Мария Антуанетта

В письме брату Леопольду, великому герцогу Тосканскому (будущему императору Леопольду II), Иосиф откровенно описал супружескую жизнь мужа сестры: «Собственно говоря, у него нет ни физических, ни умственных недостатков, просто fiat lux еще не настало. <…> В супружеской постели у него наступает нормальная эрекция, он вводит член, остается там примерно две минуты неподвижно, а потом, не испытав разрядки, извлекает член и желает супруге доброй ночи. У него случаются ночные поллюции, при этом он доволен, ибо он исполнил свой долг, хотя и не получил никакого удовольствия. Ах, если бы я хоть раз смог бы присутствовать при этом, я бы все уладил! Его надо бы отлупить, чтобы он от ярости разрядился, как осёл. Моя сестра ничего не испытывает; и оба они напоминают двух неуклюжих болванов». Если выводы Иосифа верны, становится понятным, почему Мария Антуанетта избегала проводить ночи с супругом: она наверняка чувствовала себя униженной. В целом характеристика, данная Иосифом Людовику, вполне положительна: «Это человек слабовольный, но совсем не глупый. У него есть собственное мнение и способность рассуждать, однако он апатичен и телом, и духом. Он здраво мыслит, но не склонен углублять свои знания, и не любознателен; одним словом, свет еще не воссиял, материя пока пребывает в хаотическом состоянии». Однако методы управления молодого короля Иосиф не одобрял: «Каждый министр является полноправным господином в своем министерстве, и тем не менее он пребывает в постоянном страхе не от того, что монарх станет им руководить, а от того, что его отправят в отставку. Поэтому каждый делает все, чтобы сохранить за собой место, и творит добро только в том случае, если оно служит вышеуказанной цели. Таким образом, король меняет одного раба на другого».

О Марии Антуанетте император отзывался и вовсе резко: «Королева очень хорошенькая, но у нее ветер в голове. <…> Она думает только о развлечениях и не питает никаких чувств к королю, она окончательно потеряла голову в вихре развлечений и не исполняет обязанностей ни женщины, ни королевы, а как женщина она полностью игнорирует короля. <…> Как королева, она не признает никакого протокола. Она в одиночестве покидает дворец, в сопровождении всего лишь нескольких придворных, без надлежащей свиты и охраны. Однако она добродетельна, но, скорее, по натуре, чем по убеждению. <…> Вихрь развлечений, в центре которого она находится, мешает ей видеть и думать о чем-либо ином, кроме как порхание от одного удовольствия к другому. Все, кто ее окружают, изо всех сил стараются удержать ее в этом неистовом кружении; ну, и как могу я один противостоять им?»

31 мая Мария Антуанетта устроила в честь отъезда брата прощальный бал, впервые осветив факелами разбитый ею в Трианоне английский сад. По словам мадам Кампан, не все желающие смогли посмотреть праздник огней и, обидевшись, распустили слух, что для освещения парка королева истребила целый лес. Когда возмущенная королева потребовала точно сказать ей, во что обошлось в тот вечер освещение парка, ей ответили: «В полторы тысячи вязанок хвороста».

За время пребывания в Версале император составил наставления для сестры, которые и вручил ей перед отъездом. По выспреннему стилю они отчасти напоминали назидания императрицы, по форме же — обвинения в пренебрежении долгом супруги и королевы. С помощью этого рескрипта обеспокоенный брат хотел направить на путь истинный свою безалаберную и ленивую, но, в сущности, добрую, порядочную и не слишком мудрую сестру. «Что вы делаете здесь, во Франции, по какому праву вас должны здесь уважать и почитать? Как подружку короля? Заслужили ли вы место в сердце короля, заслужили ли его уважение? Проверьте себя. Используете ли вы все способы, чтобы покорить его? Знаете ли вы его желания, его характер, чтобы потакать им? <…> Попытались ли вы стать нужной ему, убедили ли его, что никто не любит его столь искренне, как вы, что никто, кроме вас, так не печется о его славе и о его счастье? Видит ли он привязанность вашу, подавляете ли вы желание иной раз блеснуть самой в ущерб ему? <…> Жертвуете ли для него чем-нибудь? Молчите ли о его ошибках и слабостях? Прощаете ли их ему, заставляете ли умолкнуть тех, кто решается намекнуть на них? — писал Иосиф, в надежде помочь сестре и ее мужу наконец установить нормальные супружеские отношения и родить наследника. — Не бываете ли вы рассеяны или холодны, когда он ласкает вас? Не выказываете ли вы усталости или, хуже того, отвращения? Неужели вам хочется, чтобы вас любил мужчина холодный и равнодушный? Близость требует от вас внимания к супругу, все, что вы сделаете для достижения этой цели, тесно связано с вашим будущим, с вашим счастьем. Никогда не отталкивайте его, поддерживайте в нем надежду, что у вас будут дети, и никогда не отчаивайтесь. Избегайте отдаляться от супруга, всегда спите в одной постели, и помните, все зависит от вашего очарования и от вашего дружелюбного к нему отношения. <…> Чем серьезнее настроен король, тем больше должен подражать ему ваш двор. Вы когда-нибудь задумывались о последствиях ваших визитов к дамам, у которых собирается пестрая компания, не заслуживающая уважения?»

С великим возмущением Иосиф обрушился на друзей сестры. По его мнению, пресловутая Жюли де Полиньяк была достойна исключительно презрения, а граф Прованский и граф д'Артуа произвели на него крайне неприятное впечатление. «Месье совершенно непостижимая личность; от него веет смертельным холодом. Мадам дурна собой, толста и склонна к интригам»; «Граф д'Артуа настоящий петиметр. А жена его, единственная, кто рожает детей, непроходимая дура», — писал он брату. По мнению Иосифа, так называемые друзья пристрастили сестру к игре, чтобы извлекать из этого собственную выгоду, на что королева философски заметила: «Сладостно иметь друзей; однако в моем положении очень трудно сделать так, чтобы друзья наших друзей также были нас достойны». Но император не унимался. «Думали ли вы хотя бы раз, какое скверное воздействие могут оказать и оказывают на общественное мнение ваши связи и ваша дружба с людьми далеко не безупречными? Невольно возникает подозрение, что либо вы одобряете их порочные привычки, либо сами заимели таковые. <…> Взвесили ли вы ужасные последствия, к которым может привести азартная игра из-за дурного общества, из-за тона, который задается этим обществом? <…> Вспомните, что король не играет, а когда вы единственная во всей семье придерживаетесь столь скверной привычки, это действует как вызов. Сделайте над собой усилие, и все станут вас превозносить».

Иосиф заклеймил обожаемые королевой балы-маскарады, которые с 1715 года устраивали в Опере во время карнавала (начиная с 31 декабря и далее два раза в неделю на все время карнавала). Но если сначала на эти балы допускали лишь избранную публику, к тому времени, как их стала посещать Мария Антуанетта, купить билет и приобрести маску и простенькое домино мог любой, невзирая на звание и сословие: «Подумайте также о неприятностях, связанных с маскарадами в Опере, с дурными похождениями, о которых вы сами мне рассказывали. Не стану скрывать, что из всех развлечений маскарад, безусловно, самое неподходящее, и то, что вас туда сопровождает деверь, положения не меняет. Какой смысл казаться там незнакомкой, изображать из себя неизвестно кого? Неужели вы и вправду считаете, что вас не узнают? Не понимаете, что многие преднамеренно говорят неподобающие для вашего уха вещи, а потом убеждают вас в непредумышленности сказанного и утверждают, что хотели позабавить вас? Само место, где проводятся маскарады, имеет дурную репутацию. Что вы там ищете? Достойного собеседника? Но маска исключает его, а вести приличный разговор с друзьями там невозможно. Танцевать тоже нет возможности; тогда зачем эти похождения, это недостойное поведение, зачем смешиваться с толпой распутников и непотребных девиц, с иностранцами, слушать их речи и, возможно, самой заводить не приставшие вам разговоры? Скажу вам честно, из-за этого все те, кто вас любит и хорошо о вас думает, возмущаются более всего. Ночью король спит в Версале, а вы в это время развлекаетесь в обществе парижской черни!» Выразив негодование поведением сестры, император призвал ее «сбросить с глаз повязку, препятствующую ей увидеть, в чем состоит ее долг и ее истинное счастье», и помнить, что она «прежде всего является королевой Франции».