Нея

Виктор подумал, что во всем человеческом, во всем созданном с желанием жить, любить, развиваться есть особая красота.

Даже если само человеческое уже в прошлом.

Под чужим небом, на чужой земле город все же не был чужеродным. Но щемит, все равно щемит. Все уходит.

Шурша травой, к ним добрел Яцек, попросил глазами места, и Виктор сдвинулся к Вере, освобождая свой край. Яцек сел. Пальцы Виктора нашли Верины пальцы.

Можно? Можно. Вот тебе и желание твое.

— А правда, — глядя на Кратов, сказал Яцек, — что мертвецы иногда говорят?

— Ты-то откуда знаешь? — спросил Виктор.

— Мать рассказывала.

— Давно уже не говорят. Но пытались лет пятнадцать назад. Потом на спад пошло. Последние года три — ни одного случая.

— А почему?

— Яцек, я же не… бог тебе. Не знаю. Их, в общем, и не понять было. Мертвое не равно живому. Хотя, кажется, кто-то за ними записывал.

— А если это через мертвецов… ну…

Виктор чуть сжал Верины пальцы.

— Даже если, — сказал он, — это был способ какого-то контакта, какой-то коммуникации, то он провалился.

Яцек вздохнул.

— Да нет, понятно. Вон же, у каждого в голове…

Он, сморщившись, умолк.

Порыв ветра, видимо, переваливший через кромку кратера, разогнавшийся, обдул спину, затылок, побежал вниз, причесывая и волнуя непослушные травяные вихры, играя красно-бурыми переливами.

— А красиво, — сказала Вера.

— У нас тоже много травы, — сказал Виктор. — Но не такой, побледнее, что ли. И все больше за городом.

— Ну что ж, — Вера поднялась. — Надо идти.

Тепло ее ладони пропало.

Подол светлого платья поплыл вслед за ветром, приподнимаясь и показывая грязные колени, кожу чуть выше.

Виктор с трудом отвел взгляд.

— А вас можно пригласить на ужин? — спросил он.

— Можно, — улыбнулась Вера, укрощая подол. — Но вы лучше приходите ко мне. Вечером. Полевая, двадцать четыре. Это вон там, — показала она, — за почтой.

— Хорошо.

— Яцек, поможешь с тачкой? — обернулась Вера к молодому полицейскому.

— А господин Рыцев?

— А я еще посижу здесь, — похлопал по холмику Виктор.

— Всегда так.

Недовольно скуксившись, Яцек встал и поплелся за Верой. Они вышли за ограду кладбища (взмах руки, почти не слышное: "До свидания!") и окунулись в травяное море.

Виктор достал и включил планшет.

Так. Начнем с начала. Пошевелив плечами, он выбрал из спартанской простоты меню первый рапорт. В рапорте кроме самого текста было несколько аудио- и видеофайлов и десяток ссылок на местную библиосеть (данные медикарты, семья, знакомые). Там же имелась и стереография пропавшего.

Виктор вызвал ее на экран.

Тимофей Неграш оказался темноволосым, худым парнем. Угловатые скулы, темные глаза. Россыпь родинок на шее.

Виктор экстраполировал стереографию на двадцать семь лет вперед и получил мужчину с огрубевшим лицом, с морщинами на щеках, запавшими в череп глазами и открывшимся низким лбом.

Это запомним. Потому что если он жив…

Он же может быть жив? Трупа нет. Человек загадочно пропал. Его ищут каждый год. Конечно, здесь скользкий момент…

Виктор мотнул головой, отгоняя укусившую несуществующую мошкару.

Понял, понял, не думать об этом. Не будем думать, будем искать. Раз думать нельзя.

Значит, рапорт.

"Сегодня, девятого месяца двадцать второго дня Третьего года от Посадки пропал Тимофей Неграш, поселенец пятнадцати лет, темноволосый, глаза — светлые…"

Он перелистнул в конец.

"Рапорт составил и подписал: Шумнов И.С.".

Жив ли этот Шумнов? Сколько ему было тогда? Сорок? Пятьдесят? А может он совсем молодой был, как раз после…

Нельзя. Нельзя об этом.

Виктор, сцепив зубы, откинулся назад. Ничего нельзя, нет, я рад, рад. Но нельзя…

Облака белели над ним, чередовали светлые и темные бока, тянулись тонкими линиями к скальному массиву.

А солнца нет.

Свет есть, а с солнцем как-то… да.

Он снова подтянул планшет.

"…светлые, нос прямой, рост — сто семьдесят пять, телосложение — худое, приметы: родинки — созвездием — на левой стороне шеи, биопротез вместо левого мизинца, звездчатый шрам на затылке, заросший. Адрес проживания: Кратов, улица Крайняя, восемь.

Отец: Неграш, Федор Александрович, тридцать восемь лет, инженер-техник, был убит во время События…"

Виктор хмыкнул.

Вон оно как можно. Событие. Во время События. Значит, мой отец тоже убит во время События. И отец Алекса Крембоя. И мать Женьки Жукова. И брат…

В виски стукнуло болью.

Что, и Событие не устраивает? — спросил он.

Боль стала резкой. Клюнула, предупреждая, и пропала. Затаилась.

— И как жить с тобой? — выкрикнул Виктор.

Пальцы схватили горсть земли, кинули в воздух. Куда? Зачем? Прогоняя? Отбиваясь? Все это было бессмысленно.

Опрокинувшись, какое-то время Виктор лежал, слушая шелест травы. Свет проникал под веки розовыми и зеленоватыми пятнами. Пятна ползали амебами, делились, затухали, разгорались из едва видимых точек.

Где-то под черепом стрекотал кузнечик.

Ему вдруг подумалось: а подо мной также лежит мертвец, и мысли у него такие же, только, наверное, касаются невозможности одинокой смерти.

Всюду с ней, с ним… с этим.

Черт возьми, я не помню, как я жил раньше! Когда никого внутри. Там, в том времени, в десять, в двенадцать лет. Не помню!

Большой сводчатый корабельный зал…

Я рад, рад. Я читаю! Опережая боль, он стиснул планшет. Вот. Читаю. Читаю: "Мать: Лепета Ольга Кимовна, тридцать пять лет, инженер. Работает на ферме. Стереография, медикарта, психопрофиль прилагаются".

Никаких кораблей и залов!

Только ссылка внизу, ведущая к записи: "Умерла в пятом месяце Семнадцатого года от Посадки".

Он нахмурился, приподнялся на локте, вглядываясь в мелкие строчки. Умерла? А вообще кто-нибудь из свидетелей в живых остался? Не хотелось бы работать лишь с мертвой информацией, с записями, файлами, голосами давно уже не живущих людей. Плохо так работается, сухо. Он далеко не Холмс и не Дуаба Зизи.

Виктор вызвал библиосеть и обнаружил, что вся она, локальным куском, лежит здесь же, на планшете.

Вот так.

Накроется планшет, накроется и библиосеть. И все данные тоже. Интересно, есть ли дубль? Вряд ли, конечно.

Библиосеть столицы в десять точек доступа и то держится лишь благодаря форматору, штампующему вылетающие кристаллы. Глупо полагать, что в Кратове, без форматора, дела обстоят лучше. Вот вам все в одном, ни в чем себе не отказывайте.

Кладезь человеческой информации.

Даже памяти о нас не останется, подумал Виктор. Была колония и пропала. Растворилась, заросла травой.

Вымерла.

Ладно, это все не относится… Он вернулся к началу рапорта. Ветерок обдувал макушку, все время хотелось поправить шляпу, но шляпы не было. Сохла на Донной.

"Происшествие: Тимофей Неграш пропал на пути к отдаленной биоферме. Ферма находится на северо-северо-западе, рядом с расщелиной в стенке кратера, названной Провалом Зубарева. Рельеф каменистый, большей частью открытый. Расстояние от Кратова до фермы — две тысячи семьсот метров. Со стороны города этот участок склона и Провал закрывает здание вокзала и осыпь, и увидеть их можно только из трех домов окраинной улицы Светлой. Дома, к сожалению, необитаемы. Другие фермы расположены восточнее и выше по склону, но тоже отделены осыпью — участок с Провалом видится из них фрагментарно. Исчезновение обнаружено в пятнадцать двадцать шесть".

Обнаружено.

Очень быстро обнаружено. Это в полупустом после События (два месяца назад) городке. И рапорт тем же числом. "Сегодня…" Вполне возможно, что Шумнов И.С. набирал текст на месте пропажи.

То есть…

То есть, первыми среагировали не люди. Первым среагировало…

Виктор усмехнулся. Нет, он примерно так и предполагал, просто приятно видеть лишнее подтверждение.