР пронизаны нескрываемой ненавистью и раздражением. Он пишет, что после «внезапной и неожиданной ликвидации РАППа в 1932 году[182] (фраза списана из книги М. Истмана «Художники в мундире», вот только про «топор Ассаргадона» опущено. — А. Б.) в Советском Союзе был создан единый Союз писателей, по глубокому убеждению Хинли, якобы «…в высшей степени бюрократическая… почти военизированная организация» (!)[183]. Из его рассуждений западный читатель может, пожалуй, сделать вывод, что членов Союза писателей чуть ли не заставляют «брить бороды» и носить только «строгие черные костюмы с галстуком»![184]
Хинли запугивает существующими только в его распаленном воображении «ужасами» неких «предписаний» социалистического реализма, которые якобы обрекают всех советских писателей на «безликий, плоский, однородный стиль»[185].
Советолог утверждает, что, исходя из «требований» метода социалистического реализма, советских писателей «обязывали» писать якобы только о политике. Тех же литераторов, которые считали, что политика необязательно должна присутствовать в произведении, «власти» безжалостно, дескать, «подавляли».
Возникает закономерный вопрос: как же быть тогда с большим отрядом советских литераторов, которые писали и пишут, например, о природе, о детях, о животном мире, наконец, о родной земле? Куда отнести, скажем, таких известных советских писателей, как А. Грин, М. Пришвин, С. Маршак, К. Чуковский? Оказывается, Хинли предусмотрел подобные вопросы: Грин, конечно же, «эскапист», Пришвин — тоже «форма литературного эскапизма», детская литература в целом — «еще одно прибежище, в котором укрывались писатели от политического нажима…»[186].
Похоже, Хинли всех известных советских писателей готов причислить к «эскапистам». Даже писателей, в чьем творчестве находят отражение преимущественно проблемы развития советского села, Хинли тоже зачисляет по разряду… эскапистов! Он так и пишет: «Политически нейтральной областью стала… так называемая деревенская проза…»[187].
Вот уж действительно весьма своеобразное понимание и применение термина «эскапизм» демонстрирует в своей книге Хинли. Ведь широко известно, что так называемая деревенская проза в советской литературе отличается злободневностью проблем, неразрывной связью с жизнью общества, а следовательно, с политикой. Пустота и бессмысленность досужих разговоров об «аполитичности» литературы и искусства давно уже очевидны широким массам художников. Все дело в том, с какой политикой связано их творчество. Если политика исходит из интересов народа, преследует благо народа, направлена на укрепление мира и взаимопонимания — тогда она может оказывать лишь благотворное влияние на творчество художников, тогда она может оказывать большое вдохновляющее воздействие на художественное воображение писателя или деятеля искусства.
Странны и необъяснимы толкования, даваемые Р. Хинли понятиям партийности и народности. Народность, утверждает Хинли, требует якобы от советского писателя «политического и национального шовинизма». Иностранцы, мол, в произведениях советских писателей должны изображаться негодяями и подлецами, а советский человек непременно должен быть здоровым, сильным, уверенным в себе и положительным.
Партийность же, по Хинли, требует от писателя изображать в произведениях не ту жизнь, которую он видит вокруг себя, а некую «высшую правду». Отсюда, мол, социалистический реализм требует от писателя не жизненной правды в литературе, не исторической конкретности, а «ложного, исторически неверного изображения действительности». И потому, дескать, в советской литературе существует «принудительный оптимизм»[188].
Стоп! Да ведь это тоже почти дословно списано Рональдом Хинли из книги американского советолога М. Клименко «Мир молодого Шолохова», вышедшей в США в 1972 году. Это М. Клименко утверждал, что социалистический реалист обязан-де «воспринимать реальность не такой, какой она предстает перед нами в действительности, но какой она должна стать в перспективе»[189], какой она должна стать, по мысли теоретиков партии, в будущем…
Ничего не скажешь: школа антикоммунизма эффективно внедрила в среду советологов безликий, однородный и плоский, униформированный стиль мышления вне зависимости от их подданства и от места проживания — на Гавайских островах, как Клименко, или в Англии, как Хинли.
Упражняясь в домыслах о неких «строгих регламентациях» социалистического реализма, с упорством, достойным лучшего применения, настаивая на давно отошедшей в прошлое догматической и вульгаризаторской трактовке эстетики социалистического реализма, Хинли вместе с тем лукаво замечает, что эти регламентации кое-кому в советской литературе удавалось обходить. Вот, например, М. Горький после революции писал «главным образом на дореволюционные темы», что позволяло ему, так сказать, сохранять «иммунитет» от строгих предписаний социалистического реализма.
Да и Шолохов, злорадно пишет Хинли, сохранил в своем творчестве собственную индивидуальность писателя гораздо в большей степени, чем это дозволялось «нормами социалистического реализма». Более того, Хинли утверждает, что «в сущности, он (то есть Шолохов. — А. Б.) грубо нарушил дух доктрины в романе «Тихий Дон», в котором не только нет счастливого конца, но и сохраняется беспристрастное отношение автора к белым и красным… Утверждая первенствующее значение частной жизни над политикой… Шолохов подрывает самый главный канон социалистического реализма»[190].
Четверть века назад аналогичными рассуждениями «отлучал» Шолохова от социалистического реализма американский советолог Уильям Харкинс. В своей книге «Словарь русской литературы» (1956 г.) он во всеуслышание объявил о том, что роман Шолохова «Тихий Дон» якобы «сокрушает дух и букву социалистического реализма».
За четверть века ни на йоту не продвинулась вперед мысль советологов в истолковании величайшего романа XX века, она уныло топчется в болоте раз и навсегда сформулированных оценок и положений антикоммунистической пропаганды. На фоне этого разве не смешными выглядят попытки Рональда Хинли объявить советской критике «выговор» за то, что она, по его мнению, недостаточно строго блюдет «чистоту норм» социалистического реализма! Он так и пишет: «Во имя того, чтобы объявить Горького, Маяковского и Шолохова приверженцами метода, было выгодно не заметить многих их отклонений от строгих правил, которым обязаны были следовать менее крупные, неканонизированные писатели»[191].
179
Ibid., p. 69.
180
Ibid., p. 70.
181
Hingley R. Op. cit., p. 16.
182
Ibid., p. 192.
183
Ibid., p. 196, 197.
184
Ibid., p. 235.
185
Ibid., p. 81.
186
Hingley R. Op. cit., p. 81.
187
Ibid., p. 32.
188
Hingley R. Op. cit., p. 199—200.
189
Klimenko M. The World of Young Sholokhov. Mass., 1972, p. 2.
190
Hingley R. Op. cit., p. 201.
191
Ibid., p. 201.