Дословный перевод

— А свадьба сестры? Не мог отец пообещать ей в качестве подарка долю акций?

— Через полгода после того, как уехала, я написала на него дарственную. Обратно она пришла разорванная, в том же конверте лежала генеральная доверенность. Если отцу нужны эти акции, он получит их уже завтра, — Алена сильно, так, что посуда на столе звякнула, а в вазе испуганно затряслись тюльпаны, оттолкнулась от столешницы и встала.

— Зачем? — Женька внимательно наблюдал за её движения, пытаясь понять мотивы её поступков. Пока почему-то не получалось — то ли мозгоправ из него аховый, то ли сама Алена поступала абсолютно нелогично. — Ты такая бессреберница, что готова все отдать? Не верю.

— Жень… — девушка набрала воздуха в грудь, чтобы что-то сказать, но на пару секунд замолчала, только резко, со свистом выдохнула. — Скажем так, ничего хорошего мне большие деньги не принесли. И без них вполне проживу.

— Можешь мне сказать одну вещь?

— Спрашивай, я подумаю, — блин, а ведь она могла поспорить, что знает, каким будет вопрос.

— Кто тебя подсадил на наркоту?

Не то, чтобы для Власова этот вопрос был принципиальным, но все-таки хотелось узнать. А узнав, не просто морду набить, а разнести до кровавой квашни, чтобы вместо лица осталось месиво.

Он не раз видел, что дурь делает с человеком, как от неё деградируют, но не мог связать эти картинки и Алену. Она же, действительно, сильный человечек, таких трудно заставить делать что-то против их воли.

— Никто. Потому что подсадить можно, только если человек связан по рукам и ногам, а ему насильно вводят наркотик, пока не появится зависимость. Все остальное — собственная глупость и безволие. И неумение вовремя остановиться, — она отвернулась, не желая смотреть сейчас на друга. Потому что было стыдно за то, какой изнеженной идиоткой была. Думала, что все делается для неё и ради неё.

— Извини, не хотел расстроить, — видимо, не совсем уж Женька был безнадежен, как психолог, хватило ума понять — сейчас к ней лучше не подходить. Но и оставлять одну он её тоже не собирался. — Точно не хочешь пожить пока в другом месте?

— Не знаю, — Герман пожала плечами, благодарная за смену темы, но поворачиваться не спешила.

— Ясно. Тогда устраивай койко-место, я ночую у тебя.

— На кой черт? — Алена сразу забыла про недовольство и приступ самоедства и повернулась к Власову. — Мне утром сменят замки, пока дверь подопру чем-нибудь.

— Ерундой не страдай. И сама отоспишься, и я дергаться не буду. Только дай какой-нибудь матрас, а то на полу спать жестко.

Герман в некотором обалдении уставилась на друга. Да, у них легкие, доверительные отношения, но ночевать вместе, хоть и в разных комнатах, ещё не приходилось.

А ведь это, действительно, решение. Почему-то, только подумав, что этот рыжий насмешливый гаденыш будет дрыхнуть за стенкой, стало гораздо спокойнее и как-то теплее. Все-таки, дружеская поддержка дорого стоит. Конечно, сама Алена предпочла бы переночевать с Инной, но это, во-первых, чревато — если кто-то решит наведаться под покровом ночи, что они, две слабые девушки, сделают? А, во-вторых, никто Власову не отпустит, Сергей и днем-то неохотно делится её вниманием с другими, а уж про, чтобы она осталась у кого-то спать, и вовсе речи не могло быть. Наверное, все никак не мог поверить, что время, когда она была за сотни километров, уже закончилось.

— Хорошо, сейчас вытащу матрас из кладовки и дам постельное белье, — девушка полезла в хранилище всего, что не удалось распихать по шкафам. — Жень, не подумай, что я неблагодарная, но у тебя же своя жизнь, неужели нет планов на вечер?

— Ну, могу же я уделить время подруге, — парень помог ей затолкать обратно на верхнюю полку упаковку с искусственной елкой, которая, того и гляди, грозила с размаху погладить Алену по темечку. — Так что не переживай.

— Ну, смотри…

Быстро приготовив ему спальное место и выдав комплект простыней/наволочек, она ушла переодеваться, только сейчас заметив, что до сих пор щеголяет в рабочей одежде.

— Ален, мне нужно кое-что по работе сделать, не против, если я твой ноут возьму? — стук в дверь чуть перебил шум работающего душа.

— Бери, конечно, он на подоконнике на кухне, — девушка, как раз снимавшая макияж, чуть не ткнула себя ватной палочкой в глаз. — Только там, скорее всего, аккумулятор на нуле, зарядное устройство в нижнем ящике стола в спальне.

— Ага, понял.

За дверью стихло, и Алена уставилась на свое отражение. Снять косметику она успела только с одной половины лица, и теперь выглядела как-то гротескно — правый глаз казался в полтора раза крупнее левого, под которым, к тому же, показались темные тени от недосыпа.

Само присутствие постороннего человека в квартире было каким-то непривычным и обескураживающим. Даже до отъезда из Владивостока, она последние несколько лет жила отдельно. Только после выписки из клиники приехала к родителями, потому что на этом настояла мама.

Снова дико захотелось позвонить ей. Не с целью узнать последние новости — а крутились все разговоры вокруг двух тем, одной из которых была свадьба Алины. Второй же — просьбы вернуться.

И хотя в последний год мама уже перестала рыдать в трубку, но у девушки каждый раз после общения, несколько часов не переставали течь слезы. Да и скучала она ужасно. И по маме, и даже по Алинке с Ильей. Пусть отношения с братом и сестрой не сложились, но и просто так отодвинуть их в темный закоулок сознания не могла. Оттого и не получалось уснуть почти всю ночь после приезда Алины. Это было слишком неожиданно, и потому — болезненно. Жаль, что для сестры она сама существовала, как раздражающая помеха на пути к желанной цели.

Илья… С братом они ругались очень редко, но и дружны не были, хотя разница в возрасте была всего-то три года. Слишком серьезный, погруженный в себя, но, при этом, не смеющий и слова сказать поперек воли отца. Иногда Алена даже не знала, о чем с ним говорить, настолько разными и далекими они были.

А ещё, как ни старалась не думать об этом, тосковала по отцу. Сильно, до скрежета зубов и ломоты в висках.

По жесткому и иногда жестокому, гордому и несгибаемому человеку, который привык контролировать всех и вся.

Любимому папе, учившему играть в шахматы, запускать воздушного змея и ловить рыбу.

Тому, кто оставил без денег, заблокировав после её отъезда все счета, им же самим и открытые.

И от которого в каждый день рождения, проведенный не с семьей, ей приходил букет бледно-кремовых ирисов, любимых цветов Алены. Там не было записки, но девушка даже не знала, а чувствовала, от кого они. Это была их общая тайна, один из многих секретов, о которых никому не было известно.

Прикинув, который час, она отказалась от мысли позвонить маме. Во Владивостоке сейчас половина шестого утра, не лучшее время для попытки узнать, как у них там дела.

Вытираясь после душа, девушка пыталась понять, как ей сейчас разговаривать с Женькой. Вроде, ничего не поменялось, они все те же друзья (тот вопрос и недоверие она ему все-таки простила, хотя, исходя из женской натуры, никогда не забудет), но нахождение в одном жизненном пространстве… И ведь, случись такое вчера, реакция была бы другой. А сегодня, после того разговора, да и вообще после обдумывания некоторых вещей, все виделось уже несколько иначе.

Вытерев полотенцем запотевшее от горячей воды зеркало, Алена показала язык отражению и, натянув свободные домашние брюки и майку, тихонько вышла в коридор. К её удивлению, Власов с кем-то говорил в прихожей, но рассмотреть гостя не получалось — дверь ванной комнаты располагалась за углом коридора.

— … зайду завтра, — пробубнил мужской голос, после чего дверь закрылась.

— Ну, попробуй, — это уже тихий Женькин голос. Но визитер его уже не слышал, так что напутствие, в котором почему-то не было доброжелательности, осталось безответным.

— Кто это был? — Алена подошла ближе, не совсем понимая, почему друг так недовольно на неё смотрит.