Страница 41 из 92
Стремление к так называемой полноте этой жизни, к наслаждению, конечно, немыслимо без социальных и политических свобод, они – необходимое условие материалистического рая. Однако к чему ведут эти свободы в их современном виде?
Что, например, делает современная свобода телеинформации? Она стала, по меткому выражению одной популярной газеты, « телевизионной чумой насилия». Один американский психолог следующим образом охарактеризовал телевидение в своей стране: « Когда вы в ключаете телевизор, вы автоматически вы ключаете в себе процесс становления Человека». Действительно, если по одному из статистических данных в США молодой человек к 18 годам становится свидетелем 150 тысяч насилий, из которых, по крайней мере, 25 тысяч – убийства, то о каком нравственном и духовном достоинстве этой свободы можно говорить?
Или, например, резолюция, принятая Европарламентом в 2006 г. призывает европейские народы не просто к толерантности в отношении к т.н. сексуальным меньшинствам, но даже устанавливает определенный день в году, посвященный борьбе с гомофобией! То есть под флагом свободы ведется прямая пропаганда откровенного извращенства.
Подмена идеи духовной свободы идеей произвола самых мерзких похотей– вот смертельная не только в духовном, но и в физическом смысле угроза, как дамоклов меч, нависшая над современным человечеством. Страсти ненасытны и по мере своего удовлетворения становятся все более разрушительными и бескомпромиссными. Они легко становятся убийцами всего человеческого в человеке, орудием его духовной и нравственной деградации. Ибо там, где произвол подменяет свободу, кончается человек богоподобный и начинается человеко-зверь, для которого не существует никаких других ценностей, кроме него самого.
Современная западная цивилизация, которая с заботливостью охраняет свободу плоти, культивируя ее низменные страсти, в то же время, с неуклонной прямолинейностью разрушает чистоту и святость души. Утратив понятие греха, она превращается в неумолимый, тиранический произвол и все очевиднее ввергает народы мира в последний круг смерти. В конечном счете, все современные кризисы своим источником имеют именно абсолютизированную внешнюю свободу: вместо нравственности, скромности, чистоты - произвол инстинктов, эгоизма, плоти.
Но разве не очевидно, что права человека потому и именуются свободами, что они призваны освобождать его от всех видов внутреннего и внешнего зла, созидать и духовно совершенствовать человека, а не развращать духовно и телесно? Потому могут ли эти права в современном западном их обличии именоваться Свободой и иметь право на существование в нормальном человеческом обществе?
Случай в Нью-Йорке в 1978 году (повторение ситуации в 2003 г.) – прекрасная иллюстрация духовного состояния гордых своей «свободой» людей. Тогда всего на три часа был отключен свет. И плоды выросшей после второй мировой войны «свободы» обнаружились в полной мере: « Толпы американцев, – гписал А. Солженицын, – стали чинить погромы и грабежи… 40 лет назад в Нью-Йорке тоже отключили свет, но никаких происшествий не было: люди помогали друг другу, зажигали свечи. Сегодня они бьют витрины, грабят магазины, убивают»[221].
Естественно, где господствует принцип « свобода ради свободы», где во главу угла ставится свобода наживы, низменных страстей, где игнорируется нравственное достоинство человека, там эта лжесвобода становится для человека сильнейшим наркотиком, которым губят все большее число людей и народов. Солженицын как-то справедливо заметил: « Мы увлеклись идеями свободы, но забыли, что самое мудрое измерение свободы – это дальновидное самоограничение».
Апостол Петр, обличая проповедников такой свободы, писал: Ибо, произнося надутое пустословие, они уловляют в плотские похоти и разврат тех, которые едва отстали от находящихся в заблуждении. Обещают им свободу, будучи сами рабы тления; ибо, кто кем побежден, тот тому и раб (2 Пет. 2, 18–19). Та же мысль и у апостола Павла в его послании к Галатам: К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти, но любовью служите друг другу (Гал. 5, 13). Дальше он перечисляет «дела плоти» и заключает совершенно недвусмысленно: Не обманывайтесь: Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнет: сеющий в плоть свою от плоти пожнет тление, а сеющий в дух от духа пожнет жизнь вечную (Гал. 6, 7–8).
Как ни парадоксально, эта внешняя свобода легко продается за элементарный комфорт. Один из современных писателей справедливо сказал о нашем времени: « Повсюду в мире умирает свобода – политическая, экономическая и личная... Без свободы жить легче. Все больше людей охотно отдают свою свободу в обмен на удобную и спокойную жизнь. Не нужно принимать какие-либо решения. Меньше ответственности»[222]. И этот отказ от свободы вполне закономерен: страсти, получая свободу и порабощая человека, делают его сластолюбивым, эгоистичным, морально неустойчивым и, тем самым, все более способным продать первородное достоинство своей личности за чечевичную похлебку скоропреходящих удобств и прихотей. Картины подобных сделок сейчас можно видеть повсюду и во всех сферах жизни. Апокалипсис апостола Иоанна Богослова предвозвещает и всеобщее добровольное рабство антихристу за обещание земного рая: И поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни (Отк. 13, 8).
Духовное рабство самое унизительное для человека. Оно является закономерным следствием оправдания греха, его культивирования, отсутствия нравственного контроля за своим поведением - по слову Христа: всякий, делающий грех, есть раб греха (Ин. 8, 34). Оно, в конечном счете, лишает человека радости жизни. Кант хорошо сказал об этой свободе, обещающей рай на земле: « На самом деле мы находим, что чем больше просвещенный разум предается мысли о наслаждении жизнью и счастьем, тем дальше человек от истинной удовлетворенности». Это понимали даже языческие мудрецы[223]. А один из образованнейших иерархов XIX столетия Русской Православной Церкви святитель Игнатий Брянчанинов писал: « Доколе человечество подвержено влиянию греха и страстей, дотоле необходима власть и подчиненность.... Ни равенства, ни совершенной свободы, ни благоденствия на земле в той степени, как этого желают и это обещают восторженные лжеучители, быть не может»[224].
Но поскольку внешние свободы необходимы в человеческом обществе, важно выяснить, при каком условии они могут быть положительным фактором жизни?
В православном мировоззрении ответ на данный вопрос находится в основополагающем догмате, который гласит: «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем» (1 Ин. 4, 16). Христианское понимание любви классически выражено у апостола Павла: Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит (1 Кор. 13, 4–7).
Из этой истины прямо следует, что в оценке любых прав должен присутствовать критерий любви, требующей осуществления в практической жизни нелицеприятной правды Божией. Это означает, что к категории свободы могут быть отнесены только те права, которые, с одной стороны, несут в себе высокие нравственные и духовные нормы жизни; с другой - максимально исключают возможность использовать их для причинения какого-либо морального, психического, физического или иного вреда кому или чему-либо: человеку, обществу, государству, природе, вещам, всякого рода деятельности. Данный критерий можно назвать страхом Божиим, или страхом любви.Как говорил святой Варсануфий Великий (VI в.): « Хороша свобода, соединенная со страхом Божиим»[225].
Эти соображения позволяют понять принципиальную христианскую позицию по отношению к социальным, политическим, экономическим и прочим правам. Она заключается в утверждении, что они не могут рассматриваться в качестве первичных гарантов нормальной жизни человеческого общества, или безусловныхтребований и, тем более, как самоцель. Свободы и права - это лишь средства и условия создания такой нравственной и правовой атмосферы в обществе, которая способствовала бы духовному росту человека, а не опустошала его, не стимулировала страсти, убивающие душу и тело[226]. Вот то основание, на котором Православие строит понимание свободы, прав и обязанностей человека.