Страница 34 из 58
О моих понятиях относительно взаимоотношений между мужем и женой, о том, что я признаю здесь полное равенство прав, но это равенство может осуществиться только при одинаковом образовании. Я предполагаю равенство — иначе и быть не может, ибо я в своей возлюбленной жене хотел бы видеть не только спутницу, которая должна сделать мою жизнь приятной, но и друга, который бы понимал и разделял каждую мою мысль, каждое чувство, от которого в случае нужды я получил бы совет, опору в сомнении, утешение в несчастье.
Всегда был убежден, что в тебе, Пелагия, я нашел того человека, который способен занять именно такое место в моем сердце, и чем больше тебя узнаю, тем больше утверждается во мне это убеждение. Поэтому пусть тебя не удивляет, что письмо твое, написанное 1 октября, наполнило меня тем блаженным чувством, какое бывает, когда видишь осуществление своих мечтаний. Пиши мне о твоих занятиях, делись со мной своими успехами; кроме отрады, которую этим доставишь мне, может быть, мне что-то тебе удастся объяснить, может быть, я смогу быть тебе полезным. Ты говоришь, что чувствуешь слабость своих знаний и интеллекта. Лучшим доводом против этого является само это чувство — ведь еще Сократ сказал, что знает только то, что он ничего не знает. Кто действительно ничего не умеет, тот не учится, потому что не ощущает той жажды знаний, которая развивается в человеке все сильнее с расширением его познаний. В тебе, Пелагия, это ощущение уже есть, может быть, слишком сильное, такое сильное, что сестры опасаются, чтобы усиленная работа не подорвала твоего здоровья. Одобряю твои усилия, даже благодарю тебя, сердечно благодарю, но всякое излишество приводит к плохим последствиям — не расстраивай без нужды здоровье, опасение о котором наполняет болью сердца тех, кто тебя любит. Особенно прошу тебя, чтобы меньше читала и писала вечерами. Помни, что твои любимые глаза должны будут заменить мой, потому что мое зрение, ослабленное тюрьмой, потребует наверняка осторожности при чтении. Сейчас и то большей частью читает мне вслух мой коллега по заключению, но лишь из предосторожности, пускай это тебя вовсе не беспокоит, моя дорогая».
В августе 1864 года исполнилось два года со дня ареста Домбровского и начала следствия. А в октябре, этого года военный суд, вторично рассмотрев дело (первый приговор, вынесенный еще до свадьбы, был сразу же отменен в связи с поступлением новых обвинительных материалов), приговорил Домбровского к расстрелу. В своей конфирмации наместник царя Ф. Ф. Берг нашел нужным несколько смягчить наказание. 2 декабря 1864 года в официозе военного министерства газете «Русский инвалид» все знавшие Домбровского — одни с сочувствием, другие со злорадством — могли прочесть, что он «за учреждение, в бытность в Санкт-Петербурге, тайного общества с целью способствовать подготовлению восстания в западном крае России, преступные сношения с членами мятежнической партии в Царстве Польском и участие в приготовительных действиях этой партии лишается чинов, дворянского достоинства, медалей в память войны 1853–1856 годов, ордена святого Станислава 3-й степени, всех прав состояния и ссылается на каторжную работу в рудниках на пятнадцать лет; имущество же его, как родовое, так и благоприобретенное [ни того, ни другого не оказалось! — В. Д.], конфискуется в казну».
Когда Пелагию отправляли в ссылку, у Домбровского была надежда на то, что по недостатку улик суд и вторично вынесет ему сравнительно мягкий приговор, может быть, ограничится только ссылкой. Поэтому молодожены мечтали, что им удастся добиться разрешения отбывать ссылку в одном месте. После окончательного приговора от их воздушных замков не осталось камня на камне. Сначала Домбровский собирался отложить письмо с горестным известием на более позднее время, но потом решил сообщить всю правду сразу. Отправленный из Варшавы с большой партией осужденных, он писал жене с дороги: «Предчувствия твои, возлюбленная Пелагия, исполнились, хотя и не полностью. Дело мое окончено, только еду я не в Ардатов! Пусть это тебя, однако, не тревожит и не печалит. Судьба, которая дала нам обоим столько доказательств своей благосклонности, наверняка не оставит нас и в дальнейшем. Сохраним только мужество и веру в будущее, потому что по-настоящему несчастлив лишь тот, кто падает духом, кто теряет надежду […]. Хотел написать тебе о моем приговоре ив Нижнего, но, хорошенько подумав, решил, что не имею права ничего скрывать от тебя, моя возлюбленная, хотя бы даже на короткое время. Было бы это отсутствием уверенности в твоих силах, а уверенность эта безгранична».
И судьба еще раз улыбнулась Домбровскому: 2 декабря 1864 года, то есть в тот самый день, когда «Русский инвалид» опубликовал приговор об отправке его на каторгу в Сибирь, он совершил удачный побег и не был пойман, несмотря на все старания царских ищеек Сделано это было как раз вовремя, ибо чуть ли не в день побега пришло предписание задержать Домбровского, чтобы снова предать его суду в связи с показаниями Авейде. Этот деятель, назвавший для спасения своей шкуры сотни участников конспирации, знал далеко не обо всем, что делал Домбровский, находясь в Варшаве. Но и того, что он сообщил, было вполне достаточно для смертного приговора.
Знаменитая Владимирка, по которой при царизме совершали свой путь в Сибирь каторжники с бубновым тузом на спине, начиналась от Москвы. Каторжника Домбровского, прибывшего в Москву из Варшавы в ноябре 1864 года, поместили в пересыльной тюрьме на Колымажном дворе. Это учреждение московской полиции работало в те годы с полной нагрузкой. Оно находилось на том месте, где позже было выстроено красивое здание Музея изобразительных искусств имени Пушкина Польские повстанцы, участники крестьянских выступлений, члены землевольческих организаций — вот основные категории политических преступников, заполнявших тюрьму на Колымажном дворе. Среди них Домбровский легко находил друзей для него многие здесь были людьми одного круга, одних убеждений, одной судьбы. Особенно обрадовало Домбровского то, что нашлись друзья и среди офицеров, несущих караульную службу.
Именно с Колымажного двора и бежал Домбровский Успех побега был обеспечен, конечно, не «благосклонностью» судьбы, а хладнокровием и мужеством бежавшего, содействием заключенных и внутренней охраны и, самое главное, большой помощью со стороны московских подпольщиков. Кто-то из них доставил Домбровскому юбку и женский платок. Он сбрил заранее бороду и усы, напялил под полушубок юбку, почти скрывавшую его сапоги. Затем, завязав большой платок так, чтобы он посильнее скрывал лицо, подхватил валявшуюся без присмотра корзину и смешался с толпой точно так же одетых мелких торговок, которых впускали на территорию тюрьмы для продажи съестного и всяких мелочей. Благополучно миновав охрану, Домбровский нашел безопасный приют и получил подложные документы. По первому из них он был священником Матиловым; этот документ сделали из паспорта видного московского землевольца Николая Шатилова, искусно подчистив в нем первую букву и дописав слово «священник». Второй документ был написан на похищенном революционерами чистом бланке так называемого «указа об отставке». Бланк был заполнен на имя полковника Рихтера, после чего Домбровский пошел с указом в канцелярию московского генерал-губернатора и заявил о намерении поехать за границу. В канцелярии среди посетителей случайно отказался один из офицеров, хорошо знавший его подлинную фамилию. Беглец пережил тяжелые минуты. Однако офицер, поняв, в чем дело, промолчал, и Домбровский вышел из канцелярии с настоящим заграничным паспортом на чужое имя.
Болеслав Шостакович, Николай Ишутин и некоторые другие из московских революционеров, допрашивавшиеся впоследствии, не имея возможности полностью отрицать свою причастность к побегу Домбровского, заявили, будто ничего не знали о Домбровском раньше и помогали ему, совершенно случайно встретив на одной из московских улиц. Трудно Поверить этой версии, явно придуманной для того, чтобы запутать следствие, потому что факты противоречат ей. Они доказывают, что побег был подготовлен извне, что Домбровский получил от московских революционеров заранее подготовленный безопасный приют, «чистые» документы, деньги и адреса петербургских единомышленников.